хроники самовыноса 1

Ингадарь
Хроники самовыноса 1
(2002 03-06)
(ЗЫ: подцензурный вариант)
Он сказал, смеясь, в двойном огне:
Брут ты мой, и ты меня оставил?
Бог ты мой, и ты меня заставил!
Жизнь моя, и ты приснилась мне…

Сиреньке – за воздух - посвящается

Песенка про беса
…На фига колхозу бесы,
Если бес непродуктивен,
Ни по шерсти, ни по мясу,
Ни, тем более, по яйцам?
Дркин
Между праведных и правых,
Не найду своей канавы.
Что-то мне любое место
Абсолютно "не того".
Все сидели с постной рожей,
Говорили, что хороший,
Ну, немного легковесна,
Но куда же без него?
Я играю с ними в прятки,
Говорю, что все в порядке.
Не услышать им, балбесам,
Как внутри меня трещит
Непонятная завеса:
Не будите во мне беса!
Не будите во мне беса –
Он, бедняга, мало спит!

Он сидит во мне тихонько,
Где-то там, где подоконник,
Где сходились к солнцу рельсы,
Позабыв спросить за что,
Правит снами, правит лажей,
А потом такое скажет,
Что хоть пой, хоть плачь, хоть смейся,
Хоть лети – а толку-то?
Я поставлю тебя рядом,
С твоим светлым, честным взглядом.
Ты поставь меня на место,
Закляни меня виной
От всевышнего отвеса!
Не будите во мне беса!
Не будите во мне беса –
Мне там тесно и одной!

Измеряли меня метром,
Уверяли, что я светлый,
Заклинали светлым солнцем.
Да дарили – ноябрю
Абсолютно человечно.
Назвали горшком – и в печку.
Если он во мне проснется,
Обломайтесь – не сгорю!
Назови меня скотиной,
Завали меня плотиной,
Будет все вполне уместно,
Электричество давать
Буду – вроде Днепрогэса.
Не будите во мне беса!
Не будите во мне беса –
Дайте бедному поспать!

Собирали по осколкам,
Уверяли – буду долго
Наслаждаться белым светом
Этих правильных небес.
А ему – ни снов, ни хлеба,
Лишь бы вышибить за небо.
…За какое, на фиг, небо,
Если он, при этом, бес?!
Мне-то что? Да я б и рада,
Мне другого и не надо.
…За других решать невместно
Право выбора огня –
Не хочу тебя в довесок!
Не будите во мне беса!
Не будите во мне беса –
Разве мало вам меня?!

Апрельская замороженная
В тот год была неделя без среды…
Цветков
Мы в эту пору остались почти без апреля.
Смерзлись ростки, задремали у цели решенья.
Реки вставали. И нам, замерзая, звенели
Сказку про странный тот праздник – до всяких крещений,
Ярого пламени танцем – так славьтесь же, смейтесь!
Здесь не заметят. Никто ничего не запомнит.
Злые вы, все же! Но вы обломайтесь – воскресну –
Пеплом растаю в твоих обнаженных ладонях.

Целишься в небо? Гляди – попадешь мимо цели.
Зол нерассказанный праздник, когда не из книжек.
Мы в эту пору остались почти без апреля
И потихоньку спивались, решивши, что выжить
Глупо в подобную пору, смешно и нелепо –
Где забивало водою под самые крыши,
Где подходил Вечный Пост с вечным: "Лети на небо!"
Ну тебя на фиг с твоим воскресением, слышишь!

Где ледостав заступает следы ледоходу,
Ждет нас единственной датой – и как же нам вставит! –
Тридцать сего мартобря никоторого года
В мире, где быть и не быть поменялись местами…

Дикий гон
За извечный переезд
Бог послал меня с небес
Шмякнул с неба на кровать:
Не фиг дуракам летать!
Я сижу на перегоне,
Занимаюсь диким гоном,
Лесом-полем-лугом-югом
От себя бегу по кругу:
На фиг, на фиг, на фиг это все!
В трех соснах сижу без крыши,
Отвяжитесь, я не слышу
Ни надежд и ни кроватей:
Я сто лет неадекватен,
В чистом поле на огне.

Ямщик, не гони: некуда мне!

