Лорик джан

Марлена Мош
 * * *
Что такое счастье?
Знаю, знаю…
Это когда радость
К тебе
По краю.
Это когда страшно —
Вдруг споткнется,
Добежавши, краше
Улыбнется.

Это — когда плачут,
Но от счастья,
В сердце всплеск победный
В одночасье.
Это вечность в миге
Поселилась.
Что и не привиделось…
Не снилось...

 * * *
У лягушки пузатые ножки,
перепончатые лапки,
бочонком животик,
приоткроет ротик, –
как рванется рывком
заглатывать корм?
помахивая руками
четырехпалыми,
и вдруг остановится
как вкопанная,
застывшая статуя,
глаза навыкате!
Странная, о чем она думает?
Но когда выражается вслух,
квакает без умолку.


* * *
Копошатся змеи,
Двигаться не смею.
Так стекло прозрачно,–
Cтрашно? Нет, не страшно.
Отошел я просто так,
И отвлек меня пустяк.

* * *
Моя собака Лайка
Сегодня в зоопарке
Увидела Жирафа,
Без никакого права
Сто раз сказала «Гав».
Ответ сжевал Жираф,
В уме же пел он песню
Какую, неизвестно.

 Черная оттепель,
 клочья сухого снега.
Снишься теперь,
 протяну руку – нету.
Утренний путь
 не в параллель ночному.
Светлая грусть
 черного снега – в ногу.

Слово – зола,
 молча поймешь больше,
Лучше вдали,
 рядом жребий брошен.
Об шаткий миг
 споткнувшись, вопрошаешь…
Не верь, гони!.. миражи…
 воскрешают...

Не опоздай!!!
 Я … и сама поверю.
Разве обман –
 подобие рая?!.
Забыть, забыть…
 Что без тебя значу?..
Кабы… кабы…
 Плачу, плачу.

 * * *
Выплескивали улыбки,
 не видели? –
 в укромном углу.
Следы отцвели и поникли, –
 подковы,
 не подпускают беду.
Отчаливали улыбки
 к любимому.
 И никто не считал.
Зашкаливало за милю
 их волнами
 профили скал.

 * * *
Губ хохочущих уздечки
 под усмешкой глаз;
Круг охотливый колечка,
 гладь избитых фраз.

Вспыхнуть к месту, ох, неловко,
 быть вполне могло.
Матовая полировка,
 мутное стекло.

Завтра не ищу, разлито
 где-то на две треть.
И разбитого корыта нет,
 чтоб сожалеть.
 * * *
Ее ищу,
 и верю, наиважнейшую.
Последнюю,
 пока не подошедшую.
Так скомканы следы ее,
 запальчивы.
А с кем придет –
 накажет мне умалчивать.

Ее зову,
 ни звука нет, ни шороха.
Настигнет – слепо опаду
 в три вороха.
Насупится и спросит так:
«Звала? Ответь!
Согласна ты –
 лишь день гореть,
а годы тлеть?»

Конечно, – да, –



 * * *
 Твои глаза...
 Какого цвета? Талые...
Так лед водой залит –
 пруды хрустальные.
Там свет туманом сбит,
 за синим облаком
Желание знобит,
 с моим ли обликом.

Дай руку
 и позволь войти в сугробы тайн.
Мои следы не глубоки
 на льдинах ран.
Сгорю в снегу, в потемках,
 за скалою грез.
Где лунный свет
 стекает струйками берез.
 день распластаю в навсегда
Конечно, – да!
 День потечет ручьем в года.
Как дорожу…
 взорвется и затеплится,
И разгляжу,
 Что у Любви-то нет лица!..


 * * *
В вашем голосе запах смолы,
полусна зарисовки заветные,
бархат сумрака, цепкость скалы,
переглядывания осторожные
одиноких тающих льдин
в океан недосказанного.
Раздвигая парчу паутин, –
небо синее в зернышках красного.















 * * *
Колоколен звон соловьям
не понятен. К чему устои?
Я верила всем словам твоим,
повторяя, что это пустое.

Загоняла себя в гнездо,
в келью рук твоих. Там кружатся
от улыбки твоей разлук углы,
задыхаясь…Не надышаться!

Заколоченные костры
нынче снов моих настои.
Опрокинутое «прости».
Коченеющее «не стоит».

