В перелеске за дубравой,
На стволе сосны шершавой,
Жил да был один червяк.
Он не мог понять никак,
Отчего он не летает?
Что взлететь ему мешает?
Может быть, излишний вес?
Ждать червяк не стал чудес.
Начал совершать пробежки
Он по веткам. Как-то в спешке
Поворот недоглядел
И почти уж полетел,
Но раздался скрип покрышки,
И повис спортсмен на шишке,
Как на плечиках – пальто.
Вниз лететь-то – всё не то.
«Видно, сколько я ни бегай,
Не летать мне птицей пегой», –
Рассуждал, дрожа, червяк
После этих передряг.
Вдруг перед червём на ветку,
Словно капля на салфетку,
Хлопнулся древесный клоп,
Лапками брюшко поскрёб
И вскричал: «Здорово, парень!
Как судьбе я благодарен,
Что попал к тебе сюда.
Наверху – совсем беда.
Над сосновой там макушкой
С громким криком друг за дружкой
Птицы хищные снуют,
Насекомый люд клюют.
Если б не был я зелёным,
Так не быть бы мне спасённым.
Ну, а ты о чём грустишь,
Не ценя покой и тишь?»
«Так я, дядя клоп, вздыхаю
Оттого, что не летаю, –
Говорит червяк ему, –
Сам не знаю почему,
Требует душа полёта».
«Вот нелепая забота», –
Проворчал в раздумье клоп,
Щуря глаз и морща лоб.
Был он стар ещё не слишком,
Но девчонкам и мальчишкам
Опыт свой передавал,
Так как много повидал.
Спину мастера совета
Щит салатового цвета
Треугольный закрывал.
Клоп, подумав, продолжал:
«В юности и я резвился,
Вышел срок – остепенился,
Бросил глупые мечты…»
«Всю бы землю с высоты
Видел я, как на ладони, -
Взвыл червяк, мечась по кроне, -
Мне одна сказала тля,
Будто круглая земля».
Видя, что для молодёжи
Опыт старших не дороже,
Чем богатство – дураку,
Клоп ответил червяку:
«От моей соседки мухи
Я узнал такие слухи:
На сосне есть где-то сеть.
Как отсюда вверх смотреть,
Так, кажись, на пятой ветке.
И сидит на этой сетке
Много лет мудрец паук,
Доктор сетевых наук.
Век он сеть переплетает
И при этом размышляет.
Вот откуда торжество
Высшей мудрости его.
Как лететь быстрей снаряда,
У него спросить бы надо.
Всё он знает, потому
Обратись-ка ты к нему».
Онемев на миг, как рыба,
Выдавил червяк: «Спасибо».
И рванул вверх по стволу,
Будто кто пустил стрелу.
«Стой! – воскликнул клоп бывалый. -
А ведь главного, пожалуй,
Я тебе и не сказал.
Напоследок, чтоб ты знал,
Муха мне ещё сказала:
Мол, паучье остро жало.
Он прожорлив и хитёр.
Ты, ведя с ним разговор,
Стой на месте, как прибитый.
А поманит, не ходи ты
И на шаг к нему на сеть –
Ни на целый, ни на треть.
Путь твой, юноша, не хожен,
Будь предельно осторожен.
Ну, а если полетишь,
Не забудь клопа, малыш,
Залетай ко мне и к мушке.
Мы постряпаем ватрушки
Да заварим крепкий чай.
Ну, ступай, дружок. Прощай».
Клоп бывалый прослезился.
С ним червяк тепло простился
И помчался к пауку –
Сам всё время начеку,
Словно следопыт в разведке.
На шестой, примерно, ветке
Путь ему пересекла,
Вбок свисая со ствола
Наподобие каната,
Нить, ведущая куда-то.
Медленно, чтоб не упасть,
Обхватив тугую снасть,
Стал червяк ползти вглубь кроны,
Бранным словом про законы
Тяготенья говоря,
Вниз со страху не смотря.
Он отполз совсем немножко,
Вдруг в иголках, как окошко,
Перед ним возник прогал.
И червяк в нём увидал
Полную кругов и клеток
Паутину между веток.
К ней-то и тянулась нить.
Чтоб себя не погубить,
В трёх шагах от паутины
Встал червяк и, как картину
Или тонкое шитьё,
Стал разглядывать её.
Что – картины! Величаво
Слева, спереди и справа,
Тая вдалеке, как дым,
Сеть простёрлась перед ним.
Словно степь, она лежала
И как будто бы дышала.
Бег задорный ветерка
Колыхал её слегка,
И на ней круги, спирали
И трапеции мерцали,
Еле слышно шелестя
И таинственно блестя.
С края, на ветру волнами
Трепетавшего, как знамя,
Вниз свисала бахрома,
Вбок – упругие весьма
Нити на концах с узлами,
Расходясь кругом лучами.
И вздувалась с силой всей
Сеть, как парус, меж ветвей.
Созерцая это чудо,
Всё забыл червяк, покуда
Не почуял, как солдат,
На себе прицельный взгляд.
Осмотрелся: в самом деле
На него в упор глядели
С паутины той как раз,
Не мигая, восемь глаз.
Восьмиглазый, восьминогий,
То паук, учёный строгий,
К краю сети подбежал.
Был он ни велик, ни мал,
Впрочем, мощь его – не в росте.
Никого не ждал он в гости,
Лучший из своих трудов
О вязании узлов
Он писал, усевшись чинно
В самом сердце паутины.
Нити задрожали вдруг,
И сказал себе паук:
«Кто-то к нам ползёт, смотрите,
С северо-восточной нити
И мешает нам, увы…»
Даже сам к себе на «вы»
Доктор важно обращался.
К краю сети он помчался
И ещё издалека
Заприметил червяка.
«Вот такой студент на ужин
Нам уже давно был нужен», -
Оценил червя паук.
А того хватил испуг:
Жуткой он не слышал фразы,
Но о том, что восьмиглазы
Пауки, не знал червяк.
На него нашёл столбняк,
И сперва, в начале встречи,
У него пропал дар речи.
Надо правду вам сказать,
Что учился не на «пять»
В насекомой средней школе
Наш червяк. Лишь о футболе
И полётах он мечтал,
Так что много не знал.
А пока он коброй замер,
Мы обычными глазами
Поглядим на паука:
Крест бордовый лишь слегка
На его спине был виден.
То, что он весьма солиден,
Ясно было по брюшку.
Справа, слева – по клыку
Грозно с челюсти свисали,
Лоб седины убеляли.
Вот такой он был – паук,
Доктор сетевых наук.
Лишь на миг застыв, как идол,
Страх стряхнул червяк и выдал
Речь приветственную вдруг:
«Рыцарь доблестный наук,
Вам философ клоп древесный
С мухой, странницей небесной,
С кафедры тлеводства шлют
Свой профессорский салют!»
Отвечал паук лениво:
«Ваша речь весьма учтива.
Кто вы, юноша? Зачем,
От реторт и теорем
Убежав в разгар семестра,
Вы гуляете?» - «Маэстро!
Мало вас назвать «мудрец»,
Вы – художник, вы – творец.
