...а вот умрёшь, и что тогда приснится?
Какие-нибудь муторные сны...
Ко мне приходит странный фогель – Птицын
с моим лицом. И что мне делать с ним?
Его вялотекущая природа
хитра как откутюровский покрой.
Громадину его громоотвода
не прошибить божественной искрой.
То он стальной многоугольной глыбой
тунгусские просторы бороздит,
то – в сущности, не мясо и не рыба –
ползёт по дну как некий рыбокит.
Мир – окиян, и он в нём вроде шлюпа.
Он говорит: вода, вода, вода...
И – на тебе – как волосы у трупа
стихи растут (такая лебеда!)...
Их как ни лей, а всё выходят пули,
мирок в себе в скорлупке броневой.
Господь посмотрит и покажет дулю
прибитой к древесине пятернёй.
А Птицын, что ж... Он теребит основы,
и, выдохнув, свободно и легко
выстреливает следущее слово
в дырявый млечный путь как в молоко.
Согласно своей двойственной природе
с меж «да» и «нет» восставленным тире,
с моим лицом куда-нибудь уходит,
все выраженья начисто стерев.