 



 * * *
Окаменелые цветы не плачут,
Росу свою за пазухою прячут,
Притронешься, – и лепестки шипами
Терзают память желчными губами.

Их стебли как учителей указки,
Им больше не рассказывайте сказки,
Они все помнят, и по горло сыты.
– О чем ты плачешь?
 Что у них просил ты?…
 





 * * *
Вода по трещинам везде
и ты в воде
и в венах водопад
весь в пузырях
и головою об пол бьется
и рвется грань оград
и гнется сад
от тяжести воды в огне
я по колено развязанна в воде
я задыхаюсь
я почти нигде
везде – зовет и мечется вода
набравши комья грязи
швыряет в окна мне
без удержу лопочет
и в толкотне ,
не понимает, не о том
все не о том хлопочет...





* * *

 

Если можешь, – молчи.
Твое молчание – золото.
Только не пой эти песни…
Лучше страдай,
бей об стены
лучше смолоду голову,
на умеющих петь
собакой лай.
Вороном каркай 300 лет
вслед соловьиной трели,
падай в грязь;
будут лепить беспечно бредущие
душу твою,
обтачивать песни твои.
А сейчас ... Пощади,
затыкать уши нечем;
нет возможности
долго выдержать.
Как тебе донести?
Что твой голос не выстрадан,
Твой голос неискренен.
Послушай! Камень!
Я Бога молю простить тебя
за муки мои…
* * *

 Здравствуй, весна!
Златокудрые конницы света
 доплыли на веслах бессонницы.

Стрелы вскипели,
 проклюнулось в коконах, –
выдумка ветра,
 хохочет за окнами.

Хлопает крыльями
 гром за портьерами.
Дождь заурчал
 проливными напевами.

















* * *

Дарю себя тебе.
Ах, за ненужностью
ты можешь мне вернуть меня обратно.
Приму себя любую, не тревожься...
Только, оставь себя с собою
и мне не возвращай.

Ведь грезам о тебе так тяжело
ужиться без тебя.
К тому же, что за нужда
тебе себя винить за то,
что я тобой терзаться понапрасну стану.

О, выбор за тобой.
Дарю тебе себя,
и вместе с тем возможность
привести меня ко мне обратно.

Поверь, отрадно, слава Богу,
иметь готовность жертвовать любовью
от Любви.



 

 * * *
В темном стволе дерева
В столб тумана войдя,
Кольца тоньше с севера,
С севера взгляд дождя.

Весь изрытый морщинами,
Глаз угольки – насквозь,
За голубыми лощинами
Белое облако коз.


 * * *
В квадратных стенах плачет жизни эхо.
Захламлена обитель бытия, –
разваливается, пусть рухнет
с пыльным смехом,
со хлопаньем крыл диких птиц слиясь.

В квадратных стенах струи жизни уже,
полеты за голову сушит страх.
Я за тебя, за все за то, что лучше, –
 на трех китах.

 * * *
Пели сумерки,
 мела метель.
В синих искорках
 Он к нам летел.
Плеч приподнятость
 заметил, нет?
Ах, вопросы все
 укроет снег.
Пели сумерки:
 «вся жизнь – вода,
отогрейся, пей,
 до дна, до дна.
Что-то мучает.
 К чему? Поверь,
Что из дальних лет, –
 В струе потерь».

Я заметила в твоих глазах
Чей-то древний расцветает прах,
Воды бурных рек всколыхнули дно,
Миг алмазный, – лик не забыть Его.

 





 Блеклое утро
 ночь за горами
 лес на ресницы.
На бледном зеркале
 черным по белому
 желтые литья.
Только продолжила
 дымку над избами
 стайкою в небо.
Тонко надушенный
 розовый издали
 лепет-молебен.
Красные пятна мороза всплывают,–
 выдворят осень.
Дымка растаяла.
 Не забываю.
– Больно?
– Не очень.






Выплескивали улыбки,
 не видели? –
 в укромном углу.
Следы отцвели и поникли, –
 подковы –
 не подпускают беду.
Отчаливали улыбки
 к любимому.
 И никто не считал.
Зашкаливало за милю
 их волнами
 профили скал.












