Это было окно, что срывалось лучистой луной,
Как подброшенный кем-то полтинник
В тугой подоконник,
Словно в ломтик незрелого сыра.
Когда утро воды в рукомойник заливает
И моет без мыла,
Словно, хрупкий, изящный стакан…
Из-под пива.
Золотистую порцию чая,
Наливая в него, попадает
На волнующий, терпкий обман,
Как в раскрытую прорезь постели.
Где два тела в батистовой пене
Одеял и помятых простынок,
Словно в волнах прозрачного пива,
Будто странного отчуждения,
Потеряли и слух, и зрение.
Это всё называлось луной.
И изгибистость узкого тела,
Млечно призрачной белизной,
В окна, словно сливалась несмело.
И таилась, как в гранях фужера,
Без вина, напоённых виной,
Опьянённая счастем без меры.
Это всё называлось луной.