Конец света
Я проснулся до обеда,
Быт без лишних причиндалов;
В небе чертит злое кредо
Стриж из черного металла.
Время жизни вечным было.
Как с закрытым парашютом
Птица вдруг шасси раскрыла
И к земле скользнула круто.
Тычу в небо пальцем зренья,
В облака кирпичной масти, -
Как в безумный день творенья,
Мир разорван на запчасти.
Прошедший день
День задвинут, как ящик стола;
Возвращаюсь с работы домой, -
И разряжены оба ствола
Моих глаз
До кости лобовой.
Свидание
Вчера я вспомнил мертвого отца, -
И разницы меж нами не увидел.
Я ночь гоню от дома, словно пса, -
И сам гонюсь, как пес за каждым звуком,
Еще живым, но дышащим разлукой.
И так прошу,
Как просят только в детстве:
Пожалуйста,
Спой что-нибудь, отец, мне;
Без голоса,
Без мыслей,
Без слов:
Одним кивком подсолнечного диска –
Пусть тает воск египетских голов,
Пусть станет птицей белая арфистка.
Возвращение к себе
Вот берег моря надо мной, как веко синее открылся.
Вот пепел известковый с потолка осыпался вдруг с лунным воем…
Вот память повела меня по лабиринтам египетским:
На каждом повороте
Матрешка-мумия,
Завернутая в клочья пестрой плоти.
Мои глаза – два близнеца младенца, которых избивает мостовая
Камнями
Через полотенце.
1978г.
В перспективах зеркал
Водосточной трубы голенище жестяное,
Хрящеватых сосулек наплыв;
А над крышами небо – всегда безымянное;
И анкетное чувство: я все еще жив.
Из каменных ниш
Вышли голуби прямо по воздуху;
Проплывает по комнате
Рассеянный транспортный шум;
Мысль о боге мозгов полушария вертит без отдыха;
Кровь слипается сонно
Пока я зачем-то пишу.
А на шее у голубя,
Словно венок разноцветный:
Так радужно перья лоснятся.
Все так буднично чудно,
И каждая вещь, как провал
Одинокого глаза,
Которому снятся
Вещие сны
Потерявших
Себя в перспективах зеркал.
Тень
Со мною рядом лежит моя тень,
Раздувая чернильное тело;
И пускает, как лучик в мишень,
В нее солнце каленые стрелы.
Даже ночью при ясной луне,
На подушечках лапок кошачьих
Тень крадется тихонько ко мне,
Словно я – это маленький мячик.
Иногда у меня за спиной
Она тихо весь день шевелится,
Как большая волшебная птица,
У которой сломалось крыло.
Серный ветер
Северный ветер, есть ли в твоих прибоях
Нежные пальцы ласки, шершавые губы дружбы
И пять лепестков надежды багровых, как мое сердце.
Есть ли в твоих порывах отчаяние русоголовое,
Белые пятна света, синие вспышки взглядов
И ломающиеся крылья голубиного полета?
Кусочек голубого неба
В кусочке голубого неба
Половина лунного шара,
Лиловая ветка сливы,
Маленький порыв ветра,
Несколько соломинок солнца,
След птичьего полета
И ограниченность моего взора.
Больше ты не веруешь в меня
Сердце слепо бьется под рукою
Больше ты не веруешь в меня
И окно от света золотое
Смотрит в ночь не мыслящую дня.
В репродукторах рыдают вальсы.
На колени мужества упав,
Тополя ломают себе пальцы
Волосы по небу разметав.
Святая обитель
Как плотник, сорвавшийся с лесов, -
Лечу сквозь дни, крестом раскинув руки, -
Последний раз любуясь красотой
Обители. Ее достроят внуки.
Канун
Давило солнце сок малины,
Засеял снег мукой целинной
Земные скатерти дорог;
А ворон, словно черный бог,
Проплыл над улицей не длинной.
Был лепестками спортлото
Забросан выход-вход из метро,
И шли невольники труда
В него туда или сюда;
И разливалось древней смутой
По лицам зарево салютов.
Обрывок песни
Душа осыплется, как сад,
Вся жизнь покажется обманом –
Так снится золото цыганам,
Когда приходит листопад.
Над чашкой пар ЧМ
Над чашкой пар,
Как дым над сигаретой.
Ловлю на вдохе терпкий аромат.
Жаль, что я здесь, а не абстрактно где-то,
Что несвободен, тускл и глуповат.