Только вы меня поймёте.
Я мечтаю о полёте!
Как прилежный ученик,
Изучил я сорок книг,
Сто законов, двести правил,
Триста опытов поставил –
Ничего не помогло.
Не взлетаю, как назло, -
Нагло лгал червяк-невежда, -
В вас – последняя надежда
Или жизни полный крах!» -
«Что стоите вы в дверях?
Ждём мы нынче с неба снега.
Проходите в дом, коллега, -
Отвечал ему паук,
Доктор сетевых наук. –
Всё в деталях обмозгуем,
О полётах потолкуем».
Вскрикнул радостно червяк
И вперёд уж сделал шаг,
Но тотчас остановился,
Отказался, извинился
И добавил: «Мне ведь снег
Только удлиняет век,
Укрепляет мне здоровье».
Сам же в голове клоповьи
Всё наказы повторял.
«Врач мне это прописал.
Мол, бассейнов и манежей
Мне полезней воздух свежий.
Так вот прямо и сказал», -
Не сморгнув, червяк соврал.
Цокнув и нахмурясь разом,
Доктор левым нижним глазом,
Как турбиной, завращал,
А закончив, отвечал:
«Что ж вы, батенька, так робки?
В вашей черепной коробке
Ум пытливый не живёт?
Так какой же вы пилот?
Не летают даже низко
Те, кто избегают риска.
Впрочем, в том проблемы нет,
Мы откроем вам секрет:
Тот взлетает без усилья,
Кто имеет сзади крылья.
Нам служивые чижи
Одолжили чертежи
Птичьих, и не только, крыльев.
Мы, их к кульману пришпилив,
Сняли копии со всех,
Но храним их, как на грех –
Впрочем, есть на то причины –
В сейфе в центре паутины.
Мы пройдём туда сейчас,
Просим следовать и вас.
Крыльев разные системы
Испытаем на себе мы».
В червяке вскипела кровь
И второй он сделал вновь
Шаг навстречу паутине,
Но споткнулся, как в лощине
Об корягу на тропе,
Он на мысли о клопе.
На мгновенье лишь замялся,
Снова с мыслями собрался
И сказал с тоской в глазах:
«Мало толку в чертежах.
Мы с термитом в долгих спорах
Не один их съели ворох.
Так ведь мало, что летать –
Не могли мы даже встать.
Пухли, не меняя позы,
С пузом, полным целлюлозы».
Отвечал ему паук,
Доктор сетевых наук:
«Ладно! Есть надёжней средство!
Передал его в наследство
Нам учёный скорпион.
Наш за то ему поклон.
Выражаясь немудрёно,
Это – крылья махаона».
Тут паук, поколебав
Паутину всю, стремглав
Так по ней бежать пустился,
Что мгновенно очутился,
Сеть перемахнув свою,
На другом её краю.
Там, склонясь, как над витриной,
Он из складки паутинной
Вынул бережней стекла
Два узорчатых крыла.
Гикнув зычно, как слониха,
Он обратно так же лихо
Паутину пересёк –
Вот что значит восемь ног! –
Снова рядом оказался
И ничуть не запыхался.
Дальше он без слов, молчком,
Крылья перед червяком
Пышным веером расправил,
И забыть его заставил,
Всё на свете. У тенёт
Встал червяк, разинув рот,
Обездвижен, обессилен,
Выпучив глаза, как филин.
Да и было отчего!
Удивительней всего
В крыльях был размер немалый.
Тут бы даже клоп бывалый
Запросто попал впросак,
А тем более червяк.
Без сомненья, крылья эти
Были краше всех на свете!
С серединой золотой,
С сине-чёрною каймой.
Сверху – с ровными краями,
Снизу – с острыми волнами
И торчащей парой шпор,
А по золоту – узор
Хитроумной тонкой сетки,
Как стряхнувшей листья ветки…
Вдруг паук, потупив взгляд,
Начал пятиться назад.
Червяка за ним вдогонку
Повлекло, как собачонку
На коротком поводке.
А ведь сеть невдалеке,
Шаг один всего остался,
Уж два раза он поддался
На уловки паука.
Паутина же слегка
Смазана была злодеем-
Доктором прозрачным клеем.
Всякий, кто попал на сеть,
Ни уйти, ни улететь
С паутины был не в силах.
Там коварный всех ловил их
И потом хитин их шкур,
Всё глодал, как кости кур.
Позабыв про наставленье,
Угодить на угощенье
Должен был и наш червяк.
Он последний сделал шаг
Прямиком на паутину.
Вдруг, упав к нему на спину,
Вновь на нить его снесли
Две откормленные тли.
Отпружинив, над тугою
Паутиной взмыв дугою,
В сеть уткнулись тли ничком
В двух шагах за пауком.
Стали бедные метаться,
Только зря – не оторваться.
Отдирай хоть с мясом тлей,
Так их держит подлый клей.
Доктор мрачно усмехнулся,
К тлям, как циркуль, повернулся,
Кровожадный вспыхнул взгляд,
И с клыков закапал яд.
Червяка забыл он сразу.
А герой наш в оба глаза
На расправу ту глядел
И от страха холодел.
Ни паук, ни червь не знали,
Отчего две тли упали
Прямо на голову к ним.
Тайну эту разъясним.
Дело в том, что чуть повыше
Меж ветвей в обширной нише
На сучках слой игл лежал.
В поле том не умолкал
Звук отрывистых мелодий.
Там охотничьих угодий
Заповедник был, и встарь
Богомол, великий царь,
В нём с царицей стрекозою
Поохотиться порою
Оставался: с давних лет
В нише пасся короед.
Нынче ж в поле иглокожем
Вздумалось коровкам божьим,
Гордым удалью своей,
Затравить двух жирных тлей.
И собрался их десяток
Молодых, лихих теляток.
Вот спугнули тлей чету,
Громко крикнули: «Ату!»
Вдруг все тли куда-то скрылись,
Как сквозь землю провалились.
Глядь поближе, так и есть:
Шириною шишек в шесть
Там зияла щель в настиле.
И в неё-то угодили
Две откормленные тли,
Червяка с пути снесли…
Дальше помните, конечно.
Тут телята все поспешно
С криком «Бойся! Задеру!»
Сиганули в ту дыру,
Как отряд парашютистов.
И полёт их был неистов!
Тут такое началось,
Что тряслась земная ось!
С пауком и тлями рядом
Сыпались коровки градом,
Издавая дикий вой,
Будто шёл воздушный бой.
И, нагнав порядком жути,
Ну скакать, как на батуте,
Вереща, визжа, крича,
Во всё горло хохоча.
К сети пузом прилипая,
Удальцы, не унывая,
Поднатужившись, живот
Отрывали от тенёт.
Видно было, что коровки –
Малые не без сноровки,
А уж ярче не ищи.
Красно-чёрные плащи
Ловких юношей поджарых
Часто снились тлям в кошмарах.
Впрочем, так всё, да не так:
Был один из них толстяк.
И взлетала вверх фигура
Увальня и балагура.
Вдруг, упав на сеть спиной,
Толстый крикнул: «Ой-ой-ой!»
