Животный, почти судорожный, страх медленно пережёвывал мои сомнения, лишал меня последней надежды, сжигал несбыточные хрустальные мосты моего настоящего. Безнадежность и сквернословное детское отчаяние устраивались на нескончаемый ночлег. Звёзды неоправданного, сковавшего меня ужаса суетливо рисовались в моих затхлых мозгах. Неизбежные сцены мокли под дождём сорванных декораций и обрывок газет. Закостеневшие останки примитивных мыслей выкорчёвывались с корнем безоговорочной паникой. Они прятались в закоулках бренного ума, наивно полагая, что могут спастись, путались, цеплялись друг за друга и за разум, без того уже изодранный, сочились словно восклицательные знаки и пошло запинались о несглаженные углы рассудка, матерились и пытливо щурились в наступающую темноту страха и его любовницы - отчаянья. Кромешное прошлое и использованное настоящее устремлялись в несуществующее будущее, возвращались из ниоткуда и исчезали в нигде. Предопределёность отпала в виду чуждости моему нелепому существованию. Хромая судьба сурово ковыляла в подворотню, яростно подмигивая, как бы напоминая о том, чего не было и что никогда не сбудется. Смена картин достигла апогея, и я перестал смотреть. Животные инстинкты, придавленные мною и временем, рвались на свободу, и свобода от них свирепо отпихивалась.
Вот вам скупые радости и безжалостные праздники!
Вот вам сердобольные понедельники и вседозволенные милости!
Вот вам кренделя, да бублики и пуд соли с лихом!
Вот вам щедроты пёсьего ожидания и сопливые гадости!
Краюшка хлеба на паперти...
Заскучало солнышко, ухватившись за кусочек неба звёздного. Отступила безоблачность горевавшего счастья моего под натиском холёного завтра. Что ж будем калачи сушить да укладывать в котомку. Что ж будем яростно целоваться с вновь осиротевшим кукушонком. Что ж будем в прятки играть с настигающим завтра и распихивать корыстные мысли по тумбочкам. Торопись, а не то не успеешь. Ведь осталось всего два дня, да и то прошедших...
fall'98