Что не могу не думать,
Ни забыться,
Что остается несколько глотков, -
А рой чаинок черных шевелится,
И белый глянец пахнет молоком.
Пока закипает для чая вода ЧМ
Пока закипает для чая вода,
Пока не обрушилось время,
Пока не пришла побирушка-беда, -
Я занят свободным пареньем.
Как будто вдруг вынули из-под меня
И землю, и стул, и квартиру.
Как будто держусь я за гриву коня,
За медноволосую Лиру.
… Но только копыта коснулись земли,
Нальются критическим весом, -
Я к жизни привязан,
А бес шевелит
Горячие угли под креслом.
Дождь
Серый дождь, словно грустная птица,
Слышишь ходит у вас под окном?
То в стекло потихоньку стучится,
То шуршит журавлиным крылом.
Цепко скачет по крыше покатой
И курлычет в худых желобах, -
Словно ищет сестру или брата.
Дождь идет или наша судьба?
В колыбели лунной
Клавиши фонарные,
Глубь псевдо-пространств, -
Титулы букварные,
Запах ананасов;
Говоры народные,
В сердце боль тупая;
Белые фасады украинских хат.
Путь кремнист по-лермонтовски –
Паюсный асфальт.
Я люблю печалиться.
Парус головы.
В колыбели лунной
Оборотни-сны.
Вспомнил друга мертвого:
Вовка, отзовись, -
Я своей аортою
Влился в твою жизнь.
Ночи в Мариуполе
Цвета куинджи;
Профили преступные
Красотой во лжи.
Я ладонь корабликом
Белую сложу;
Под стальными саблями
Душу обнажу.
Вот импровизации
Кончилась игра,
Челюстями клацнула
Черная дыра.
Ночь чернеет буднично –
Хлеб насущный в булочной;
Я влюблен, как бог,
В первый день творения,
В место неимения,
В жизнь мою в залог.
Сыну Алешечке
Люблю тебя,
Но говорить боюсь:
Чтоб слово божье не звучало всуе.
Я сам хотел бы душу наизусть
Твою всю выучить,
Как библию живую.
Зверь и укротитель
Люблю – когда душа живет без слов,
Когда она темна, косноязыка,
Когда бескожесть сорванного крика
Меня со всех преследует углов.
Люблю, - когда ни в чем опоры нет,
А мысли гибнут тихо и бесследно,
И тьма вокруг сгущается победно,
Выдавливая сузившийся свет.
… Тогда – я зверь,
А бедный человек
Внушает мне какой-то сложный номер,
Но: джунгли и на улице, и в доме,
И я свободен от всего и всех.
1986г.
Победа
Еще одна победа над собой:
С плеча снимаю голову дракона,
Сознанье тает в дымке голубой
Лебяжьей линией подавленного стона.
Абстракция пустого рукава
В последней невесомости мгновенья
Еще чертит ужасное знаменье,
Которого не видит голова.
А небо пьет мои глаза
Вскрывать как дверь в пустой музей, -
И золотые экспонаты
Вносит в высокие палаты.
А, вообще, я не уверен,
Что жить в той плоскости намерен,
Которой срезан, как лоза…
А небо пьет мои глаза.
Между жизнью и смертью мост
Только вы не боитесь времени,
Часовщик да точильщик ножей.
Что мне сверхзвуковые демоны,
Что мне блеск мировых идей?!
День сегодняшний неотложен, -
Как спасенье, как помощь, как СОС.
Время – это дыханье божье,
Между жизнью и смертью мост.
1985г.
Вышел вечер
Вышел вечер
В конском платье.
Он бетонное копыто
Запломбировал луною,
И щепотью белый порох
Бросил мне
В зрачки сквозные.
Из земли стеклянный волос
Рос серебряным фонтаном,
И звезды алмазный колос
Шевелил мой труп усами.
1975г.
Лекарство и болезнь
Залежи слов и кубики пространства;
Как птица серая в окне летит Земля,
И в пузырьках серебряных лекарство,
Отпущенное небом для меня.
Резиновые дутые колонны
Ступают, как большие каблуки;
В бутылочном стекле вечнозеленом
Горят живые спирта огоньки.
Подняться в горы не боюсь
Как белый колокол,
Звенит и плачет грусть, -
А на вершинах гор-галлюцинаций
Лежит не снег,
А белый цвет акаций,
Но я подняться в горы не боюсь.
Шуршит тетрадь соломинками слов,
И по ногам ползет все выше холод;
И черный лес свирелевых стволов
Мне напевает песню крысолова.