И, вертясь без результата,
Заревел: «Ко мне, ребята!
Помогите! Я прилип!»
Как вверх дном лежащий джип,
Львом рычал толстяк державно
И барахтался забавно.
Девять прочих молодцов
Подлетели все без слов
И, схватив за лапки крепко,
Ну тянуть его, как репку,
Звонко крыльями жужжа.
Натянулась сеть, дрожа,
И орал толстяк: «Канальи!
Вы мне крылья оторвали!
Чтоб вас дятел клюнул в бок!»
Вдруг послышался хлопок
Открываемой бутылки,
И лежавший на затылке
С красно-чёрной шайкой всей
Вверх взлетел на пять ветвей.
И на паука-беднягу
Вся их рухнула ватага
Плотным, как ядро, клубком.
Сеть ходила ходуном,
По узлам и швам трещала,
Ветви ближние сгибала.
В паутине же, как плешь,
Круглая зияла брешь.
Тли, паук и все телята
Вниз попадали куда-то,
Ткань узорную пробив.
Тут случился перерыв,
Стала сеть совсем пустынна.
Но затем на паутину
Вновь в злосчастный тот же люк
Выкарабкался паук.
Следом сразу три коровки,
Как три пули из винтовки,
Вылетели из дыры
Для очередной игры.
Сеть казалась безупречной
Им сперва – и чуть ни вечной.
Ткнули раз – тонка она
И не более прочна
Промокашки из тетради.
И решили шутки ради
Взять с разгона, как баран,
Паутину на таран.
Вверх взлетев, как можно выше,
Куражом и жаром пыша,
Песню грянули втроём:
«Небо – наш родимый дом!»
И ударная бригада,
Издавая свист снаряда
И не прекращая петь,
Вновь обрушилась на сеть.
В трёх местах её порвали,
Троекратно «хоп!» вскричали.
Снова – вверх ветвей на пять,
А оттуда – вниз опять.
Тишина над перелеском
Огласилась страшным треском.
Сеть рвалась, и выл паук,
Доктор сетевых наук:
«Что ж вы делаете, черти!
Нашей вы хотите смерти?!
Ядовитого клыка
Не отведали пока?!»
Не зови телёнка трусом –
Парни не вели и усом,
Как их доктор ни брани.
Паука в ответ они
Обзывали «старой клячей».
Мало нежности телячьей
Знал телячий их народ.
За налётом шёл налёт,
В стороны летели клочья
Рваной ткани. Даже ночью
В снах кошмарных пауку,
Много на своём веку
Повидавшему, не снилось
То, что с ним сейчас случилось.
Доктор жалобно стонал,
На себе щетинки рвал.
Вдруг, воспрянув, грозно рыкнул
И, срывая голос, крикнул
Дикой троице в укор:
«Вы – не божьи с этих пор!
Нам теперь известно, кто вы!
Вы – бесовские коровы!»
Рос и ширился разгром,
Дыры множились кругом,
И на сети, право слово,
Места не было живого.
Глянув в новую дыру,
Доктор снова впал в хандру,
Всеми восемью руками,
То есть восемью ногами,
Лоб свой мудрый обхватил.
«Нету наших больше сил!» -
Он забормотал бессвязно.
В это миг шарообразна
Стала форма паука.
Ноги – кверху, он слегка,
Лёжа на брюшке, качался,
А ногами-то держался
Всё за голову свою.
Так лежал он на краю
Свежевыдолбленной дырки,
Будто ком белья для стирки.
Дунул ветер, всколыхнул
Паутину и столкнул
Паука седого с места.
Словно колобок из теста,
Прямо к чёрной лунке он
Покатился под уклон,
И исчез мудрец коварный
В ней, как в лузе шар бильярдный.
Вскрикнув «Баста!», в никуда
Канул доктор без следа.
С полчаса коровки ждали,
Сеть по кругу облетали,
Но не вылез к ним паук.
Троица последний круг
Описав на всякий случай,
Дом покинула паучий,
Так похожий на дуршлаг.
Ну, а где же наш червяк?
Что-то мы о нём забыли.
Всё за пауком следили,
Про телят вели рассказ.
Между тем червю как раз
В тот момент, когда телята
С тлями, доктором куда-то
Все попадали под сеть,
Стало нечего смотреть.
Лишь поглядывал влюблённо
Он на крылья махаона,
Брошенные пауком.
«Унести бы их тайком», -
В голове червя вертелось.
Но его былая смелость
Улетучилась давно.
И, как страшное кино,
Память перед ним крутила
Снова кадры, как уныло
Выли и метались тли,
Но спастись уж не могли.
«Крылья, спору нет, прекрасны,
Но за ними лезть опасно».
Стал червяк теперь умней,
Не забыл паучий клей.
Доктора он не дождался,
С крылышками попрощался,
Тяжело о них вздохнул
И по нити вниз скользнул.
Всё, что дальше с сетью было,
Без него происходило.
А червяк всё вниз ползком,
Размышляя о своём:
«В крыльях дело? Слизнем буду,
Если их не раздобуду!
Но легко пообещать,
Да не просто исполнять.
Вот что! Сбегаю на рынок.
Там сменяю у личинок
Колорадского жука
Три вьюнковых лепестка –
Горячо любимой с детства
Бабушки моей наследство –
Я на крылышки пока,
Ну, хотя бы, мотылька!
Нет, вьюнка за крылья мало –
Засмеют меня менялы…
Всё же, выше птичьих стай
Полечу я! И пускай
Не родился я богатым.
Надо с кем-нибудь крылатым
Мне знакомство завязать
И в беседе с ним узнать
Без обмана и насилья,
Как выращивают крылья».
Думая всё время так,
Переполз на ствол червяк.
И, идя с туманным оком
В размышлении глубоком,
Со ствола на ветку он,
Как лунатик на балкон,
Вылез просто так, не глядя.
Иглы спереди и сзади
Начали колоть его.
Но, не видя ничего,
Полз он долго и очнулся
Лишь тогда, когда столкнулся
Взмокшим от раздумья лбом
С красным в крапинку крылом.
И пятнистых крыльев пара
Всколыхнулась от удара.
Отдыхая от прыжков,
От лихих своих дружков
И за тлями резвых гонок,
Там сидел толстяк-телёнок
К червяку как раз спиной.
Оба разом «Боже мой!»
Громко вскрикнув от испуга,
Отскочили друг от друга.
Жук опомнился быстрей
И с улыбкой до ушей
Начал: «Ба! Какие люди!
Зря подумал я о худе,
Червяки – народ честной.
Вот однажды козодой
Надо мною клюв разинул,
Я тогда едва не сгинул.
Не люблю с тех пор я птиц,
Дятлов, соек и синиц.
А пугать их – труд напрасный.
Даже яркий плащ мой красный
Этих тварей лишь смешит,
Разжигает аппетит
Их и без того звериный.
Стой-ка! Рядом с паутиной,
Где паук узлы вязал,
Не тебя ли я видал?» -
«Я висел на нити с краю…», -
Червь сказал. - «А! Вспоминаю!
