Еще не речь, уже не голос.
С.Гандлевский
Сама ли проговариваю невесть
что? Стая рыб -- внизу -- над головой --
несется, расцарапав гладь, на нерест.
И губы -- сами! -- шепчутся: “Живой”.
Зря подали к парадному подъезду
машину, фар икринки далеки.
Сооружает мозг над бездной бездну.
Превосходящую. И звезд мальки
в ресницах замирают, лезут в ноздри,
в морщины забиваются, и пульс
стихает, как нетронутой занозы
еще не боль. Уже не шепот “пусть”.
Одноголосьем множеств и мгновений
пропой тропарь в заснеженной тиши.
Стоят, к своей не прислоняясь тени,
тела веков, как проблески души.
Разобраны по дням и вездесущи.
И веток узелковое письмо,
навеки загадавшее, и суши
помятая бумага, и космо-
гонических мистерий бумеранги
вбивают кол в открытую гортань.
И минус шьют невидимые банки,
и на счету -- все прочерки и дрянь.
Ах, крестики и нолики провалов
в попытке доиграть свою ничью.
И тянется нога поверх овалов
вспороть пространство, вдарив по мячу.
Одно и то же. Все одно и то же.
Лови и слушай. Слушай и лови.
Абракадабрит ночь. Искрит “О Боже!”,
чуть-чуть не дорастая до любви.
2001