Хоронят Харона. Пылает ладья.
Огонь отражается в Стиксе,
лениво всплывая из небытия,
где мрак, словно челюсти, стиснут.
Но только не примут его берега,
глухие к страданью и боли.
Усталое тело уносит река
с последним заветным оболом.
Что было, то было, быльём поросло,
и травы по-своему правы.
И новые руки сжимают весло,
и снова легка переправа.