Но к чему бы это вдруг
Нужен был тебе паук?
Утверждаю без натяжки:
Нет зловредней старикашки». -
«Точно, - отвечал червяк, -
И пошёл на этот шаг
Я не от хорошей жизни.
Не хочу я век, как слизни,
Бесполезно прозябать,
А мечтаю я летать.
И пошёл просить совета,
Чтоб паук мне мог про это
Всё научно объяснить».
«Эх! Нашёл кого спросить!
Восьмиглазый, старый клоун,
Выжил из ума давно он.
Не ходи к нему ты впредь.
Как же можно полететь,
Следуя его наказу,
Если доктор вверх ни разу
Даже не подпрыгнул сам,
Устремляясь к небесам.
Что он знает о полётах!
Пусть сидит в своих тенётах
И помалкивает!» - так
Паука разил толстяк,
Как врага шальной картечью,
Громовой и страстной речью
И размахивал при том
Здоровенным кулаком.
Но в пылу и раздраженье
Сделал резкое движенье,
Покачнулся, ойкнул раз
И тотчас исчез из глаз,
Кувыркнувшись с ветки шумно.
Долго вслед ему безумно,
Не моргая, червь глядел.
А телёнок облетел
Ветку снизу, вверх поднялся,
Сзади к червяку подкрался,
Да как гаркнет в ухо: «Ам!»
Червь сложился пополам,
Будто ножик перочинный,
Хоть и был довольно длинный.
Но затем, как куль, обмяк,
Закатил глаза червяк,
От испуга весь лиловый,
В замешательстве готовый
Вниз сорваться – только тронь.
А телёнок ржал, как конь.
Стоя к червяку впритирку,
Жук держал его за шкирку,
Чтобы тот не соскользнул.
Вдруг сквозь смех толстяк икнул
И сказал червю: «Однако,
Я голодный, как собака.
Не нарушим же режим,
Червячка хоть заморим». -
«Червячка?!» - «Да не стони же!
На соседней ветке, ниже –
Той, что в форме галифе –
Держит майский жук кафе
Для голодных насекомых.
Там шеф-повар, хрущ, не промах,
Делает из тли рагу.
Описать я не могу
Вкус изысканного блюда –
Чудо, подлинное чудо!
Шанс такой не упущу
И тебя я угощу».
Червь сказал, скривив гримасу:
«Никогда не ем я мяса.
Вегетарианец я,
Как и вся моя семья». -
«Есть там и салаты тоже, -
Лез телёнок вон из кожи, -
А крапивная икра,
А репейная кора
С клеверовой запеканкой
Да с пыльцовою баранкой,
Плюс ромашковый отвар,
Ну, и на десерт – нектар.
А за трапезой легко ты
Всё узнаешь про полёты,
Только слушай мой рассказ.
Я ведь в небе сущий ас.
На примерах всё наглядно
Объясню. Пойдём же!» - «Ладно», -
Червь устало просопел.
Он и сам с утра не ел
И не прочь был подкрепиться.
Им пришлось чуть-чуть спуститься
По шершавому стволу
К вытянутому дуплу.
В этой-то глубокой щели
Беспробудно пили, ели
Пчёлы, муравьи, жуки,
Червяки и пауки.
Эта братия жевала
Так, что вся сосна дрожала
И ходила взад-вперёд.
А когда гулял народ,
Чавканье и шум пирушки
Слышно было на макушке.
К самым подходя дверям,
Ветка перед входом впрямь
Походила на бутылку.
Рядом с важною ухмылкой
Кланялся гостям швейцар –
Щуплый, маленький комар.
Сверху над дуплом сверкала
Вывеска «Четыре жала».
Забавлялись в том кафе
Гости, сидя на софе,
Музыкой чудного где-то,
Но весёлого квартета.
Дунули пчела и шмель:
Он – в трубу, она – в свирель
Из шипов и стебля розы,
Трелями, как виртуозы,
Заглушая шумный зал.
Вторя им, шутя играл
Шершень на игле еловой,
Туго согнутой подковой.
В ней – звенящая струна
Из щетинки кабана.
И по жёлудю задорно
Барабанила, сбив зёрна,
Голым прутиком овса
Полосатая оса.
Шершень начал, подвывая,
Петь: «Ах, пчёлочка златая!»
Хор оставшихся втройне
Громче грянул: «Жалко мне!»
Под игру тех музыкантов
Шумный рой официантов –
Мух, жужжащих на ходу -
Разносил гостям еду.
Лучше нет, чем час обеда
И застольная беседа.
Толстый и червяк вдвоём
Развалились за столом
Из узла коры сосновой.
Заказали лопуховый
Сок, берёзовый салат,
И друг с другом говорят.
«Майский жук – мужик матёрый.
Как не станешь с ним обжорой?
Столько вкусных, редких блюд
Здесь клиентам подают, –
Так хвалил кафе телёнок. –
Я ведь с самых, брат, пелёнок,
Был личинкою когда,
Начал хаживать сюда.
Здесь не варят, что попроще.
Знай, что с Заозёрной Рощи
Службой грузовых стрекоз
Листья и кору берёз
В тот салат, что подадут нам,
Только с ветерком попутным
Возят, не жалея сил,
Чтоб он свеж и сочен был».
Тут две мухи подлетели
И, поставив в самом деле
Перед ними в бересте,
На берёзовом листе
Груду сочного салата,
Улетучились куда-то.
Толстый сразу замолчал,
Басом томно заурчал,
И пока он объедался,
Над столом их раздавался
Скрежет двигавшихся жвал.
И червяк не отставал:
В пережёвыванье пищи
Был он спец ещё почище
И старался, что есть сил,
А, насытившись, спросил,
Наконец собравшись с духом,
Толстяка с набитым брюхом:
«Обещал ты рассказать
Мне о том, как ввысь взлетать».
Но телёнок не ответил,
Вроде, как бы не заметил
Он вопроса червяка.
Гладя пузо и бока,
Он мурлыкал: «Трали-вали.
Это нам не задавали…»
Вдруг в кафе среди гостей
Появился муравей
И к весёлому застолью
Комара с блохой и молью
С криком радостным подсел.
А толстяк побагровел,
Хоть и без того обжора
Был краснее помидора.
Рот скривив и морща нос,
Будто нюхал дихлофос,
Он, как конь, брезгливо фыркнул,
Исподлобья грозно зыркнул
И сказал без лишних слов:
«Ненавижу муравьёв!
Вечно по уши в работе,
Равнодушные к охоте!
Тлей, подумай, не едят,
А пасут их и доят!
Под сосною, например, мы
Целые увидим фермы,
Где выращивают тлей.
Если б я был муравей,
Я бы лопнул от позора, -
Горячась, твердил обжора -
Только их не ограничь,
Приручат они всю дичь.
И охоты, и свободы
Нас лишат животноводы.
Не подам я им руки,
Муравьи – не мужики!» -
Тут толстяк с презреньем плюнул
И под плащ все руки сунул,
Как бы пряча их. Червяк,
Подивившись, что толстяк
Муравьёв трудолюбивых
В выраженьях не учтивых
Грубо так бранит, при том
Всё же думал о своём
И опять спросил: «Послушай,
Вот, ещё оладьи скушай
Из осоки и репья.
