я выключаю телевизор. но я пишу тебе - письмо. в холодном воздухе сентября твоё лицо - словно подводная лодка. я знаю, это уже было, знаю, но.. когда же эти птицы вернутся обратно? серебряным клином, серебряной клинописью? когда же эти птицы вернутся обратно.. столько лет идёт война и я забываю твоё лицо. твоё лицо. этот голос прекрасен – а – этот – голос – особенно нежен, и плечи вздрагивают, может быть, ты плачешь, но.. так холоден воздух, так прозрачен.. лёгкие листья, цветные пятна тротуара, а ты – теперь я вижу это совершенно отчётливо – плачешь, но твоё лицо темнеет как провал, я не вижу твоего лица.. тайное сердцебиение этого дома – нервы под сгнившей штукатуркой, струны охватывающие квадраты комнат, люди в изуродованных креслах перед искажёнными иконами, в инкубаторах мёртвых рыб телевизоров – кольца снега. странно, я чувствую, как дрожит твоя кожа, как бегут по ней искры электричества, как белеют сжатые губы и чернеют глаза, словно ртутные бомбы, я даже слышу взрывы.. (дай мне напиться железнодорожной воды) я подхожу к открытому окну, я вижу далёкие огни мёртвых, но зовущих городов, автоматная очередь выбивает мелкую каменную крошку из бетонной плиты, я равнодушно достаю папиросу, закуриваю и медленно массирую шею.. сплошной чертой лазера стирается половина соседнего здания, вместе с автоматчиком, я выдыхаю дым.. как холоден воздух.. и твоё лицо – в эпицентре этой гематомы памяти – провал, чёрное стекло сентября, тайный, но уже тусклый свет. я знаю, это уже было, знаю, но.. кольцо размыкается, механика времени – разрушена, теперь я выбираю - дождь.