На койке больничной в бреду лежала,
Она и лишь имя одно твердила,
А в коридоре Сережка ждал,
И все сигареты курил он.
Он знал, он помнил – она просила,
Уйти его и не ждать,
Но все одну за одной курил он,
Не в силах любовь предать,
Вскоре на лестницу вышла мать,
Похожая тогда на старуху,
Слезы не давали ей ни думать, ни дышать,
Не был на свете большей муки.
Сколько диагнозов ставили мудрых,
Куча лучших врачей,
Снова мать ей поставила утром
За здоровье двадцать свечей.
За больницей другая больница,
Потолок лишь такой же белый,
И занудные серые лица,
И катетеры в тоненьких венах.
Не хотела она, чтобы знали,
Про ее сильнейшие боли,
Чтобы мать в туалете рыдала,
Ее парень, подруга Оля…
За окном был лишь снег и стройки,
Пахло холодом от ноября,
И она на больничной койке
Успокоилась навсегда.
Двадцати суждено исполниться,
Двадцать первому – не судьба,
Для друзей это повод собраться,
А для матери горе! Беда!
А друзья всежь какие-то странные,
Отыскали подруг других,
Красота ее неустанная
Привлекала всегда лишь их.
На Ваганьковском, на центральном,
Суждено Настюшеньке спать,
Как всегда, облачившись в траур,
На могиле стоит ее мать.
2001