Я от гриппа прилежно лечусь...
Сквозь недоброе марево хвори,
как по мутному небу лечу,
как в Саргассовом плаваю море.
От всего отрешусь, отлежусь,
сбросив крест суеты и мороки.
Отвали, заоконная жуть,-
cырость, мОроки, гоги-могоги.
Сквозняки прилетают ко мне,
лижут щеки, шушукают что-то
и материю штор на окне
возмущают игрушечным штормом. .
Ног не двинуть, а руки – едва.
В скорбном ливере горечь и смута.
Чижикпыжикова голова –
ерундою кипящей надута.
Гуды в ней, голоса и звонки
и какая-то ворвань тюленья,
и пигмента в воде языки,
и сандаловых палочек тленье.
Смежив веки палимые, жду
откровения, знаменья, знака,
что написано мне на роду,
в чем какая зарыта собака.
Вот прольется во тьму моих глаз
свет божка, фетиша ли, интруза,
запоет электрический глас
из глубин истуканьего пуза...
Зря губу раскатал голубок –
ничего не случится, однако.
Не засветится Будды пупок,
и не будет отрыта собака.
Не научат ни дух, ни пророк,
не рассмотрят в дымящемся чане,
где искать мне удачу и прок
и какой опасаться печали...
Так что я, отвалявшись в поту
и осилив недолгую немочь,
с головою нырну в суету –
профпригодный, здоровенький неуч...