Говорили – такая высь,
И от всех от своих щедрот
Говорили – поберегись,
Уверяли – побережет.
Оказалось, что черти в чем,
Под такою тоской зачах.
Объявили, что не при чем,
Раздолбали по кирпичам
Сказанным словом, отгадкой загадки
Больно гореть! – А выходит, что сладко!
Сказанным словом сидеть на стене.
Было все, как сказали, было все, как налгали:
Звезды в ладонях, фига в кармане,
Кошка в окрошке, вошь на аркане,
Тапки в сметане, что-то в панаме,
Ля-ля-ля, жу-жу-жу – а что – не скажу!
Ямщик, не гони – некуда мне!

Там лишь ветер да песок,
Да дорога на восток:
В чистом полюшке стена,
За стеною – ни хрена,
За четыре сна подряд
Про…теряли звукоряд,
Захотел кирпич поплавать –
Что-то боги не велят…
Не весна и не вина,
Не сестра и не жена,
Ямщик, не гони: там стена
Как получена, как научена –
Серая, бетонная, скучная
Вымерил мигом,
Вышло, что поздно:
Небу есть фига,
А крыльям – есть гвозди.
Вколотили посреди
И сиди и не манди.
Раз-два-три-четыре-пять
Начинаем все опять:
Бог-порог-газон-деревья,
Почему б не полетать?
Раскрутивши, как пращу,
Хрен кричать, что не пущу?
Сядь тихонько в уголок,
Чтобы бог не уволок!
Все фигня, кроме фигни! –
Ямщик, не гони, не гони, не гони!!!

Я ходил, да исходился,
Мостик в небо – развалился,
По весенней по грязи,
Как умеешь, так ползи
Утюгом по склону Фудзи,
Кирпичом – на соревнованиях по подводному плаванию.

Ямщик, не гони – некуда мне!!!

* * *
Выдохни лето в раскрытые губы
Танцуй с концом темноты
И началом рассвета
За облезлыми мусорными бачками
Пей свою анестезию
Из бутылки с водочной этикеткой
А потом засыпай
Горько, как ты умеешь,
За десять минут до начала сказки.
Сирень
Хроники самовыноса
Меняю квартиры. Стучусь. Запираюсь ключами.
А если по счету – выходит смешно и не густо.
Не миром и Римом, а так – без конца и начала
Дележка на ноль. И итог получается – пусто.
И там остается вовеки – смешно, ибо больно,
А все же весна. Небеса все синей и пьянее
И солнце садится – за дом, мост и высоковольтку
И дважды два – пять. И неделя еще до апреля.
А значит – дорога. Рифмуются – сроки, пороги,
И смехом до слез – что еще там – кораблик с причалом?
По всем бесогонствам по кругу моей безнадеги,
По всем кольцевым, а чего – ни конца, ни начала
И этим дорогам меня собирать по осколкам:
Вернуться, смеяться, стебаться, спиваться –
и клять всю вселенскую высь.
Так сколько на свете Рабочих Поселков?
Я просто хочу… Заткнись!

Но я заигралась – и строки запутались в узел,
Сказавши – не будешь, так кто же из нас не на месте,
И брось мое сердце – зачем тебе эту обузу? –
Десятку накинь – и сменяй на какой-нибудь "Честер"
В каком-нибудь богом забытом ларьке придорожном,
Где небо равняется пиву по смыслу и ценам.
У всех этих игрищ итогом одно невозможно.
Мы встретимся? Может – еще через пару вселенных,
А может быть – сотни летящих докуда-то рельсов,
От А и до Б, до такой же тоски многолюдий.
Но если воскреснет – безжалостней "славься и смейся",
Попрем по прямой – и плевать мне, чего там не будет.
Но если неправда – и ты оказался четверкой
В столбцах умножений, решений, прощений –
без танцев на тающем льду,
Тогда, ради бога, пошли меня к черту,
Я знаю, куда иду.

Но я заигралась – и вышла в тупик ненароком
Ни смысла, ни света – на самую малость ли, зависть
Ли, дурость – и все-таки лбом по закрытым воротам:
О, на фиг! – зачем не забыть, что они открывались,
Зачем возвращаться к пустейшей игре с суесловьем,
Без права на жертву. Миф мертв – мы его разжевали.
Но небо равняется пиву. А с собственной кровью
Пока подождем. Между прочим, оно заживает.
Останется только – закатом по многоэтажкам,
В чужую беду возвращаясь как в сказки для крайних.
Мечтою всех мифов воскреснуть внезапно и страшно
Мечтой электрички уехать куда-нибудь на фиг.
Со всех рельс и правды – до самого вящего края –
Без цели, без смысла, а попросту кисло
опять уповать на покой
Закона: у станции будет другая,
И что ей не будет другой.