Увы, проходит время;
тает время, увы.
Вечное лето слева,
за дальним пластом зимы.
В нее вернуться захочешь,
вино – отмучившийся виноград
попробуй лучше…А, может,
не стоит ползти назад?
В том убеждали печати снежинок, –
в них стойкости нет!
Какая разница, счастье
случайно, не ищет след…


 * * *
Я отрываюсь от оков,
Я разгораюсь безвозвратно,
Мои слова – дробинки града
Над пляской ветра в венах гор.
Стан извивается за морем,
И руки – волны по земле.
Я загибалась за заборы,
Не прячась в стоптанной золе.
И оттого не отставала,
От века выше. Гой еси,
Сорви мою плоть каравая,
До дальних ближних донеси.





 



 * * *
За себя лишь ручаюсь,
Такая настигла пора.
Это только начало
Капризов, – конец октября.

Это только побеги
Метелей в конце коридор;
Оттряхают копейки, –
Оттанцуй, Дункан Айсидора!

– Можно, желтыми листьями? –
Чистым голосом заголося…
Вторит с дрожью басистое
Подвыванье побитого пса.

 * * *
Моей прежней слезы потеха,
Дребезжащий посыльный эха,
Ты напомнил об этом зря.
Умерла. Родилась вчера.

День пронзителен и прозрачен,
Перепрожитый мир твой мрачен,
Твой прищуренный глаз ослеп,
Не насущен твой черствый хлеб.

Погибай, раз такая участь.
Может, это тебя научит
Догорать до когтей пера…
Умирай. И родись вчера!


* * *
Нет-нет
это белая-белая лилия,
лебединая шея, –
плещется,
тебе радуясь.

Нет-нет,
ты не тянешь веревочку,
Идет за тобою
сама
белолицая.



















 







 * * *
Привечали по-отечески
 за ресницей,
Освещая фреску свечечки
 тонкой спицей.
А на свечке ты, любимый мой,
 и белый парус
Заалел, качнувшись, и за мной
 в сон нагрянул.
Закружился красным яблоком
 вокруг моря.
Присказка на корабле, и ты,
 и то, что вскоре.
Подплыла твоей русалочкой,
 плеснув взмахом,
Да в твои объятия, сокол мой,
 пенным прахом.
 

* * *
С вами я непослушная,
 великодушный мой.
Длится дело случая,
 непонятно самой.
Просто, стремлюсь сквозь пальцы
 просочить песок.
Пустое время не жалко, ––
 ночью бьет в висок.
Да, не жалко, не важно,
 не владею им.
Убиваю я вашу любовь
 с другим.
Умирать с ней устала,
 так протяжна боль...
С тонкой ножкой бокала
 предлагаешь роль,
С песней «ляжем-приляжем»...
 Что с того возьмешь?
Что с того, что спляшет
 деревянная дрожь?
Черный пепел искрится
 недолго впотьмах.
Упорно другой мне снится и в
 о тебе стихах.
Я даже в них непослушная,
 великодушный мой.
Что там... Вернее случая...
 Непонятно самой...








Я ищу тебя везде:
в снах и картах, чашке кофе.
В нарисованной избе,
в свежевыскочившем слове.
Перекину так и сяк,
рассмотрю углов прожилки,
привлеку любой пустяк,
что б не сбиться по ошибке.
Где же буква? Лишь твою
я ищу в кофейной гуще.
В Новый год по январю
загадать верней и проще.
Поспеши, – взорвусь по шву,
испытанье ожиданьем.
Покажись, и доживу
до пристанища свиданья.

* * *
Поднимается во мне
 свет видением,
Одинокое вдвойне
 воскрешением.
В круге крыльями звеня
 по углям бегу,
Гребнем вспыхнувшего дня
 пламя стерегу.

Зарыванием клянут
 в затвердевший грунт,
Завывая метит кнут
 натянуть хомут,
Стопы рваные комет
 в топот допоздна,
До клокочущего нет
 ропотом со дна.

Напоследок град камней
 во Нездешнее.
В безмятежное вдвойне,
 Неизбежное…

* * *
Подснежник,
 талые снега,
Спросонья
 в облаке река
Танцует теплая ладонь,
В ласковом смычке
 плещутся ветра.

Как будто за руки взялись
Березки –
 белый хоровод
С плеч матовых спорхнула шаль
на изумленный лед.
 
 * * *
У моря имя мое,
в кустах фиолетовой ягоды;
отражала волна
улыбку скорбящих глаз.
Нежимся на волне
под сонным солнцем, я да ты;
нанизан на каждый лучик
голубой топаз.

