Сон прервался на Рассвете,
без пяти минут четыре.
Чай горячий, сигарета
я одна в пустой квартире.
За окном гуляет ветер,
на скамейки сыпет листья,
пёс, с всклокоченною шерстью,
во дворе хозяев ищет.
Гулко шаркает метёлкой
дворник в шапочке с пампушкой.
Томик Пушкина на полке,
И Булгаков – под подушкой.
Маята до полвосьмого,
и в подъезде дурно пахнет,
Осень – мокрая ворона
расклевала скудный завтрак.
Наконец пора в дорогу.
до метро плетусь лениво,
в переполненном вагоне
руки – ноги отдавили.
Неужели, добры люди,
вы настолько озверели;
ради зёрнышка на блюде
потеряли, что имели.
Ум подальше отослали,
честь- покоится в помойке
Сивый Мерин, зубы скаля,
проскакал нарочно бойко.
«Комсомольская» бурлила,
эскалатор сбавил скорость,
вышло очень некрасиво-
хвост показывает поезд.
Ожиданье длится вечность
на заплёванном перроне,
расписанье бессердечно,
телефон остался дома.
Прибываю слишком поздно,
не надеясь на «прощенье»,
диктовать свои условья
не удастся мне, наверно.
Тёмным вечером в парадном
собирает дворник мусор,
на асфальте лужи в пятнах,
фонари мерцают тускло.
Ноги – стёртые до боли,
каблуки своё отжили,
что-то падает со звоном
на соседскую машину.
Раздаётся звук, похожий,
на тяжелый вздох гориллы,
и хозяин в пёстрых шортах
выбегает с ломом длинным.
Мы успешно отыграли
сказку-притчу отчужденья,
тени спрятались в подвале,
во дворе гитары пели.
Без запинки и загвоздки
льются тексты –разговоры,
Эти вольные подмостки,
не нуждаются в суфлёре,
Сон прервался на Рассвете,
без пяти минут четыре.
Чай горячий, сигарета
я одна в пустой квартире.