Прости, я не властна – уже круговая порука
Никто не при чем в невсебешенстве вешнем и грешном,
Где сердце срывается ритмом колесного стука
Я помню платформу – но, кажется, тоже в нездешнем.
И вновь – с полдороги, забывши, что ты недопонял,
Опять обернуться, забывши, что ты перечеркнут
Оставь мою душу, скажи, что меня не догонят,
Что я не останусь под паспортом номер… Ну, к черту?
И где-то забудут. И где-то на кухнях прокурят.
По слову и смыслу, что в сердце рассыпались пеплом.
По всем домоводствам, зачем-то восславившим бурю,
По всем кольцевым на единственном выходе в небо.
А дальше в какую-то страшную, чуждую полночь,
Я скажен, мой старший… Причем уж там "дальше" –
переть и переть по прямой…
…Да я не мудак, не падла, не сволочь,
Я просто хочу домой!

Весенняя пьяная бредовина
(меньше пойте "Бубуку"!)
Перекрестки – все по пояс
В тридевятом царстве бреда.
Кто-нибудь, зачем нам поезд?
Тридевятых царствов нету!
Дураком быть очень просто,
Каждый как умеет дрочит.
Буря славит домоводство,
Если буря сдохнуть хочет.

Переезды бесполезны
Подыхалки понарошку.
Кошка сдохла – хвост облезнет…
Сами жрите вашу кошку!
Будь собой! – Тебя поправят
Перекрестки наших судеб.
Ну, иди топись в Халяве
Смысла нету – и не будет.

Остального не приемлю!
Бог не выдаст: он не видит.
Рельсы в небо, ноги в землю –
Ни хрена у нас не выйдет!
Волки сыты, солнце в пятнах,
Оставаться не надейся,
Поворачивай обратно! –
Так куда же – на фиг с рельсов?

Что, попробуем проснуться?
…Поворот напра-налево
Нарушение инструкций.
В нас опять стреляет с неба
Речка славная Халява –
По колено на два метра.
Эй, ямщик, гони направо –
Потому что лева нету!

Шла машина через пули
Инте-инте-интересом,
Домоводство славит бурю…
На фига колхозу бесы?

***
Где? За тридевятым окоемом
Или по весенней грязной жиже?
Небо вышибает за проемы
Оттого привыкли жить пониже
По колено в безысходной чуши,
По снегам от ноября до марта,
Чтобы не делили наши души
Миф полета с твердостью асфальта,
Неизвестно, крепко или хлипко
Меж "люби-убей" и так – "отстань же",
Очевидно, на живую нитку
Только нитка подыхала раньше,
Танцем у последнего стакана
Раны по живому зашивали.
Я с тобой рассталась слишком рано,
Чтобы ты поверил, что живая.

Если залатаешь, успокоишь,
Приживешься – чем тебя отмажешь?
Но тоска останется такой же –
Не крылатой, но многоэтажной.
Оставались – рифмою к апрелю,
И наибездарнейшей тем паче.
Жить… Да нет, не то, чтобы хотели,
Просто позабыли, как иначе.
Но воскреснет – просто и жестоко
Как-то непонятно спозаранку
Солнышком, что катится к востоку
Я не увернусь – прости засранку! –
От холодной круговерти звездной
Мертвою водой чужого взгляда
Я с тобой рассталась слишком просто,
Чтобы ты поверил. И не надо.

Песенка про перелетных птичек
 - А у них дом-то вообще есть?
 - Ну… Это странные птички. Наверное, из тех самых стай.
Где это было? Когда? В которой эпохе?
Гнали своих коней – от покоя на полночь,
Кони были крылаты – и небо горело,
Небо звенело.
Таяло марево.
Где это было? Не было ль?

Было все больно и просто – земля и небо,
А еще вернее – небо с последним пределом,
Два конца у кольца кольцевой дороги,
Что играли тобой, растянув канатом,
Перетягивание каната как выход на круг:
Твой черед – выходи!
А еще есть добрые дядечки, тонкоплечие мальчики,
Говорящие, что игра…
Свет мой ясен, умеешь играть?
Научи: жить уже не могу –

Обернувшись на небо, разбившееся на осколки,
Обернувшись на свет, рассыпавшийся на монетки,
Обернувшись на смысл, рассыпавшийся на словечки,
Вижу только – перелетные птицы летят Домой,
Если что – то голосовать!

