Взрастает день, как день.
Взгляд неподвижен, строг.
Лишь пальцы длинные, как кончики судьбы
из нитей вечности сплетают ткань сомнений.
Отчетлив каждый жест в движениях руки.
Крупье.
В его руке - игра.
Двенадцать раз подряд число двенадцать изберет
и джокера мизинец выдвинет со дна колоды ровной.
Суть постоянства - в завершенности "вчера".
И в предрешенности "сейчас" - застынет "завтра".
Наставший день стучит,
надменно бьет в висок
Динь-день.
Дин-дон
Динь-день.
Случайностей незыблемый черед
игра не признает и не признает.
Податливость костей,
и карт,
и обороты глобуса,
и поворот судьбы.
И мир, как предсказуемость,
и люди,
проснувшись по утру
перебирают тапочками сонно
знакомую дорогу
от одеяла к чайнику -
пути ко всем на свете храмам,
к домам под крышами,
крестам.
Как будто невзначай,
колеса вдруг закрутятся навстречу,
и нам ответить будет просто нечем, -
мы игроки.
Все правила написаны до нас.
Вслед за двенадцатью опять с нуля
начнет отсчет эпоха.
Холодный циферблат
с усмешкой шулера лукаво подмигнет,
начнут скользить две стрелки друг за другом.
Крупье.
Взгляд ощупью по пальцам соскользнет,
у переносицы зрачки сойдутся в точку,
и стрелки встретятся в обманутом кругу.
Динь-день, -
бубенчик с шутовского колпака смеющегося джокера.
И лица мне в упор.
Меня вы не гоните -
когда настанет час
я сам от вас
уйду...