Часы стоят
И гиря на цепи
Висит, как знак немого восклицанья;
Я выключен, как лампа из сети,
Как аппарат с искусственным дыханьем.
Так вот какая правда на лицо,
Когда сойдет лирический румянец
И бритва наведет смертельный глянец
На затвердевших скулах мертвецов.
Я лишь с такою правдою знаком –
А по другую сторону обличья
Плывут всегда в эфире голубом
Глаза богов, как в небе стая птичья.
Да вот стихи
Все с той же стороны
Влетели в душу
Выпили, как воду,
Чтоб не были во мне отражены
Два лика,
Сотворившие природу.
Кругосветное плаванье
Проснуться… -
Всплывать по кускам,
Свое сознавая крушенье,
Хвататься за жизненный хлам –
За быт, за дела и за деньги.
… Дубовые выгнуть борта
И вырастить стройные мачты -
Проснуться – корабль «Мечта»
Сиянием моря охвачен.
Градус абсолюта
Фольга, шампанское, конфетный Вавилон –
Все чудеса предгробного уюта.
Через меня, как чуткий эталон,
Проходит млечный градус абсолюта.
Фрагмент старого города
Задворки незнакомого района:
Ржавеющее царство энтропии,
Везде углы критических наклонов,
Секущих, словно струи дождевые.
Что за тона в слоящейся палитре:
Переползает охра в синь и сурик;
Садов, застроек сломанные ритмы,
Как танцы опьяняющихся гурий.
Антиэпитафия
… И в гробу мне забвенье не страшно:
Стихотворная сила жива.
Буду завтрашний я и вчерашний
Видеть звезды и слышать слова.
Буду в зыбкой листве отпечатан,
Буду ветром летучим воспет,
Частым дождиком буду оплакан,
Потому что я, просто – поэт.
1987г.
Переход через Лету
Закат бескровный,
Каменный квартал;
Какая в мире сила отчужденья,-
Словно никто меня не целовал
И в жизнь пустил единственным твореньем.
Усталый снег,
Башмачные следы
Ведут к чужим заплеванным подъездам…
Не далеко, я чую, до беды, -
Винтом восходит лестничная бездна.
Раздать долги до рваного рубля:
В конце концов, логическая точка –
Для каждого поэта западня
Или всего лишь новая отсрочка.
И вот теперь,
Поставив этот знак,
И перейдя его, как смертный Лету –
Ты снова жив, и значит смерти - нету,
Есть только ложь, сомнение и мрак.
Страдания клеймят меня позором
Страдания клеймят меня позором.
Души и тела жидкий суррогат
Стекает по больничным коридорам,
Закутавшись в клинический халат.
А рядом, в равновесной тишине,
Стоят цветы в горластом кувшине.
И воздух, преисполненный терпенья,
Целует в губы юные растенья.
В тупых следах моей бредущей боли
Лежат луны прозрачные мозоли;
И черный нимб панического страха
Горит на мне, как Шапка Мономаха.
Желтый дом
Как будто трупы по реке,
Плывут больные по аллее.
Старик в дурацком колпаке
Несет старушке ахинею.
***
Я надел голубые кальсоны;
День был чище пустого листа;
Золотыми рогами короны
Надо мной прорастала мечта.
Моя личность светилась улыбкой,
Словно елка стеклянной звездой, -
Но земля была страшной и хлипкой
Под моей деревянной ногой.
А вокруг были стертые люди,
И цепной белозубый мороз;
А на лунном расколотом блюде
Поседелые пряди волос.
Лечу один
Над городом мерцающий покой.
Лечу один в пределах жизни новой.
И в моей памяти вскипает сад вишневый,
Разлитый по эмали голубой.
Я целостность прекрасного храню,
Неся в ладони яблоко, как душу.
Люблю играть со словом
Люблю играть со словом, как с огнем,
Но это все лишь фокусы факира,
А есть слова, в которых правда мира
Заключена, как в тучах свет и гром.
От слов таких не спрячешься под зонт,
Не обыграешь ловким каламбуром.
Они кольцом сомкнут свой строгий фронт
И на штыки поднимут балагура.
Но если слово ласковым дождем
Тебя омоет с головы до пяток, -
То значит - ты отважным был солдатом
И устоял под громом и огнем.
Вдруг воскрешен по чьей-то воле
Я вновь врастаю в бытие
По генетическим спиралям,
Дробясь в кристаллах ЭВМ,
Я возвращен из зазеркалья.
