ДЕЛИКАТЕСЫ
Мёд и плюшки лежат у меня на столе. Жарко. Вокруг подозрительно вьётся огромная назойливая пчела. Это моя маман от широты душевной подарила мне вчера мешок деликатесов. Странная эта маман — ещё накануне вечером она вырывала у меня изо рта ложку каши, а тут вдруг вручила торт и персики. И вот пчела кружится и кружится, жужжит. Типа, у медведя выходной, пуговицы в ряд, ярче солнечного дня... день рождения то есть. Не покривлю душой, если скажу, что это самый странный день в моей жизни. Сорок лет назад в этот день меня сделали медведем, а теперь почему-то празднуют то, что я до сих пор жив. А ведь мог бы, как Саша Башлачёв, из окошка сигануть! Или в армии сержант меня мог забить насмерть своими пудовыми кулаками. Эх, закатайте мне в башку железнодорожный рельс, чтобы полегчало... «И если мне на сердце тяжело, одной звезды я повторяю имя». Я достаю свой нож-выкидуху и машу им у себя перед носом, как будто угрожаю невидимому угнетателю медведей. Свободу обитателям леса! Все на коммунистический субботник!.. Ой, чего это я говорю? Кончился социализм. Последние льготы отменили. Теперь только маман может угостить меня персиками. И чего только надо этой пчеле? Ишь, вьётся, дармоедка! А недавно милиционер сказал мне в метро, что я, может быть, укрываюсь от алиментов, и поэтому меня надо задержать, но ему, милиционеру, было некогда, и потому он просто стукнул меня дубинкой по голове. Теперь у меня такое ощущение, что в голове железнодорожный рельс. Если вставить туда ещё один, то будут уже подъездные пути, по которым сможет ехать крыша. Помню, я однажды пригласил крышу, чтобы она потолковала с моей маман на предмет соблюдения прав плюшевых медведей. Крыша приехала в чёрных кожаных куртках, очень интеллигентная, ножами и ломиками не угрожала, а только предупредила маман, что может и квартиру отобрать, и всю семью вырезать, если её, крышу, будут по пустякам беспокоить. А теперь я сижу и смотрю на персики. Торт медленно тает и растекается в коробке. Это, наверное, потому, что его делали неправильные пчёлы из неправильного маргарина «бодрая корова». В это время моя маман чем-то гремит на кухне, и я ни за какие обрезки ветчины не соглашусь туда выйти, чтобы не попасть под горячую руку старушки. «Эй, пчела, ты знаешь, что такое идише маме?» Не отвечает, глупое насекомое. Ж-ж-ж-ж... Я беру коробку с тортом и метким хлопком прихлопываю надоедливую жужжалку, жестоко размазав по столу. Теперь я вижу, что это была не пчела, а большая навозная муха. Мне сразу становится легче на душе. Ну конечно, ведь в нашей квартире пахнет не цветами, а дерьмом из ящиков, в которых отец разводит дождевых червей. А ещё тут гниёт содержимое банок с домашними консервами, старая одежда и многое другое. Квартира набита под завязку добром, место которому на помойке... бом-бом-бом бьют часы у соседей. Мне исполнилось сорок лет. Отлично! У меня ещё есть возможность свести счёты с жизнью любым извращённым способом. Например, после этой недельной голодухи, съесть все подаренные деликатесы в один присест и умереть от заворота кишок. Если, конечно, не окажется, что в персики впрыснут какой-нибудь цианид, а в торт аккуратно добавлен крысиный яд. «Ярче солнечного дня золотом горят... идёт медведь по городу...» В башке у меня тяжело перекатывается железнодорожный рельс.