Но, забывши маршрут – камнем упасть
У твоего порога.
Через сотни лет вспомнить,
Забиться в горсти, запросить: "Отпусти!" –
Я не знаю дороги.
Я не помню дороги. Да и есть ли – дорога?
Но я знаю, куда иду.

Где это было, когда, в которой эпохе?
Этого не было, так же, как слова и смысла,
Ты это выдумал, выдумал, выдумал, сволочь! –
Сдох непрочитанный символ прошедшего мифа,
Сказки твои умрут – светофор погаснет.
Есть лишь один костер кольцевой дороги,
Есть – только серый пепел, летящий к ветру.
За полчаса до конца – обернись на небо,
А там
Перелетные птицы летят Домой,
Очевидно на красный свет.
А на небе горит табличка, что смысла нет,
Как лекарство – от бессмертия?


* * *
Когда-тебя-больше-нет -
Твои пальцы остаются в страницах книг
знакомых на ощупь, -
(словно монахине - четки?)
Когда-тебя-больше-нет -
Твои глаза остаются
в мертвом зеркале,
куда не попали чужие сны -
только твои цветы и цвета
и письма за горизонт
(не забудь отправить на почте там,
где-тебя-больше-нет...)
Сирень
Весенняя заговоринка
Смейся! – Это Весна
Она в город приходит по крышам,
Одержимым лунным молчаньем,
Чтоб никто не услышал
Каким танцем звезды приветствуют небо окраин.
Здравствуй!
Той самой раной,
Тридевятостью наших сказаний – бездомных, ничейных,
Что пришли не из книжек, а просто плутали по лужам,
Ожидая, когда нас окликнуть за тем перекрестком:
Здравствуй!
Тяжело ль – возвращаться домой через ветер
К краю,
Где ты остался один – по колено в весне
Уходящим от берега в небо…

Славься! – Это весна
Если ты не захочешь поверить в наставшее утро.
Тридевятым – оставшимся – кругом, покамест – покамест
Говорить безнадега, подразумевать остановку,
Раскатившийся по небу холод от лунных осколков.
Славься!
Это просто – как вся несказанность,
Оступившись, заметишь, как ветер становится ближе,
Выйти лесенкой кверху, цепляться когтями за воздух,
Оступаясь с такого, где сказкой и словом не платят –
Славься!
Положи свой клинок между мною и небом,
Я наверно обрежусь, но что проскочу – это точно.
За окраинным светом, дробящимся алым по ливням,
У Дороги Домой этой ночью финал очевиден,
Как лажа…
Глупость рифм и словес – возвращаться – прощаться – к несчастью,
Я тебя стану старше, а ты, очевидно, воскреснешь
Краем
Где ты остался один – по колено к весне,
Уходящим – от берега в небо…

Бойся! – Это весна!
Радостью чистого пламени – взлета выше,
Так бойся своих словес, а смысла – тем паче,
Бойся своих имен на зеркальных гранях,
Если их прочитают – вдруг что-то выйдет.
Что-то настолько не то, что уже не страшно
Лунному танцу тающих безвозвратно
Огненнокрылых птиц на последнем небе:
Так их никто не видел.
Но это было!
Смейся!
Если все это не так – но чем мы воскреснем?
…Злой тридевятостью неба моих созвездий,
Звездным Мостом – по отточенным хрупким граням –
Лунною радугой, глупо повисшей в небе…
Ярым заревом – в небе моих окраин,
Ярым заревом – в небе моих окраин,
Сказкой, которую я не хотела…
О крае,
Где ты остался один – по колено в весне
Уходящим от берега в небо…

Смейся! – Это Весна!
Славься! – Это Весна!
Бойся! – Это Весна!
Это Весна – лети,
Это Весна – лети,
Это Весна – лети,
Это Весна – лети…

…А когда ты вернешься, все будет иначе…

Пьяный 39 трамвай
…Утешься собственным сном, где я –
Рябиной за окном…
Дркин
Надпись мелом на спине: проверено, меня нет.
 Межлокальная контрабанда
Не люблю. Не умею. Наверное, что-то другое.
Вроде желания взойти травой у твоего порога,
Лечь под ноги,
А по весне – пламенем растаять, сладким дымом…
На километры тебя мерить? – Еще чего?!
Хотя бы потому, что электрички до Стикса вовремя ходят.