Я в синтезаторе-гробу,
Вдруг, воскрешен по чьей-то воле.
И засветилась божья воля
Звездой рождественской во лбу.
Природный аналог
Повсюду датчики, сигналы
И бойких органов возня.
А мать-природа не узнала
В своем аналоге меня.
И понял я, что душу божью
Никто не сможет мне вернуть:
Загнать ее обратно в кожу
**********************.
День похорон
В день похорон в посмертной суете
В воскресных рощицах аукается эхо;
И вьется свет из солнечного меха,
И стебли душ взывают к высоте.
Вот Северное кладбище, хвоя.
Здесь индульгенции с цветами вперемешку.
Тень от креста передвигает пешку:
Так вот ты где вселенская семья.
Я не сочинитель некрологов.
Я не сочинитель некрологов.
Я тоже чашу смертную приму
Из рук того, кто носит имя бога.
И поселюсь в надзвездном терему.
Огромным зеркалом захватит небосвод
Живую душу и увижу снова: -
Земля, по клеточкам расставленный народ
И все материальную основу.
Муки слова
О, исступленность тупиков!
Стенная роспись. Жизнь – мазок.
Все мощи – кровью с молоком –
Перемываю в слове БОГ.
Старуха
Сандаловых щек
Молодые морщины,
И руки без дрожи: привычка дарить.
Седая мадонна – ни званья, ни чина:
От сердца до сердца –
Родимая нить.
Ты еще живой
Да, это страшно:
Быть мертвым,
Но думать,
Что ты живой,
Кого-то убеждать,
Что слышишь пульс в запястьях,
На зеркальце с надеждою дышать,
Как на осколок
Призрачного счастья.
Как мне верифицировать себя,
Как доказать, что я певец природы,
А не нарыв в гортани соловья,
И не послед божественного плода.
Иду по дороге – и плачу.
Иду по дороге – и плачу.
Сквозь радуги утренних слез
Все вижу немного иначе –
И Землю, и Неба откос.
Две бабочки, как на качелях, -
На легком осеннем ветру.
Я вижу всей жизни теченье,
Как будто уже не умру.
Млечный путь
Млечный Путь как будто близко, рядом.
По нему промчаться босиком,
Как весной по трепетному саду,
Прохладиться звездным молоком.
Импровизация
Слова слипаются в букеты тишины.
Обрывки страха, календарный полдень.
Клубятся неразгаданные сны
И длинноносый проступает Гоголь.
Роза Любви душиста и свежа,
Арбузной сердцевиной пахнет лоно.
Дождь листья режет каплями ножа.
В углу безмолвствует наследная икона.
Всему пристанище, всему здесь место есть.
Вещественно доказано пространство.
Доносится благая сердцу весть;
А люди-монстры носят бронепанцырь.
Улыбка Будды радует цветы,
И радость, словно поле с васильками
И спелой рожью. Хорошо святым
Быть и беседовать с незрячими Богами.
Два мудреца
Осенний дождь - мудрец седобородый,
Твои я притчи слушаю с утра:
Сомнений несговорчивую воду
И затяжную проповедь добра.
… Но вдруг прорвалась неба пелена -
И солнце просияло априори, -
А дождь ушел в живое царство сна -
В деревья, в землю, в радугу и море.
Хаос и Гармония
Плод золотой с проломанною сферой,
Сосущий паразита паразит;
И на волнах слепая тень-химера
С моим лицом расслабленно лежит.
Вдохновенье
Вскрыла жилы: невосстановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет - мелкой,
Миска - плоской. Через край - и мимо -
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неосстановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Шумят листвою тополя
Шумят листвою тополя.
Мне этот шум напоминает
Такую даль, где нет меня,
Где память тихо догорает.
Быть и не быть… Последний жест.
Нас небо знает поименно.
Стрижи, как сорванная жесть,
Летят над крышей и балконом.
Вот современники мои -
Мазки на будущей картине;
В кустах цыгане-воробьи;
Размыта тень ???????????
Родная земля
Пахнет жареной рыбой.
Вспоминается Керчь.
Митридатские глыбы,
Черноморская речь.
Солнце южное, туи,
Дядя Ваня-рыбак.
По ночам здесь колдует
Зурбаганский маяк.
Неужели все было?!
Не буди мертвецов.
Запах теплого ила,
Голубых солонцов.
На отцовской могиле
Белокаменный крест.
Неужели - мы были?
Неужели - Ты есть!
2001г.