Никто не вечен под дождём,
тем паче тот, кто Вами прожит,
воспоминание о ком
Вас ни на децил не тревожит.
Что из того, что у него
стоит - как флаг на поле брани,
превыше бога самого,
Святой земли обетованней -
вопрос: «А на фиг?» Но - увы:
никто не даст ему ответа,
поскольку даже сами Вы
врубиться не смогли бы в это.
И он стоит с бычком в зубах,
своей судьбы не обоняя.
К нему на согнутых ногах,
как гвоздь себя в судьбу вгоняя,
шагает полиционер,
за ним - ещё один шагает:
им положительных манер
(по лицам видно) не хватает.
Финал вполне определён
(ведь мог бы дать им на бутылку –
но, чмо, не даст!). Получит он
дубинкой крепко по затылку;
зато в кутузке понимать
начнёт, истоптан весь и гадок,
о том, что надо потрафлять
блюдущим наш правопорядок.
А Nota Bene будет в том,
что Вы, того не зная сами,
не лоху с тощим кошельком
сломили стрелку под часами -
в его лице забили Вы
на всю отжившую Россию,
сиречь на догмы, что мертвы,
на колокольчики степные,
на сало, квас и самогон,
на балалайки и гармошки,
и на реликтовый гондон,
который Вы внутри матрёшки
нашли у матери с отцом
в своём девичестве щербатом;
хоть батя был почти скопцом,
и дурой - мать, но суть видна в том,
что ненароком пробил час -
и Вы без страха и упрёка
тому, кто в баксах ценит Вас,
себя вручили волооко;
и в этом Ваша - не вина
и не беда, но честь и слава;
всё вылезает из говна:
цветы, кустарники и травы,
тем паче Родина, и с ней
души прекрасные нарывы...
Победно дует наш Борей
в окно, которое смогли Вы
протрахать с юной простотой
в Европу, в Африку - повсюду,
где Вашей русской лепотой
легко зажечь мужей, покуда
в Рассее тьма таких девчат,
о коих мэны памятуют -
«In vino veritas!» - кричат
и звоном рюмок салютуют
с глазами кроликов... Итак,
пока любовь ещё быть может,
Вам не грозит законный брак,
но пусть Вас это не тревожит...
Всё это было бы смешно,
когда бы не было до фени;
Вас поимеют нынче, но
Вы вновь, без устали и лени,
идёте деньги зароблять,
летите к радости и свету,
желая щедро наделять
собой Отчизну, всю планету,
Вселенную, в конце концов;
короче, всех, кого возможно
причислить к племени самцов...
И так беспечно, бестревожно
по тихим улочкам идя,
собою вечер озаряя,
Вы, как богиня, как дитя,
шагаете, не замечая,
что позади Иисус Христос
плетётся рысью как-нибудь
в пушистом венчике из роз,
и вся его в засосах грудь…
и старый мир, как пёс безродный,
бежит вприпрыжку за Христом -
лишайный, грязный и голодный,
с консервной банкой под хвостом...