Заказал их тоже я.
Объеденье. Угощаю…
Да, давно тебя мечтаю
Я, как лётчика, спросить,
Где мне крылья раздобыть?»
Толстый, на червя не глядя,
Гору целую оладий
Проглотил одним жевком
И, раскатисто, как гром,
Рассмеявшись, гаркнул: «Хватит!
Кто за это всё заплатит?
Что-то мелких денег нет
Рассчитаться за обед.
Слышь, дружище, рассчитайся,
На меня не обижайся.
Платят за друзей друзья,
Завтра очередь моя.
Ну, бывай. Прощай, братишка».
И, как кенгуру, вприпрыжку
Над столами во весь дух
Мимо ошалелых мух
Бросился. Червяк вдогонку
Убегавшему телёнку
Даже пикнуть не успел.
До него лишь долетел
Возглас толстяка снаружи:
«Веселей, ребята, ну же!»
Выйдя из кафе, толстяк
Тлей увидел, бедолаг.
Та же пара еле-еле
Протрусила мимо щели.
Позади неё чуток,
Не трубя уже в рожок,
Стайка в шесть коровок вяло
За добычей ковыляла
Из последних, видно, сил.
Тут толстяк заголосил:
«Эй, бодрее на охоте!
Вы, клянусь, сейчас уснёте!
В рог трубите! Улю-лю!
Поохотимся на тлю!»
И, ускорившись, охота,
Доплелась до поворота
Вслед за дичью по пятам
И пропала в иглах там.
Червь не знал, куда деваться.
За обжору рассчитаться
Он не в силах был никак.
«Счёт ваш, господин червяк», -
Перед ним возникли мухи,
Две особенно не в духе,
Третья в ширь во всю лица
Улыбалась без конца.
Были все они плечисты,
По-боксёрски мускулисты.
Начал нервничать червяк.
«Тут со мною есть толстяк, -
Червь оправдывался с дрожью, -
Так, одна коровка божья.
Выскочил минут на пять
Он на воздух подышать.
Вот погреется на солнце
И заплатит вам червонцы,
Даст ещё на чай монет…»
«Так, понятно: денег нет, -
Морща хоботок, устало
Третья муха прожужжала, -
Эй, ребята, навались,
Чтоб на всю запомнил жизнь,
Как судьба порой превратна
К тем, кто любит за бесплатно
Похлебать чужие щи.
К мойке малого тащи.
Пусть он там до блеска груды
Грязной вымоет посуды,
Не включил в меню пока
Я гуляш из червяка».
Тут червя они схватили
И на кухню потащили.
«Помогите!» - он кричал,
Но никто не обращал
Из гостей на завыванья
Ни малейшего вниманья.
Вдруг, неся тугой кошель,
В зал влетел мохнатый шмель
В жёлтом бархатном камзоле
С полосой чернее смоли.
Увидав его, весь зал,
Не сговариваясь, встал.
Шмель, любимец всенародный,
Из семьи был благородной,
Щёголь, мот, знаток манер
И любезный кавалер.
Всё кафе враз загудело.
С гулом на шмеля летело
«Здравствуйте!» со всех сторон.
Он отвешивал поклон
То налево, то направо
Медленно и величаво.
Вдруг, увидев червяка,
Шмель нахмурился слегка.
«Это что за беспорядки!
Разве вы на спортплощадке?
Для борьбы не место тут, -
Вынес шмель свой строгий суд, -
Здесь кафе, а не татами».
Мухи развели руками:
«Он не платит за обед».
Возразил червяк: «Навет!
Стал я ложно обвинённым.
Ведь в кафе был приглашённым
Я коровкою одной.
Съев обед и свой, и мой,
Бросил он меня без денег».
«Ах, обманщик, плут, мошенник!
Где ж он? Нынче же дуэль! –
Вскрикнул благородный шмель. -
Эй, хватай его, не мешкай!»
«Поздно, - простонал с усмешкой
Червь, - не быть ему в суде.
Он теперь чёрт знает где».
«Вот как! Скрылся? В самом деле?
Ну, а вы куда глядели?! -
Шмель набросился на мух. -
Дал бы я вам оплеух,
Если б не был благороден.
Отпустите. Червь свободен». -
«Он не платит за обед». -
«Угостить бы вас в ответ
Мухоморовой настойкой
Да упругой мухобойкой!»
Гости все наперебой
Закричали: «Мух долой!
Деньги – бедным! Власть – народу!
Арестованным – свободу!»
Мух же, как заело: «Нет,
Он не платит за обед».
«Эх! - воскликнул шмель с досадой. -
Рядом с мухами не падай.
Сильному «ура» кричат,
А оступишься – съедят.
Ладно, мухи. Жизнь такая –
Заплачу за червяка я.
Вот держите кошелёк».
Как вода ушла в песок,
Вмиг дискуссия заглохла.
«Что-то в горле пересохло!
До чего доводит спор, -
Шмель смеялся, - до сих пор
Жарко, как во время гонок.
Мухи, помню я, бочонок
Был в кафе, и не один,
Одуванчиковых вин.
Два кувшина их несите.
Да, червя-то отпустите.
Нечего так зло смотреть!
Знатным быть всегда и впредь
Можно без румян и пудры.
Мне один паук премудрый
Доказал, что у червей
Кровь бывает голубей,
Чем у нас аристократов.
Знанья, как богатства, спрятав,
В паутине он живёт,
Доктором наук слывёт…
Выпущен! Победа чести!
Ну, червяк, присядем вместе.
Вот, уж нам вина несут.
Расскажи мне, как ты тут
Оказался с этим вором
И пройдохою?» - «С которым?» -
«Да, с коровкой. Больше с кем?» -
«Ах, с коровкой, - между тем
Червь прихлёбывал из кубка. -
Мне от своего поступка
Тошно самому сейчас.
Просто он летал, как ас.
Я ж летать мечтаю с детства.
Вот и думал, по соседству
С лётчиком таким побыв,
Я исполню древний миф.
Нам его читали в школе.
Жил один червяк в неволе
У пернатых, хищных птиц.
Прял и ткал для их яиц
Шёлковые покрывала.
Сам же высмотрит, бывало,
Да в деталях, их полёт
И ночами всё плетёт
Крылья из своей же пряжи.
И однажды из-под стражи
Улетел на них смельчак,
Высоко поднявшись так,
Что земля внизу красивой,
Сочною казалась сливой.
Но не всё и он учёл,
И склевал его орёл,
Сбил героя на орбите
В самом, так сказать, зените.
Пусть же он спокойно спит,
Славный подвиг не забыт.
Сказка это? Правда, нет ли?
Но мечтаю так же петли
В небе мёртвые крутить.
Как я понял, раздобыть
Надобно на это крылья.
А без крыльев в воздух пыль я
Подниму, а не себя», -
Заворчал червяк, скорбя
И волнуясь не на шутку.