Пробуй имя мое
ты касанием бережным;
фиолетовый сок
и в тебе запоет.
Где роняют легенды
свое семя у берега,
вырастают кусты,
зреет имя мое.


 * * *
Если хочешь вспорхнуть, улететь, –
Лети, из гнезда не выпади.
Ты почувствуй полет сердцем,
Ты ему признавайся на исповеди.

Верный ветер подхватит крыло,
Что белее под солнцем облака.
Так нежданно к тебе забрело,
И кружится вокруг да около.

Жизнь не поле, венец не вода.
Пароход белый, смех на палубе.
Пусть летят на подушке одной года,
Дай-то Бог, до седин, стало быть.

 * * *
Хочешь, я собою
вас переплету,
ленточкой надежды
тая на лету.
Даже не заметишь…
За меня простишь
эту невозможную,
ни за что почтишь.
Спросишь, – не узнаешь,
улыбаюсь в ней.
И не по-нарошку
догоришь больней.







 * * *
 Мне бы войти в твой образ
 на день,
 проснувшись утром,
 улыбнуться так же.
«С добрым утром» сказать
 изображениям на зеркалах.
Вдохнуть, потягиваясь,
 из смятой простыни
 твой запах.
Так задышать,
 чтобы меня увидев,
 здоровались с тобой.
И, если кто-то сдуру
 спросит обо мне,
 ответить:
«Ах, да… Давно не видел»…


* * *
От пустоты такой
темнея, сгущаясь,
в удельном весе тяжелея,
сама в себе бродя,
устав от колебаний,
падая,
туда, где нету дна…

Припоминаю,
подхватили корни солнца.

И от ожога распластываясь,
легчая, вытесняемая
серыми густотами,
всплывала.

Там лежал мой путь
 прерывистый.

Проскакивать разрывы линий
 я сумею.
И боль прошла.
И солнце над головой
благоухает.

* * *
Ты настолько красив,
что твое одиночество
изолированнее любого другого.
И солнцем проникая в сердца людские;
сострадая, познавая мирскую убогость;
прощаешь и ценишь
свое одиночество глубже.
Напомнив себе:
наверное, я хуже любого другого.
 
* * *
Не искала, не ждала,
До потери в боль вошла,
До краев полна тобой,
По обратной прочь тропой,
С сердцем всмятку от огня,
В позачеркнуту меня,
Вслед саням, за поворот,
Вдоль следов наоборот.


* * *
Твои волосы треплет ветер.
Милый, я ему нашептала
о счастье быть в обнимку
с твоей улыбкой
на белом свете.

Я ветру подарила трепет пальцев.
Я ветру подарила дыханье сердца.
Что от меня осталось?..
Кружусь в золоте волос…
И только ветер
на белом свете.


* * *
Какими словами тебя ласкать?
Обману, слов не жалко.
Что ж, как любимого обнять
сумею, будто жарко.
На память радость подарю.
Пусть, лишь бы не навредила.
Выкатывай из пут зарю,
Ужель не убедила?!
И, если это и чересчур...
Зачем тебе знать правду?
Закрой глаза, душу врачуй,
и тем меня обрадуй...

* * *
Белее мела,
обжечь сумело,
и отоснилось.
Но целовать
странное, струнное
слово подлунное,
не усомниться в нем,
не уповать.

В пляске по темени
знак его имени,
прячься душа моя,
одолевай.
Сладко томилось
в саду изобилия…
Лилией вылилось
в пламени рай.
 
* * *
В глазах твоих – красные кони,
Изгибы вспененных спин,
Дразнящий сквозняк погони,
Лезгинка – капелью льдин.

В побегах – ключами слова,
В ночи, из темниц плотин,
К тебе– за песчаным кровом,
Свечой – над рекой – один.

* * *

С криком пенным бьет об стены
шторм желаний по ночам,
каравана тонут тени,
глуше плачет кяманча.
Тяжелей печали камень,
на груди затмил свечу,
слезы жгут, точа орнамент,
бьют челом о чем молчу.

Прочитай его, любимый…

Терпки звуки кяманчи,
я с молитвою забилась
в эту музыку в ночи.
С лет младенческих мечтала:
полусон иль забытье,
мама пение вплетала
в заунывность струн ее.
Слов к мелодии не знала,
проросли они потом,
ныне песней изнываю,
ропотом на камне том.

Прочитай его, любимый.

