сурико невская

Анастасия Вишня
дневники годовых катаклизмов (цикл стихотворений сурико невской)



по датам, отмеченным мелом
брести, отрывая листочки
весь траур затерт и источен
твоей одноглазой, несмелой
резиночкой. вымарав встречи
в оранжевой ручке-лисице
брести без стези и креститься
по датам, которые лечат.



эти стихи мне нельзя читать вслух –
я от них плачу, подушки промокли.
если животное скачет на отклик –
это не факт, что не выстрелит лук.
синим рисуешь любви силуэт –
труп отгоревшей непрожитой жизни
с запахом боли и даже фашизма.
сколько, скажи, нам отмерено бед?
сбилась со счету, за сотню зашло.
как по мозаике складывать «завтра»,
я не могу, я болею и насморк –
сложишь стихи и уже хорошо.




подари мне цветов самых ранних,
можно даже ссудить на экране.
ты же знаешь как холодно нынче –
рыщем в поле, а красок не сыщем.
нежно алых, пленительно красных.
подари мне пурпурные астры

или я вскрою вены,
чтобы вспомнить цвета.



суицид, как словарное слово
в дневниках годовых катаклизмов.
я бываю безумно капризной,
но не время о личностях снова.
дождь по лицам и дождь по бумаге:
здесь я плакала (…) выпала фраза.
может, ну ее, выбросим сразу
иль утопим в какой-нибудь браге.
нынче новости лишь о погоде,
кстати, ниже ноля предвещают.
я с улыбкой, с балкона, с вещами…

но не время о данном исходе.



как много суток длится эта ночь,
похожая на черный горький кофе,
в которой золотятся блеском копи
безликих звезд, приклеенных на скотч.
как невозможно скучно под окном,
считать в который раз число трамваев,
в депо идущих томно и хромая,
как сложно пережить рассвет одной.
нет места солнцу – лампы поднялись,
забрав с плеча единственного друга.
и что тут говорить, он был испуган,
мой солнечный, неугомонный лис



на долину смотреть, задыхаясь от рек электричек
световых, шумовых, и плывущих, назад на восток.
мне сказали вчера, что быть снегом теперь неприлично,
что давно надо литься дождем в тишине у осок.
и я знаете, даже поверил, примчавшись к иссети
испустил свою жизнь, только думал, еще бы разок
мне увидеть, что тонкая грань, засияв на рассвете,
словно рваная рана, похожа на клюквенный сок.



одинокая грань на рассвете
распустила пурпуром шелка.
только плотность моя кошелька
мне важнее, чем утро в корсете.
недосказанность – суть психологий.
я себя разложу, как пасьянс,
без ошибок и внутренних клякс,
как смогу: некрасивой, убогой,
но изысканной и непростою.
не понравлюсь – не важно. рассвет
мне поставит одну из кассет
обрамляя еще одну story
из копилки болезней гражданок:
где две комнаты и потолок,
где лоснится сомнений моток,
где рассвет наступает нежданно.



не вошедшие в рубрики мысли
кирпичами по стенам подъезда.
все мы как из слоеного теста,
выпекай, пока нас не загрызли
и считай, сколько выйдет убытка,
если сразу не выкупят налом;
мне зима нынче наколдовала:
мол, мороз вовсе снега не выткал;
божий пекарь, насытившись виски
прячет нос от назойливых граждан.
с ноябрем и рецептом неважным
норовит ускользнуть по-английски.




исповедь девочки с именем «годен»:
фиговых листьев срываю букеты
ставлю томиться до осени где-то
вдруг зацветут в небольшом огороде.
азбукой морзе писать не хотела
сколько я жизней за «годен» боролась.
в небе лежит омертвевшая полость –
не облаков, а невскрытого тела.
в цивилизованной собственной нише
тихо гнию, как норвежское небо.
ставлю кино и немного нелепо
молча мечтаю о смерти ф.ницще.



когда в полутонах лица не видишь,
где тучи прописались с непривычки,
хватается за сломанные спички
луна на антресоли, как подкидыш.
и воровато смотрит на монетки,
разбросанные ветром-недотрогой.
декоративно ночью над острогом
нарисовали лунную виньетку.
замечу, третий лишний, третий сбоку
и живопись не часть моих задатков,
а вложенная красками закладка
всего лишь завершает часть эклоги.

___________________________________
иллюстрация из книги "норвежской красавице"
на стихотворение "астры" (здесь оно третье)