«Дай-ка, вспомню я… Минутку, -
Шмель в раздумье бормотал. -
Вспомнил! Крылья я видал –
Вверх отсюда будет этак,
Не соврать бы, тридцать веток.
Там в дупле, как в гараже,
Ждут они, когда уже
Кто-то их к спине приладит.
Их нашёл ещё мой прадед
Много лет тому назад.
Вот он шанс! В дорогу, брат!
Мы сейчас найдём их, то бишь
Ты к спине их приспособишь.
А потом, лишь знай, маши.
Ну, давай же, поспеши,
Допивай вино скорее.
Слуг оставил во дворе я.
Кучер! Эй, не спи, вставай!
Мух в карету запрягай!
Уезжаем мы немедля!»
Вытянувшись ввысь, как кегля,
Перед ним тотчас возник
Рослый и худой старик
В чёрной куртке и ботфортах,
Тоже чёрных и потёртых.
То был кучер – жук-усач.
«Что? Запряг ты наших кляч?» -
Удивился шмель, не веря.
«Что вы, барин! Мухи – звери!
Лишь извольте дать приказ,
Увезут вас хоть на вяз
Рядом с Рощей Заозёрной», -
Так ответил кучер чёрный
Прямо на вопрос шмеля,
Сам усами шевеля.
А усы его, антенны,
Были необыкновенны.
Ввысь они вздымались так,
Что зажмурился червяк
И вопросом выгнул шею.
Самого жука длиннее
Были те усы. Они
Паре удочек сродни
То упруго вверх взлетали,
То дугою нависали,
Если кланялся усач.
«Мы сейчас помчимся вскачь, -
Шмель, веля, лицо насупил, -
К одному из верхних дупел.
А на заозёрный вяз
Мы в другой поедем раз».
Жук кивнул, а шмель добавил:
«Помнится, я там оставил
Проходимцам всем назло
Жужелиц стеречь дупло». -
«Крылья там цены немалой, -
Усмехнулся жук. - Пожалуй,
Нам пора проверить пост».
Вытянувшись в полный рост,
Кучер так взмахнул усами
У гостей над головами,
Словно ус – упругий хлыст.
И букашки, слыша свист,
Как одна, быстрее пули,
Все под столики нырнули.
А усач в презренье к ним
Вышел вон невозмутим.
Дальше – шмель. За ними следом
Полз червяк, давясь обедом,
Набивая пузо впрок
С разных столиков, чем мог.
А на улице карета
Фиолетового цвета
Их уже давно ждала.
И, кусая удила,
Прочь рвалась лихая тройка
Мух породистых… «Постой-ка! -
Приглядясь, вскричал червяк. -
Это ж осы! Ос запряг
Вместо мух ты, хитрый кучер!
Мухи – что! В навозной куче
Вечно роются они.
А чтоб осы – в грязь – ни-ни!
Правда, хищны и суровы,
Загрызут сейчас любого.
Их – в намордник бы…» - «Потом, -
Рассмеялись шмель с жуком, -
Все про ос доскажешь слухи.
Это, брат, всего лишь мухи,
Но за ос и впрямь сойдут.
Их журчалками зовут.
Маскировка без сомненья –
Лучшее от птиц спасенье.
Умных защищает ум,
А журчалок – их костюм».
Тут они в карету сели
И к макушке полетели.
Кучер громко крикнул «Но!»,
А червяк смотрел в окно,
Полулёжа в экипаже,
На сосновые пейзажи,
Иглы, шишки и кору
И со светом тьмы игру.
Чувствовал ещё он что-то:
Ощущение полёта,
Радостное торжество
Переполнили его!
Он в восторге охнул даже,
Но тотчас об экипаже,
Спохватившись, речь завёл.
Оттого и вскрикнул, мол,
Что ещё ни с кем на свете
Не летал в такой карете.
Шмель был страшно горд собой.
С расстановкой деловой,
Помычав сперва, не сразу
Он сказал: «По спецзаказу
Я купил повозку, брат,
У каретников цикад.
Оплатил работу щедро,
И они из шишки кедра
Сделали кабриолет.
Но вначале короед
Выгрыз всю в ней сердцевину,
Двери с окнами он сыну
Дал задание прогрызть.
А цикады, взявши кисть,
Краски, клей и всё, что нужно,
Провели отделку дружно,
Изнутри салон обив
Листьями плакучих ив.
Чтоб сиденья шить, цикады
Взяли нити шелкопряда
С лепестками белых роз,
Чтобы цвет их был белёс.
А снаружи – обмозгуй-ка! –
Шишки каждую чешуйку,
Взявшись с самого утра,
Обтянули мастера
Лепестком лесной фиалки».
Всё быстрей неслись журчалки.
Благородный шмель умолк,
И из окон – щёлк да щёлк –
Стали им слышны удары.
Подгонял там кучер старый
Мух усами без бича,
«Но, залётные!» крича.
Так они в молчанье к цели
В две минуты долетели.
Шмель отправился вперёд
Часовых принять развод.
А червяк чуть задержался:
Очень странным показался
Гул ему внутри сосны.
Дерево до тишины
Замирало то и дело,
То тихонько тарахтело.
Вдруг раздался крик шмеля
Так, что вздрогнула земля:
«Это что за безобразье!
Растопчу! Смешаю с грязью!»
Жук с червём, услышав крик,
Через иглы напрямик
Выручать шмеля пустились,
У дупла остановились
И вгляделись в темноту.
Часовые на посту
Там совсем не наблюдались,
Но зато в углу валялись,
Как с мякиной два куля,
Двое сторожей шмеля.
Оба, как понять не трудно,
Просто спали беспробудно.
Дело в том, что утром вдруг
Жужелиц старинный друг
И всегдашний сотрапезник,
Стройный, как оса, наездник,
Родственник шмелей и пчёл,
К ним позавтракать зашёл
И принёс напиток сонный
Белены и белладонны,
Трав дурманящих настой.
И через часок-другой
Жужелицы все уснули,
Позабыв о карауле.
А наездник из чехла
Взял украдкой два крыла
И взамен их в ту же тару
Подложил другую пару.
Усмехнувшись, вор без слов
Вниз спорхнул и был таков.
Так проспали всё растяпы.
От раскатистого храпа
Содрогался ствол сосны.
Жужелицам снились сны,
Как за славную победу
Над улиткой с короедом
Шмель им звание даёт.
Всюду слава и почёт
Удальцов сопровождают,
Богомол их награждает
Царским орденом Пыльцы,
Молодые кузнецы
Им с нектаром шлют бочонок…
Два богатыря спросонок
Тут причмокнули чуть-чуть,
Но продолжим: … в трудный путь
В даль глухую за границу
Призывает их царица
Стрекоза. В Стране Болот
Жаба-царь их в гости ждёт.
Тут пошли балы, визиты,
И они – в составе свиты.
Их лягушки там и тут
Генералами зовут.
Вдруг, вальсируя, герои
С жабьей, царскою икрою
Опрокидывают ларь.
Как вскричит тут жаба-царь:
«Это что за безобразье!
Растопчу! Смешаю с грязью!»