Обломись!
Не получится – реку ладонями вычерпать, через мост придется.
Калинов?
Не знаю. Просто – клинок на ребро, и беги.
Босиком честнее: все равно обрежешься.
Может, и совсем.
Все равно ты – больнее.
Все равно ты – не заживешь, что толку бинтовать-то?

Да проще. Все гораздо проще. И пострашнее.
Встреча?
Ладони, соприкоснувшиеся на зеркале,
Делящем что-то вроде земли и неба.
Тот свет и этот?
Кто из нас на каком?
Ладони – а под руками только стеклянная пустота.
Холодно.
Если жить называлось – стучаться рябиной в твое окно,
То на том – явно я.
Стало быть – меня нет.
Я – с той стороны, где оно уже не зеркало,
Все разглядеть, ничего не видя. Не отозваться.
Не дозовешься – прости мне!
Тоже мне встреча. Так – по холоду ладонями,
Какое там зеркало, там лед просто
И какой лед…
Может, тебе еще как дальше рассказать?
Полчаса на все бессмертие.
Как-как, страшно!

…А на самом деле?
А на самом деле – ничего.
Солнце за мост садится.
Звонок телефонный.
"Что делаешь?" – "Ничего.
Сижу, притворяюсь, что жива."
Плохо притворяюсь.
Меня никогда не было.
И не будет.

А жить называлось – расти травой у твоего порога,
Стучаться рябиной тебе в окно…
Или у тебя там яблоня?

Беги по радуге
(песенка беса-искусителя)
Нас найдут по следам запрещенной на взлет полосы,
В никогда и нигде, мертвой, словно закрытая дверь.
Возвращаясь назад – не заплачь. Поглядев на часы,
Не забудь развести стрелки "где-то не здесь" и "теперь".
По чужим городам, где следы замывала вода,
Под наказанным небом, забитым то пылью, то ряской.
Нам один оставался закон: возвращаться туда,
Где кончаются сказки.
А было – сияло, звенело,
Смеялось и пело,
Но кануло, выбило, выбыло,
Легло по небу
Знаком любви снега белого к солнцу красному
Лунной радугой…
Ну а дальше – будет хуже, ты куда, дорога, гонишь?
Не пила бы ты из лужи, девка глупая: потонешь!
У твоих рогов к иконе – слишком много бесполезного.
Не садись на подоконник! – Или крылушки прорезались?
Беги, беги по радуге, беги!
Где в назначенный срок забываются боги,
Чтоб идти – сквозь закрытые двери –
На какие еще пути?
Я никак не пойму, почему ты поверил
Мне, сказавшей все без отмазки?
…Нулевой километр Бесконечной Дороги,
Полчаса до начала сказки –
Выходи!

Следовой полосой между небом и болью.
Птицы без крыльев видят во сне море.
Лобовою броней меж сумой и тюрьмой.
Но, отменяя все даты,
Время устало бежать по прямой.
Так кто тебе мешает вспомнить, что рожден – крылатым?
Не рассказывай только правым и святым:
Не будут слушать.
Не спасайте наши души от родных рогов к иконе
Невзначай хлебнув из лужи, обломайся: мы потонем!
Неназначенным сроком выбираясь внезапно
По дороге к востоку, без обратной – на запад,
В мартобре тридевятом: в неназначенном марте,
Места выхода на фиг отмечая на карте,
Удирали туда в проходящем плацкарте…
Разменявши на четверть тридевятого царства
Всю возможность вернуться, всю надежду остаться,
Беги, беги по радуге, беги!
Где в назначенный срок отменяются сроки,
Где все двери отмечены мелом,
Где на карте проставлен край.
Я никак не пойму, что тебе со мной делать,
Разменявшей тебя на ветер?
Нулевой километр Бесконечной Дороги –
Полчаса между словом и Смертью –
Выбирай!

Меж краем и раем – к такому-то черту,
Итак – от меня до огня.
Но если проснешься – асфальт будет твердым.
Кого же теперь обвинять,
Что хорошо ж – тридевятое царство!
У Бесконечной Дороги есть одно печальное свойство: а ее не бывает.
Не судьба любить снегу белому солнце красное – он же тает!
Но кто, ты – или твой апрель? – скребет когтями стену
Забывши, что не фиг стараться
В начале кольцевой дороги,
В воронке за девятым кругом.

