Биврёст над Северной Венецией

Чёрный Георг
Вечерний бриз уносит стайку голубей;
их обезлиственные ветви притянуть
уже не в силах. Сквозь распластанный четверг
я штрихпунктиром пролагаю путь – в себе.
Земля бросается под ноги... – для чего?
И отчего я не снижаю темп ничуть?..
Мой взгляд невольно устремляется наверх,
где жидким облакам дано пресечь его.

На город сумерки торопятся наплыть,
такие белые –
для тех, кто никогда
не наблюдал июньских питерских ночей.
И я слежу, как вдоль торцов колонн и плит
снежинки формируют – знаки и слова.
И чьи-то мысли, как тяжёлая вода,
всё прибывают, затопляя мой – ( н и ч е й ) –
кисельный берег,
из изюма острова...

Тропою ложных солнц невесело идти.
Живородящими туманами влеком,
я различаю инвективные слова
в той lingua franca, что у "hoi polloi" в чести...
Но я дойду.
И осознаю.
И возьму.
И удивлюсь: “А говорили – далеко...”
И у меня на коже вырастет трава,
корнями – к турсам уходящая, во тьму.

Когда заметишь, что притих и поредел
вечерний воздух,
вспомни: лёгкие – одни
у нас с тобой.
И час приходит – разбудить
царя на лошади, присевшей в песаде.
Как заразителен дворцов ночной fatigue!..
Топлёным маслом растеклись в Неве огни...
И, как последний могиканин-следопыт,
я знаю точно, что там ждёт – в конце пути,

в котором больше красоты, чем простоты,
в котором нет – ни темноты, ни пустоты...
В котором чувства облетают, как цветы.
В котором время
остановлено почти.
В котором звёзды ухитряются остыть.
В котором мне видны – из радуги мосты...
Но, несмотря на то, что дальше – только ты,
я не уверен,
что уже готов – найти.