* * *
Дожди - как капли акварели
на рукавах твоей любви,
с которых листья улетели,
приняв чужой невзрачный вид.
А я все ждал, что на палитре
когда-то прожитых часов
я разгляжу картину мира
от сложных формул до азов,
окольцевавших лунный берег,
вчера сидевший у стола.
Из рук твоих я выпил Терек
и стал текучим как смола.
А нам навстречу шли страданья,
входила жизнь через окно,
и я в обмен на притязанья
заместо крови пил вино.
И мир кричал как черт на плахе,
и осень нас пустила в рай,
и мы с тобою как монахи
вошли обратно в отчий край.
* * *
Пересилила воля сознанье,
разделилась на части душа -
одинокий пророк мирозданья
умирает во мне не спеша.
Облака проплывают над бездной,
опадает цветная листва,
стало тверже алмаза железо,
стала мягче перины трава.
Но на этом пути в зазеркалье,
задержусь я на несколько лет.
Пересилила воля сознанья,
пересилит и память обет.
* * *
Вот стекают слезы с крыши
да по стенам из соломы.
Ты теперь меня не слышишь,
впрочем, мы едва знакомы.
Я прочту тебе мимозы,
напою водою небо.
Вот стекают с крыши слезы
и ползут по стеклам слепо.
Заглянув в чужие окна,
помолясь о нашем прошлом,
Ты, как снег весной, поблекла,
все святое сделав пошлым.
И, наверное, не стоит
обижаться друг на друга -
снег без нас любовь построит
в спальне леса вместе с вьюгой.
* * *
Все тот же взгляд, все та же параллель,
а на помойке - связка старых книг,
журналов связка, серая шинель -
мне прошлое отрезало язык,
лишило речи. Может быть в скверу
найду я память, рухнувшую на
квадрат окна, погибший на ветру,
как прОклятая небом тишина.
И разбегутся мысли вкривь и вкось.
Никто не жив. И смерти пустота
сдвигает свою собственную ось
на угол, равный высоте креста.
"Как хорошо, что некого винить"
Да, хорошо, согласен, но порой
так хочется с утра про всех забыть
и вспомнить вдруг, что мир совсем иной...
* * *
Весна, как всегда, неожиданно входит в дом,
окно открывает ключом из берез и ситца.
Врывается воздух в комнату. Мы вдвоем.
Отчаянно плачут коты и чирикают птицы.
Пол залит светом снова живых картин,
полночь раздавлена голосом телефона.
Я иду по привычке в закрытый тобой магазин
купить молока, газетенку и четверть батона.
Я буду любим, несмотря на манеру пить
черный чай из бокала с иероглифом и посланьем
от того, кто ушел, не сказав мне, как просто жить,
если знаешь с утра, что не выполнил обещанье.
* * *
Я искал тебя в зарослях тростника,
ставил чай на огонь, разжигал камин,
потому что за мною пришла тоска.
Проще ехать в гробу, чем плестись за ним.
Ты прости, если я не умел любить, -
ведь учить было некому, и потом,
если честно, то мне все равно, с кем жить -
хоть с замужней вдовой. Одинокий дом
параллелен дням, проведенным здесь -
в тишине тюрьмы, где сидят цари
и играют в покер, чтоб выиграть честь
у все тех, кто расстрелян в лучах зари.
Это все не относится к делу, ведь
я пишу, чтоб в какой-то там раз сказать,
что уснул до весны, как больной медведь,
а когда я проснусь, будет день опять
все такой же как мы - одинокий, злой,
растревоженный бликом на потолке,
и в конечном счете для нас с тобой
нет другого пути, как вдвоем к реке.
* * *
Я ныряю из омута в яму волчью,
помолившись о совести на прощанье.
Я опять одинок этой тихой ночью,
я прошу на паперти обещаний.
Мне на шею повешены сны и петли,
растревожены ветром кресты на храме,
признаюсь: в этой жизни я часто медлил,
оживлял непопадя оригами.
И в горсти я, как бабочку, нес обиду,
но тебя никогда не менял на воду,
и когда распинали - не подал виду,
и когда мне молились - просил свободы.
