Кладбище (тема Марины Поповой).
Мы забрели однажды с папой
в огромный старый парк.
Отец сказал, что здесь когда-то -
был чудный зоопарк,
где жил медведь с огромной лапой,
жираф щипал листы…
Я горд моим любимым папой, -
он знает всё. И про глистЫ,
компьютер, трактор, автоматы,
про детский организм.
Сейчас он - врач, а был когда-то -
прекрасный пианист.
Бродили долго, солнце село,
цветы раззолотив;
и из «Христа» отец умело
насвистывал мотив.
О, чудеса! Оградки всюду,
железные кресты
и надписи: «…я помнить буду
до гробовой доски…»
-Скажи мне, пап, а что такое -
«до гробовой доски?»
Отец нахмурился, рукою
потёр свои виски.
-Я объясню, пожалуй, слушай.
Все – смертны. Это факт.
Покинули тела здесь души
тех, у кого инфаркт,
инсульт, убийство, утопленье,
кто был желудка раб,
чьё невозможно исцеленье…
-Я, кажется, всё понял, пап.
Лежит под холмиком, и не болеет -
больной, который заболел.
А сверху холмик его греет,
и никаких домашних дел.
А по ночам он ест печенье,
конфеты, пряник, мармелад.
Но днём сидит - без развлечений
и стережёт пиратский клад.
ВорОны каркают не просто,
чтоб не забрался хитрый вор.
Им рассыпают рис и просо,
у них - взаимный договор.
В гробах, как в кадке, здесь деревья;
грибы, как столб, растут.
А иногда из той деревни -
ещё больных несут.
При этом плачут все, наверно -
от жалости к себе.
Ведь жить с больными – просто скверно,
не зАвидно судьбе!
А может маме в честь субботы
цветочки подарить?
Пусть отнесёт их на работу
и будет говорить:
мой сын – заботливый и милый,
букетик мне нарвал!
Ведь ты не выдашь, что с могилы
я утром их украл?
Дар речи потерял мой папа,
прослушав монолог.
Лоб промокнУл холщёвой шляпой,
лишь «…да-а-а…» сказать он смог.
-Что за бардак в твоей головке?
Откуда эта хрень???
Ты – огорчаешь, сын мой, Вовка.
А поразмыслить - лень?
Абсурдно то, что ты поведал!
Нам будет всем урок.
Все диски, телевизор, «Сегу», -
я закрываю под замок!
Так наказуема болтливость,
я вдруг прикинул в миг.
Но без неё – ума пытливость -
для тугодума – пшик!