Пенопластовым крошевом снег разметелится.
Сонм вчерашних побед в пустоту перемелется.
Топью смрадною твердь под ногами разверзнется.
Безрассудная блажь, и, совсем не ко времени, -
собирать урожай из прогоркшего семени,
вдруг проросшей во мне отвратительной мерзости.
Белый стол обрыгали мне съеденной падалью –
не друзья, не враги. Не спросивши – а надо ли?
Жадным ртом облизав, впились в шовчик изнаночный,
разорвали рубаху. Кровавыми клочьями
перепачкали стены; движеньями точными
раззаначили нагло мой «Пилзенер» баночный.
Хриплый стон под столом мне всю душеньку вымозжит.
В луже – друг; не беда, его кто-нибудь вылижет,
отымеет, затем, придушив грузным выменем, -
объясняться в любви будет долго и муторно.
Для известной особы, скажите, - не мудро ли:
не узнать, расставаясь, ни адрес, ни имени?!
Провались в преисподнюю, сгинь – настроение праздное!
Я укрою себя плащаницею грязною.
Сквозь паркет – белена прорастает и стелется.
Мне не надо кровать, - предостаточно полога.
Я за шкирку к окну потащу себя волоком.
В Санту и Рождество – мне сегодня не верится…