К ним бегут со всех сторон
Саламандра и тритон,
И придворные лягушки,
Прямо посреди пирушки
Трут им уши и носы,
Больно тянут за усы,
Тычут пальцами под рёбра
И при том твердят недобро:
«Просыпайтесь! Всех, кто спал,
Отдадим под трибунал!»
Жужелицы, как лежали,
Так двумя кулями встали.
И, шатаясь взад-вперёд,
Еле открывая рот,
Сторожа залепетали:
«Мы совсем почти не спали.
Удержаться не могли,
На минутку прилегли.
Но в порядке всё, как в кассе».
Шмель от злости весь затрясся
И вскричал: «Не разрешу
Вешать на уши лапшу!
Знаете, ещё немного,
Я ужалю вас, ей-богу».
Разрыдались тут жуки:
«Видим: сами дураки.
Присудите штраф, пенальти,
Только сжальтесь, нас не жальте!»
Видя, что пошёл урок
Разгильдяям явно впрок,
Шмель смягчился и, похлопав
По загривкам остолопов,
Задушевно им сказал:
«Вот чего от вас я ждал.
Я ведь добрый, и скорее
Я не жалю, а жалею.
Ладно. Здесь, бьюсь об заклад,
Где-то крылышки лежат».
Шмель проследовал к футляру
И извлёк оттуда пару
Крыльев, что лежали в нём.
Что тут стало со шмелём!
Вдруг манеры, щедрость, жалость -
Всё куда-то подевалось.
Шмель собакой заскулил
И волчицею завыл.
А затем, сверкая взором,
Закричал: «Держите вора!
Бейте жужелиц-разяв!»
Сторожа, давно поняв,
Что сейчас придётся туго,
Задом, прячась друг за друга,
Ничего не говоря,
Отступали втихаря.
Крик услышав, в беспорядке
Бросились во все лопатки
Опрометью из дупла.
Шмель – за ними, как стрела,
И последним – кучер смело.
Вмиг пещера опустела.
Подождал червяк чуть-чуть
И, кряхтя, пополз взглянуть,
Что произошло снаружи.
Но и там увидел ту же
Он картину: никого –
Ни шмеля, ни слуг его.
Подивившись вне укрытья
Этакой шмелиной прыти,
Вновь полез червяк в дупло,
Приподнял одно крыло,
Помахал, само собою.
Взяв затем крыло другое,
Взвыл червяк, как прежде шмель,
Громче, чем зимой метель.
То – крыло, и это – тоже,
Но на первое похоже,
Как изюм на виноград:
В центре – дырка, край измят.
Бросить бы без сожалений,
Как пожухлый лист осенний.
Да, к тому же, как назло.
Было первое крыло –
Бабочки какой-то здешней,
А второе – то ли шершня,
То ли мухи – не поймёшь.
Червяка пробрала дрожь,
Овладел им страх паденья,
Но всего лишь на мгновенье.
«Даже вдруг не повезёт,
И испортят мне полёт
Крыльев разные масштабы,
Но попробую хотя бы», -
Так решил червяк тогда.
Без особого труда
Прикрепил он крылья сзади:
Прилепил, почти не глядя,
Их на капельку смолы,
Туго затянул узлы –
И готово. От волненья
Позабыв свои сомненья,
Выскочил червяк скорей
Из дупла, по ветке всей
Пролетел, крича гортанно,
С быстротою урагана
И нырнул, как лайнер ТУ,
Он с разгона в пустоту.
В первые секунды, словно
Дельтаплан, летел он ровно.
Знать, пословица права:
Новичкам везёт сперва.
Но внезапно ветер дунул
Так, что лётчик носом клюнул.
Тут-то червяка крыло
Маленькое подвело,
И, как раненая птица,
Он направо стал крениться.
Всё ж не отступил червяк,
Силы все свои напряг
И продолговатым телом
Так усердно завертел он,
Что казалось уж вот-вот
Выровняет он полёт.
Но предательски погода,
Грянув громом с небосвода
И нахлынув ливнем, вдруг
Изменила всё вокруг.
Небо грозно потемнело,
Лишь сверкал там то и дело,
Извиваясь, как червяк,
Белой молнии зигзаг.
Ветер рвал, как парус, крылья,
Дождевой водой и пылью
Червяку слепил глаза.
Словом, началась гроза.
Против этакой стихии
И коровки бы лихие
Спасовали, а червяк
Трепыхался кое-как,
Но подхвачен был игривым
Ветра буйного порывом,
В довершенье же всех зол –
Брошен на шершавый ствол.
Но ничуть не растерялся,
Только громко рассмеялся
И сказал себе герой:
«Ну и ветер! Злой такой,
Что не мог перебороть я!
У! А крылья-то в лохмотья
Изодрал я об кору!
Чтоб её изгрызть бобру!»
Долго червь ещё бранился,
Чуть не всю сосну грозился
Источить, как короед,
Он за причинённый вред.
Но сосна не отвечала,
Только ветками качала
В такт раскатам грозовым.
Дерево! – что спорить с ним!
Между тем гроза стихала.
Пять минут погрохотала
И внезапно прервалась
Так же, как и началась.
Ветер, с башен рвавший крыши,
Сделался дыханья тише.
Через хвою из-за туч
Солнечный пробился луч.
И от свежести озона
Ожила, встряхнулась крона.
Червь дышал им будто впрок,
Надышаться всё не мог.
Благодать! Запели птицы
Так, что грех не восхититься.
И при том одна из них
Пела лучше остальных
Голосом прелестным, чистым.
А изящным пересвистам
Просто не было числа.
И без остановки шла
Новая за старой песней,
С каждым разом всё чудесней.
Тут червяк не утерпел
И, конечно, захотел
Поглазеть на эту птицу,
Сладкозвучную певицу.
Долго не пришлось ползти.
Со шмелём они почти
До верхушки долетели,
И червяк был в самом деле
На макушке тут как тут
Через пять уже минут.
Там-то и сидела птица.
Червяку бы схорониться,
Только всё он позабыл,
Рот открыл и так застыл.
Музыки живая сила
Червяка всего пленила.
Но вошла и птица в роль:
На червя вниманья - ноль.
И хотя была в ней школа,
Чтоб любую песню соло
Спеть не хуже, чем квартет,
Скромен был её портрет.
В пёстрой, бежевой манишке
И в коричневом пальтишке,
С виду неказист и прост
Это был маэстро дрозд.
Но на простоту наряда
Даже вскользь не бросил взгляда
Невнимательный червяк.
Что наряды-то – пустяк.
А вот крылья – это дело.
Только крыльями всецело
Занят был червяк всегда.
Их имелась у дрозда
Очень недурная пара.
Взор червя горел, как фара.
«Вот бы у кого спросить,
Где мне крылья раздобыть!
Но, клянусь, он будет песни
Петь до вечера, хоть тресни.
А потом ищи с ним встреч.
Как бы мне его отвлечь?» -
Размышлял червяк тревожно.
Был бы клоп, он «Осторожно!» -
Закричал бы червяку, -
«Эй, малыш, будь начеку!
Это птица, а не мошка!»