…Но – если удастся,
То ты увидишь –
Там восходит солнце
Над лунной радугой…
Беги, беги по радуге, беги,
Беги, беги по радуге, беги,
Беги, беги по радуге,
По этой лунной радуге,
Которой не было, нет, и не будет.
Беги!

Про жабонят
…Не пей, девушка, из лужицы –
Потонешь
Сиренька
Никто меня не любит, никто не понимает,
Пойду я на болото, наемся жабонят
Около-народное

А когда взошло солнце –
Пошла на болото.
Жабонятами подавилась.
Решила: придется.
Маялась. Путалась.
В словечки куталась.
Доспехи примеряла наспех
Накрепко, на живую,
Чтоб надежней.
Улыбалась Добрым Прохожим.
А потом отдирала – с кожей.
Если бы – с кожей.
Оставалась простой, бесполезной.
Имена примеряла разные,
Зеленые и красные.
Не лезли.
А потом – как грянуло!
А любила как огонь –
За ушко, да на солнышко.
А еще точнее – за душу и по уши.
А по уши в огне – больно же!
А после взвыла.
Срифмовалась на ветер,
Прикинулась Смертью.
Получилось. Выбило –
Не сказать, не вскрикнуть, не оглянуться…
Продано.
До капли пропито.
Быль да былье.
Не отыскать следов твоих по небу.
Да и какое из них – твое?
На какой-то век тошно стало.
И сбитой птицей
Доползла – к твоему порогу,
Не зная
Еще, о чем буду молиться.
А ты взял и сказал, что живая…
Ты что думаешь – я поверю?


* * *
Там, когда ты разбудишь меня,
твоя исповедь станет тенью
память, отстреливаясь, уйдет по крышам…
Пой во все струны, играй во весь голос,
серое небо в пролетах лестниц!
Ясноглазое счастье забьётся в угол -
зачем это все, если нам обоим - плевать?
Сирень
***
Где ты был, когда ты попросту не был?
Оступаясь за второй кольцевою,
Чем воскреснем – то ль быльем, то ли небом,
А скорей всего – гнильем и травою.
Мы остались. И глядели к восходу
Где до солнца доходили трамваи.
Прикрывали на живую и скоро:
Не поверить, что оно заживает.

Где ты, брат, который Каин? – Да здесь я!
Сил на слезы и у нас не достанет,
Прижилось – не отдерешь, не надейся,
Ни доспехов, ни хреновых сказаний
Посередке между храмом и срамом,
А к чему поближе – все непонятней.
Если вся эта беда станет шрамом,
Опознают нас по ней, но навряд ли.

Тыще первая мольба о побеге,
Не смешнее ли – свернуть на попятный?
Я не помню Вас в котором-то веке,
Очевидно, ты там не был. И ладно.
Тыщи лет уже – за выпавшим пеплом
Пахнет небылью вода неживая…
Где ты был, когда ты попросту не был,
Если дальше ничего не бывает?

* * *
Мы лежим под одной землею,
Опоздавшие к лету,
Не успевшие к свету пробиться...
  Токагава Ори
 
Опоздавшие к лету
И не успевшие об этом пожалеть
Пьющие взахлеб туманы осенние
Рвущие небо пустыми взглядами
Рожденные в ворохе осенних листьев
Умирающие в белизне первого снега
Дети холодного неба, дождя и ветра
Дети тусклого солнца в бездонной сини
Дети инея на желтой траве и опавших листьев
Дети осени, танцующие свой последний танец
На её дороге...
Не обремененные любовью и жалостью
Отплакали за них седые ливни
Стосковали за них ледяные хрупкие росы
Отцвели за них последние горькие хризантемы...
Дети осени уходят в страны вечной осени -
В рай для не принявших неволи и спокойствия.
Догорит душа на костре листвы золотой,
Отпоет свое ветер
 в опустевших домах...
Сирень

Чертовская пьяная (она же - весенняя богохульная)
Here comes the sun, here comes the sun
And I say it's alright…

