Когда геометрия моего черепа
Нарушена ударом тяжелой кувалды,
А разум дубовым столетним деревом
Нависает над планетой как фалды
Королевского кафтана однажды
Парили над мрамором древнего замка.
Пыль столетий, вздыбленная лишь дважды,
Как в юности и ее конце самка,
Не желающая принимать свою древность
Тихо и беззвучно умирает,
В глазах глубоко прячет к жизни ревность
И от бессилия сопротивления страдает.
Роняется в ту же пыль слеза,
На мгновение пыльную бурю рождает,
Которая навсегда застилает глаза.
Дым от моей сигареты не тает.
Дым от неё темно-сиреневый
Правильно очерчивает неверную геометрию
Моего ударенного черепа.
И мысль последнюю из него выветриваю.
Как восхитительно пусто в разуме,
Совсем не ветвятся редкие извилины.
Все по стенам черепа размазано
Изнутри, как в мыльнице, без мыла намыленной.
Глаза широко открыты от ужаса
Смотрят вовнутрь, не мигая и подозрительно,
Как бы ожидая неожиданного возгласа
От острой боли и доверительного.
Теплая струйка жидкости темно-алой
По ноздре стекает на губу верхнюю.
Сколько же от удара по черепу кувалдой
На плечи покатые упало перхоти.
И сгибаются плечи под её тяжестью,
И гнутся ноги, постепенно подкашиваясь.
От не решения проблемы главной важности
Я изыскано и независимо изнашиваюсь.
30 мая 2000 г.