Одна из тех,что моет шею по утрам, засмеялась около моей двери. Ей не был знаком запах пожелтевшей бумаги и листопада. И мой простой вопрос об осени и холодном дожде заставил её задуматься.
Она отличалась от другой, знающей мои стихи, удивительной чистотой и нежностью глаз. Собственно, глаза - это её самое красивое приобретение. Та, другая, могла бы затмить её дурманом телесных нег, но только не светом глаз.
В полупустом зале кинотеатра её ладонь лежала трепетным мышонком в моей ладони. А мгновенно пришедшим вечером этот мышонок трепетал на наших губах.
Но всё это было пустым повтореньем сотни стремительных вечеров. И первый, и последний вечер обязательно заканчивался и переливался в тесную городскую ночь, где стены домов падают на свет одиноких фонарей.
Она исчезла также быстро, как появилась. Мой звонок прозвучал в пустоту. Она унесла свои чистые глаза в другой трёхкомнатный мир.