Можно, наверное, греться
у материнских молитв...
Только зачем-то о детстве
нехотя память хранит,
как с материнской любовью
дочку охаживал кнут.
– Мама! Не надо! Мне больно!
– Что ты кричишь, будто бьют?!
В пересечении злости,
вдохом глотая соплю,
думалось тихо и просто:
"Вырасту, мамку убью."
Может, любила в душе ты,
но погрузившись в сурьму,
будто несла меня в жертву,
да не понятно, чему...
Встала чумой над истоком
мама, его отравив,
выбила напрочь жестокость,
но не взрастила любви.
Были просветы, да только
сложены чувства в гробы.
Дочь твоя, мамочка, стойко
держит удары судьбы.
...суицидальной кончины
тридцатилетие - срок.
Линии не различимы.
Помнится только урок.
В пышном бурьяне могила,
в мантии неба – судья...
Ты, умирая, простила...
Да вот простила ли я?