Только ты воскресаешь мой свет и разум
и даруешь надежду на жизнь иную.
Мое сердце - как роза в микенской вазе -
умирает, как только его целуют.
И скажу напоследок, что только вечер
мне возможность дает говорить с тобою.
Одиночество страшно. И город вечен.
Как борьба неустроенности с судьбою.
* * *
Как одинокий баловень судьбы
я бытия считаю перспективу,
и жизнь моя подчинена мотиву
извечного, как небо, "если бы..."
В сыром лесу почивших городов
я достаю свой перечень столетий -
их имена изменят наши дети
и осчастливят этим наших вдов.
Тебя я звал вчера издалека,
пытаясь утонуть в поэмах сосен.
Я был уверен - мне приснится осень,
но мне все время снился твой рукав.
Я - бедный эллин - жду твоей любви
подобно Александру и Роксане
и вижу слезы как росу в тюльпане
в чужом очаровании Невы.
* * *
Расшатаю и выкину все гнилое,
белым снегом засыплю свою могилу.
Помяни-ка со мною житье былое,
о котором ты, впрочем, уже забыла.
Захлебнется туманом усатый стражник,
но не кинет полушку ни мне, ни Богу.
Я запачкаю небо кровавой сажей
и покину на утро свою берлогу.
И послышатся вздохи по всей округе,
соберутся на вече князья и братья,
предадут, разыграют меня подруги,
разменяют на сотни богатых ратей,
расшатают и выкинут все былое
и положат по камню в мою корзинку.
Поменяй на любовь свое счастье злое
и найди свою собственную тропинку.
* * *
Отгородив себя от суеты,
я отвергаю прошлые обеты;
на том и этом непокорном свете
мне виделось одно лишь слово "Ты".
Когда-нибудь я снова прикоснусь
к похожему на снег зимою платью,
и в тот же миг неведомые рати
заместо счастья вновь захватят Русь.
И как немой немым я говорю,
что не несу в душе своей обиду -
она спешит на исповедь к Давиду
с собой забрав сирени и зарю.
* * *
Я ушел обнимать мой непрожитый день,
ясным светом хвои воскрешать берега.
На палитре я смешивал память и лень
и растапливал небом чужие снега.
Выходил на простор, говорил об огне,
помолился о смерти пред ликом икон.
Ты и в снежном романсе дарована мне
и твоими глазами мой мир исцелен.
Возле устья хмельного уставшей реки
начинается жизнь черно-белых обид.
В снежном поле блуждают любви огоньки,
и звезда со звездой обо мне говорит.
* * *
Я не выйду из тени кудрявых берез,
по замерзшей дороге пойду не спеша
целовать твои пули в казенный засос
и подобно царям пить из злости-ковша.
Надеваю на тучи дырявую ткань –
ту, что дьявол стирал на пороге зимы.
Мне бы снова найти эту вечную грань
между мною и светом далекой тюрьмы.
* * *
Где моя одинокая ноченька?
Где мой царь? где мой конь? где копье?
Подожди меня милая доченька,
научи разгонять воронье.
Выйду снова на вольную волюшку,
на железную лягу траву.
Тихо вспомню тяжелую долюшку
и кольцо бытия разорву.
* * *
По дороге лесной - сапогами-дозорами,
по гранитному небу - невнятными ссорами
я пойду на заре этой проданной осени
подбирать то добро, что вы некогда бросили.
* * *
Потушу одиночество тихим пламенем
и украшу чужим свое сердце знаменем.
Пустоту растранжирив, опять потеряется
в этом мире не пьющий с рождения пьяница.
Мы утонем в лесу – никуда он не денется,
завтра тихо заплачет убитая девица,
наши годы как волки незримо кусаются,
неродившийся сын своей матери кается.
* * *
Справедливости ножами отсекаем мы беду –
маршируют злые черти и дудят в свою дуду.
По заплеванному быту ищем пепел до зари,
в изнасилованном море зябко светят фонари.
Мы не можем не бояться, мы не можем не стареть.
городили огороды – получилась снова смерть.
Ярким диском с позолотой в небе лампочка весит.
Мне не спится этой ночью, и пожар крестом грозит.
апрель-май 2007.