Помню

Аник Натка
...Луг, на нём полно колокольчиков, ромашек, "липучек"… Зной.
Мы с мамой идем работать. Она будет косить , а я – раскидывать скошенную траву. А когда устану – просто сидеть рядом, чтобы ей "было веселее". У мамы вид не веселый, а озабоченно-серьезный. Она привыкла много и трудно работать. А я, в своём маленьком возрасте, понимаю, что так надо и не представляю, что можно как-то по-другому.
В небе звенят жаворонки. Воздух горяч и наполнен множеством звуков и запахов. Я маленькая, лет шесть, и мне разрешается часто отдыхать. И я то срываю землянику; то, обнаружив муравейник, долго и восхищенно наблюдаю за его жителями. Мне нравится послюнявить травинку и положить на муравейник, чтобы потом облизать с нее кисленькую "муравейную" кислоту
Мама позвала обедать. Открыла запечатанную газетной пробкой бутылку с молоком, нарезала мягкий белый хлеб. Достала из сумки вареные яйца и зелёные перья лука.
Я не помню: разговариваем мы с ней о чем-нибудь, или болтаю только я, а она, уставшая, просто ест, чтобы потом посидеть еще минут десять и снова приступить к работе. Кажется, что я устала не меньше, чем она, я же еще не знаю, как непросто махать целый день косой. Мне видится это легким и веселым занятием: cкошенная трава сочно крякает и ложится ровными толстыми рядками. Но мне уже надоела жара, мухи и пауты, пристающие к липкому от пота телу, уколы скошенной травы… Мне хочется домой, к своим детским заботам и забавам. Я жалею маму, чувствуя, что она устала "не меньше меня" и видя, как сгорели на солнце ее руки: от кончиков пальцев до края коротких рукавов блузки. Но, жалея, я и злюсь на нее: почему она мучается сама и мучает меня?
К вечеру она то ли устает, наконец, до решения "на сегодня хватит", то ли заканчиваются поляны с травой, и мы направляемся домой. Идем долго – больше часа. Нам не до разговоров, и я  только смотрю под ноги, чтобы не запнуться, едва поспевая за спешащей к другим домашним делам мамой.
В одном месте мы недавно видели греющуюся на солнышке посередь тропки змею, и я особо бдю – высоко задираю ноги, проходя этот  опасный участок пути.

Заканчивается еще один день летней страды и нашей с мамой жизни. И я еще не знаю, что через тринадцать лет мамы не станет… Она уйдет от меня, от всех нас, не дождавшись дня, когда я стану достаточно взрослой, чтобы задать ей смелый вопрос: "Мамочка, а ты счастлива?"

Я до сих пор не знаю – была ли с нами счастлива моя мама…