…Им под утро с новой сменой котлован рогами рыть
Янка
…И солнце, ждущее нас где-то,
Каждому рудокопу снившееся не раз,
Может быть, услышит, стоя на грани лета
Песню из подземелья, весточку от нас…
Медведев
Решили – не дышим, как кошки на крышах,
Но ты мне не ближний, и не фиг – не вышло,
И ты перечеркнут – не узнаю.
Какого черта к нам звать четвертым
В веселую компанию
По распитию дряни
В том краю,
Который тут на ночь не все поминают,
Куда самолеты никак не летают,
Куда не доедешь – на марте в плацкарте,
Куда не пускают – ни правду, ни Данте,
Без права к отсрочке, без места на карте
В том краю
Смотри! – так это же солнце
Восходит над девятым кругом…

Пока нам хватает – так что нам до рая,
Какая? Похоже, уже никакая.
Никак не помыслю, кого тут люблю.
Пошли на приступ заковыристых истин
Нашим фигнестраданием
Кто останется раненым?
В том краю…
Избранникам тесно, поскольку их мало.
А мы не привыкли гореть в полнакала,
Локтями пихаться, рогами бодаться,
Без права вернуться, без права остаться…
Но мы – чуть пониже, чего нам стрематься?
В том краю
Смотри! – так это же солнце
Восходит над девятым кругом…

Утешься, мой вечер, приятным пейзажем,
Где раны мы лечим – цэ два- аш пять – о-ашем,
Но только проснемся – а поезд ушел.
Утешьте солнце, что оно вернется,
Сказкой чернорабочею,
Где такого понаворочено –
По снежку нагишом…
Наградой за счастье – наддай с поворотом,
Башку с меня, Мастер, - за эту работу!
Пока нам хватает, так что нам до рая,
Но рвется и бьется – никак не хватает!
И чем с нас возьмется, где утро настанет,
А дождик прошел…
Смотри! – так это же солнце
Восходит над девятым кругом…
И я говорю – все хорошо…

А третий собутыльник усмехнется:
Так меньше ж надо пить, дорогая!

Апрельская уходящая
Сиреньке
Что тебе делать со мной там, где кончатся деньги на пиво,
И настанет апрель, неизвестно, которого цвета
Двадцать первого, кажется, века?..
…А то же, что и всегда:
Орать в подземных переходах похоронный марш,
Отыскивать на Никитской ворота
Во мрачное средневековье,
Говорить о любви к кому-то там дальнему,
А слезы
То ли осенью замерзли,
То ли по весне выгорели,
Так что не будем.
Схлестнулись – изнутри – лед и кипяток.
Не отогреешь и не накормишь.
…А мне
Выпевать чужие слова, как глушить водку из горла,
Страстно жалеть о своих.
И снова
Топить ледяной комок внутри
Крепкой сладкой дрянью.
Лгать,
Соревноваться, кто кого переподыхает,
А опыту у меня больше.
Уходить нетореной тропкой
От беды до Ильменя,
Или еще до какой-нибудь моей проблемы с ударениями.
А устав
Сочинять дурацкие грустные сказочки
То ли про вспомнившиеся крылья,
То ли про сломавшийся лифт.
За полчаса до начала сказки
Начинаются и Смерть, и бессмертие,
Главное – суметь проскочить,
Оборваться – вроде пьяного вопля
Про: нас не догонят!
И не помнить
Про засевшую глубоко внутри
Ледяную усмешку благоразумия:
Так уже было!
…И все уйдут,
Растворятся в первых, вторых и третьих,
Ледяной струной февраля,
Где волки играют свадьбы.
И я тоже буду выть.
А потом сяду – и все это зарифмую,
Стиснув зубы, чтобы не думать –

А чем ты мне станешься
Там, за девятым кругом,
Где придется вспоминать заново
Даже самые простые вещи,
Вроде слов и дыхания,
На тысяче первой попытке воскресения в Дальше,
Которого, похоже, не бывает!

Не-молитва
(Запоздалый отголосок "Тоски по Родине")
И даже не вскочит прыщик.
И даже не в горле кость.
Взрослею перебесившись:
Повеситься не склалось.
Слова меня в полной мере
Проверили на распыл.
Я так разучился верить,
Что где-то себя забыл.

Восславьте свое посредство
Поскольку крепка броня
Забытым полкоролевством,
Где выживут – без меня.
Для глупо влюбленных в небо
Обычен такой итог,
Где я порассыпан пеплом
По пыли своих дорог.

