Рамы этой мансарды, как крыльями стриж,
Разрывали прозрачную вязь поднебесья,
А с брусчатки смотрел с любопытством Париж,
Как случайный зевака на их куралесье
Затянувшись, довольный собою вполне,
Развалясь на скамье, что напротив порога,
Он презрительно щурил глаза на Манэ
И небритого, в выцветшей блузе, Ван Гога
Но сменив настроенье, одежду и вид,
Одобряя свое отражение в луже
Он, забросив солидность, степенность и стыд,
Сыпал шутками в шлюх и пьянел в «Мулен Руже»
То слонялся, не чувствуя боли в ногах,
Умывался водою протухшей из Сены,
Ночевал под мостами, а на чердаках
Падал с хрипом на пол и прокусывал вены
Исчеркав по ночам, утром комкал листы,
Скорбно плечи сгибал, как под тяжкою ношей
И дарил непонятные людям холсты
Чужеземцу с фамилией странной – Волошин
Он в тумане, как в радуге, видел цвета
Не позволив себе быть к кому-то поближе,
Чьи-то чувства и боль – это все суета
Он всегда и везде оставался Парижем
Изнуренный любовью, пресыщен и пьян,
Он болтал подступающей скуке в угоду,
Как соломинкой, брошенной вяло в стакан,
Башней Эйфеля лунный коктейль небосвода
Вдруг листвою каштанов устало вздыхал
И с отчаянной щедростью, словно монеты,
Одряхлевшему миру в ладонь рассыпал –
Живописцев, ваятелей, зодчих, поэтов…