Мед – томление смычка.
Трепет света –твое имя.
В песне плача – кяманча.
 


 

 * * *
Я твою руку чую как свою,
разжала, мелочи насыпала.
О, не смотри так жалостно, молю,–
за слабостью жестокость неусыпная
маячит.
 Знай, в своей душе
Я вдоль и поперек твою излазила.
И в ней как крот. И к темноте уже
привыкнув, вслепую косоглазила.
Но в этом зрении не утвердясь,
тебя то нет, но чаще всюду троишься…
Бегу куда глаза глядят, обледенясь.
Бог даст, не тронешься.

* * *
Не обещай любовь,
Что может быть опасней?
Магия жарких слов
Душу врасплох ошпарит.

Страсти моей цветы
Лишь посвящение в братство,
Ночи мои пестры,
Круглы до шарлатанства.

Это– как свет в глаза.
Это–прозреть в бреду.
Это– когда последний
Инок в твоем роду.

В это поверить страшно.
Хочется, нету сил!
Скрыто под маской жажды,
Как ты об том просил!

* * *
Я не знаю о чем я,
Все не так, все не так.
Светлы дни свои скомкав,
Разбросала во мрак.
Белый луч, как пришелец,
Так внезапен! Тягуч...
Это стебель мой, стебель!
Не посмей его сдуть!
Как возник? Как отраден!
Беззаветно лучист!
Открывается дверью
В белый дом белый лист.


* * *
Я люблю тебя. Слушай,
Но не верь, не я твержу.
Это поступь Музы,
Я за нею следом спешу.
Может, бред, паранойя,
Оторвется – замру навек.
Иль, двойная плененно
Доживу в желтом доме век.

Я люблю тебя. Слушай,
Муза выревет душу стихом.
Хорошо, разрушит
Ком, покрытый липким мхом.
Ну и что, что другая, –
кровью рана. Взойдут цветы!
О, меня не пугает,
Даже, если не веришь ты.

* * *
 Где ты?
Этот кроссворд
ведет по лабиринтам
бегства в покой души;
в разглаженные в часы
минуты уединения.
 Это меня ведет
к песчаным мечтам твоим,
что светятся вдали,
словно русалки взор;
где морем памяти вал,
и кораблей останки.
 Это меня ведет
к дрогнувшим берегам,
бережно охраняющим
ровный поток реки,
трепетно возжелавшей
больше вобрать в себя
свежей воды и сил.
 Это ведет меня
к разбрасыванию себя,
если укрылся ты
кожей, что не горит,
не тонет и не цветет,
чтобы не увядать,
чтобы не увидать,
как падает золотом,
искрой в руках ночи
осветляющий след.
 Это сведет меня,
может быть не с ума,
просто выбора нет.
Может, ангел Любви
в утешение цветы
мне соберет с небес.
 И я пойму.
А ты ?.. Как назовешь?
 О, да!

Что влюблена в Любовь.

 
 
 * * *
Из самой печальной дремоты
Ранехонько в сени вошла,
И глас твой отрадный и робкий:
“А разве ты здесь не жила?”
Улыбкой распахнуты ставни,
Луч гложет дремоту дугой.
“Ах, шутите вы. Перестаньте!”
Но, может быть; да, дорогой.
Мое завоюете сердце,
Из сна закочуете в явь.
Голубоглазое солнце
Без знаков заката. Представь!










Я по тебе скучаю так,
Но. стиснув зубы, жду;
В углу, зажатая в кулак,
В ознобе слез дрожу.

Я по тебе скучаю так,
Но всхлипы в горло, вглубь.
Увидев, взлепечу пустяк ,
Не вскрикну: «Приголубь!»

Лишь взор нагой липучее,
Навязчивее мух,
Ты ежишься колючее,
Оттачивая нюх.

О, не минуй, таю мольбу:
Коль чашу выпьешь сам,
Низвергнешься в «люблю, люблю»
По пленницам слезам.

* * *
Все будет на своих местах,
Лишь я отстану.
Все оттого, что второпях
Пылать устану,
Все оттого, что в спешке
Нету мне веселья,
Все оттого, что вспышек бег
Мерцает в тлении.
Все оттого, что от разлук
В лохмотьях сердце,
И проникает острый звук
Страданья в скерцо.
Пророет вздох хоть раз в сто лет
Оконце-прорубь.
Ко мне воркует и летит
На отдых голубь.