К беде танцевать от печки
К беде не ведут столбы.
Терялись мои словечки,
Сбивались мои гербы,
И вот перед белым светом
Остался один предел.
Хотел ли я быть поэтом?
Я быть вообще не хотел.

Летел, рассыпался пеплом,
По граням чужой межи.
Зачем же мне это небо,
Зачем уверять, что жив,
В конце забодало, слушай,
Играться с Страной Теней.
Зачем же мне твою душу:
Что делать я буду с ней?

Встающий открытой дверью
В моей никакой судьбе,
Но как мне тебе поверить,
Раз я не могу себе?
И мне не припомнить слова,
И я ль его повторял?
Пошли мне, Господь, второго,
Пошли мне, Господь, второго!
Куда ты меня послал?!

Очередная прощальная?
Ничего не поделаешь – кончились деньги на пиво,
Отцвело серебро, подступает пора немоты.
От ворот поворот. И того: расставаться красиво.
Ничего не стряслось. Есть единственный вывод: не ты.
Ты проснешься не словом, не воздухом – даже не хлебом.
Так, случайный попутчик в нелепой машине Судьбы.
На попутных ветрах наш рывок в тридевятое небо
Жалко, что не удался, спасибо, что был.

У закрытых ворот, позабытых тоской привокзальной,
На дороге дорог, где уходят без нас поезда.
Что есть будущий год для не верящих попросту в завтра?
Где любое "досель" развернулось своим "никогда"?
Полагается смех расставаньям у наших причалов.
На попутных ветрах доносить до тебя первый снег?
У попутных свобод – бестолковость кошачьего счастья.
И прощай до поры. А пора, очевидно, навек.

Ну, в который-то раз делать вид, что один в поле воин?
Понимая с налету, с чего ничего не сбылось:
Кто впускает огонь в дом – обычно огня удостоин.
От ворот поворот. Ваше счастье, что не удалось.
Остается смешок. Перебой – заменить переливом.
У попутных трагедий – скупых на слова посейчас:
Ничего не поделаешь. Кончились деньги на пиво.
А потом будет осень, которая будет без Вас.

***
За спиной – клацнет город, оставленный в сны полнолуний,
Лето плавит окраины в дальше – в "забудь и отстань!"
Только о сентябре начинают молиться в июне,
Невтерпеж выносить поединок тоски троп и тайн.
Двадцать пять – не сезон обдирать эту звездную горечь
В родниковую воду, на пустоши наших костров,
У финала игры будет проще и горше, чем "помнишь"? –
Несказанное дальше упряталось в надобность слов.
Тропка путаных строк непохожа на веру в бессмертье,
Зазубрили так много ненужных и мудрых словей,
Оказалось – все просто, сойдемся – на глупых и этих:
Просто сказке в руках расхотелось проснуться твоей,
Я тобой разучилась дышать – ты мне больше не ветер,
Так, иллюзия смысла, ладони, летящие – вне…
Дело не в безысходности первых, последних и третьих,
Так – во мне.
Ты не плачь – будет осень. И к снам подступившее море,
Там, где время хрустит под ногами – в осколки коры,
У причины причин, что опять не зовется тобою,
Есть единственный смысл – о котором молчат до поры.

Пробираясь по лету о Смерти с любовью не мыслят,
Собирая слова перекрестками истин и рук,
Как монету на память. Трава по горельникам смысла
Знает: город вернется – похмельем в культурный досуг.
Двадцать пять. Не резон выбирать меж порогом и богом
За которым – кто весть, ибо бог, как всегда, не пронес,
Поединками смыслов – игрой меж дорогой и роком.
Выпаденье из текста. Миф требует жертвы. Всерьез.
Не расспрашивай тех, кто восходит травой по откосам,
В многогрешную страсть – от которой тебя упасет
Вера в твердость земли… Не хватайся – за горькую россыпь,
Там глоток родниковой воды станет пеплом – и все.
Я тобой разучилась… Не плачь – это поздняя осень,
Для которой мы все почему-то одни на земле.
Перелетные птицы летят – и врезаются в звезды.
Не жалеть!
И – не плачь. Будет осень – и золото листьев по гарям,
И себе не докажешь, что выбран финал невпопад:
У причины причин снова кровью становится пламя,
Чтоб никто никогда не хотел возвращаться назад.

А пока – не сезон.
Только шепот трав и корней, и воды у колен.
С обещаньем вернуться через год,
Когда будет Осень…