Окрыляет меня тишина,
снова слышу заветную песнь:
«Я по первому снегу бреду»,
протрезвившись, отбросив лесть.
И малыш мой смеётся в ответ,
распускается солнечный луч,
и несу свой прозрачный крест,
и не видно на небе туч.
Заиграл вдруг простор и ожил,
закружилась моя голова,
сколько песен, увы, не сложил,
и страница пуста и бела.
Испугался хмельной болтовни,
испугался колючих слов.
Понял, в мире мы все и одни,
и никто не лишён оков.
В белоснежном пространстве тоски
я увидел хрустальную боль,
и стучат седовея виски,
и я плачу, картонный король.
Эта вечная грусть и разврат
дикой, страшной, дремучей души,
это огненно-жаркий ад,
это ор в необъятной тиши.
Я украдкой смотрю на любовь
юных дев и старых бродяг,
но моя синевеет кровь
и улыбки нет на устах.
Вот от зависти сморщился стих
и погас благодатный огонь,
вечер мудр и прозрачен и тих,
но издох мой возлюбленный конь.
Что же делать, а вдруг не любил?
Это страшно, но это так,
я стою и смиренно жду,
кто положит в ладонь пятак.
О, найдите поэту любовь,
о, простите ему грехи,
чтобы ожил и жил, и вновь
потекли святые стихи.
Чтоб воспел он прозрачную боль
белый вечер, лазурный храм,
Тише, слышите?...
Это шаги …
уводящие в нежное Там.