Замечтались мы немножко.
Некому подать совет,
Если друга рядом нет.
Вытянувшись, как соломка,
Кашлянул сперва негромко,
Дальше - всё сильней, червяк
И раскашлялся уж так,
Что не мог остановиться.
Между тем, умолкнув, птица
На него глядела зло.
Но червя уже несло.
Дрозд же сел с несчастным рядом
И сказал с лукавым взглядом:
«Ах, какой тут червячок!
Пухлый, бархатный бочок.
Весь зелёный, а полоски
Жёлто-чёрные неброски,
Но красивы – нету сил!
Сам такие бы носил.
Только что с тобой, бедняжка?
Что ж ты кашляешь так тяжко?
Глянь, тебя всего трясёт
Так, что упадёшь вот-вот.
Тут недолго и разбиться.
Ладно, я хотя и птица
И с червями не дружу,
Но, пожалуй, поддержу
В трудный час тебя, друг ситный.
Больно уж ты аппетитный», -
С этим словом червяка
К веточке прижал слегка
Дрозд своей когтистой лапой.
А червяк, не будь растяпой,
Понял, что ещё чуть-чуть,
И ему уж не вздохнуть,
И, вцепившись втихомолку
Ртом в сосновую иголку,
Вытянуть пытался хвост.
Но не спал и хитрый дрозд
И с улыбкою нахальной
Клюв открыл свой музыкальный,
Червяка схватил, а тот,
Что есть сил сжимая рот,
Крепко за иглу держался,
С ней и в клюве оказался.
Тут бы и пропал червяк,
Но везучим был смельчак.
Он, хоть был, казалось, съеден,
Для дрозда был не безвреден
И воткнул иглу, как штык,
Разом в нёбо и в язык!
Бедный дрозд аж поперхнулся,
В панике вперёд рванулся,
Шишку головой боднув,
Но не закрывался клюв,
Распираемый иглою.
А червяк с усмешкой злою,
Сам от страха чуть живой,
Бросился вниз головой
Прочь из клюва вниз куда-то
Лишь бы только без возврата,
Чтобы больше никогда
В жизни не встречать дрозда.
Долго ль, коротко ль летел он,
Сколько по пути задел он
Шишек, веток и сучков –
Тайна. Но в конце концов
Он на ветку приземлился
И нисколько не разбился,
Потому что червяки
Очень мягки и легки.
Осмотрелся: что за чудо!
Он – на ветке той, откуда
Начинал свой трудный путь:
Тут не смог он повернуть,
Здесь печалился усталый,
Там свалился клоп бывалый,
Может быть, как червь потом,
Атакованный дроздом
И лихим прыжком спасённый…
Так, зевая, утомлённый
Вяло размышлял червяк.
Вечерело. А ведь всяк
Хочет вечером покоя,
И затем ночной порою –
Спать в уюте и тепле.
Червь припомнил о дупле,
Где ещё до тренировки
Были у него ночёвки
Две, как будто, или три.
Тесноватое внутри,
А снаружи – просто щёлка.
Но ни дрозд, ни перепёлка,
Ни какой-нибудь удод
Не нашли бы этот вход.
Вскоре, доползя до норки,
Погрызя сосновой корки,
Червь ещё разок зевнул
И немедленно заснул.
Долго сном он наслаждался,
А, когда и просыпался,
То, не открывая глаз,
Снова засыпал тотчас.
Снов так много интересных!
Он их, страшных и чудесных,
Сотни две пересмотрел,
Как в кино, и всё хотел
Продолженья сериала.
Правда, он запомнил мало.
В первом сне царь богомол
С червяком играл в футбол.
Но посередине матча
Подлетела, чуть не плача,
Муха, из дворцовых слуг,
И царю посланье вдруг
Подала, встав на колено.
Царь читал и вдруг: «Измена! -
Закричал. - Ко мне! За мной!
Рак пошёл на нас войной!»
И швырнул свою корону
За трибуну стадиона.
В сне другом червяк скакал,
Торопясь на карнавал,
На кузнечике ретивом,
Жёлтом с золотым отливом,
А на червяке самом –
Серебристый плащ с гербом.
Слева мчат туда же блохи,
Справа, издавая «охи»,
Будто это тяжкий труд,
Слизни медленно ползут.
Стая ос, тли на цикадах,
Все – в диковинных нарядах,
Все на карнавал спешат.
И куда ни бросишь взгляд,
Все червя перегоняют.
Он кузнечика стегает,
Тот во все лопатки жмёт
Так, что дым от ног идёт,
Но на месте, хоть и скоро,
Как по ленте тренажёра.
«Что за шутки! - червь вскричал. -
Я спешу на карнавал!»
А кузнечик весь забился,
К седоку оборотился,
И узнал червяк тогда
Хищное лицо дрозда.
Он от ужаса проснулся,
Но, поняв, что обманулся,
Снова окунулся в сны.
То он пёк с пыльцой блины,
То затеял вдруг жениться
На красавице-мокрице,
То, копая в груше ход,
Чуть не угодил в компот.
И во время сна теченья
Всё - сплошные приключенья.
А в последнем самом сне
Полз червяк вдоль по сосне
И дупло увидел белки.
Как тут в качестве проделки
Не стащить у ней орех?
Не великий это грех.
Глядь, хозяйки нету в доме,
Но и из припасов, кроме
Лишь орешка одного,
Нет у белки ничего.
То арахис был, скорлупкой
Защищённый очень хрупкой.
Вмиг червяк её прогрыз.
Вот где главный был сюрприз!
Там внутри-то и лежало
Всё, что белка собирала.
Вот где были закрома!
Ягод и орехов – тьма,
А грибов-то – горы, горы…
И такие вот просторы
Земляной орех вмещал!
Лишь снаружи был он мал,
А внутри, как цирк, примерно.
«Что-то спутал я, наверно», -
Удивился вслух червяк.
Пятясь задом, кое-как
Выбрался он из ореха
И воскликнул: «Вот потеха!
Белка-то колдунья, знать».
И в орех полез опять.
А уж там съел сочных ягод,
Словно наедался на год,
И погрыз, но только часть,
Он грибов, орехов всласть.
Так объел он белку ловко.
Смотрит: а дыра в кладовку
Заросла сама собой.
Испугался наш герой,
Начал грызть – не тут-то было:
Словно панцирь крокодила,
Скорлупа внутри тверда.
Глянул вверх – ещё беда:
Потолок стал опускаться,
Стены начали сдвигаться,
Уменьшаться стал амбар,
Как сдувающийся шар,
А припасы все исчезли
Так внезапно, что полезли
У червя глаза на лоб.
Пять секунд хватило, чтоб
Сдулся весь амбар огромный.
И червяк, как в почве тёмной
К солнцу рвущийся росток,
В страшной тесноте не мог
Ни вздохнуть, ни повернуться.
Стал он взад-вперёд тянуться,
Поднатужился, кряхтя,
Что есть сил, и миг спустя
С громким треском оболочка
Лопнула по швам, как почка.
Хлоп! И пленник, не спеша,
Выполз, тяжело дыша,
Прочь из клочьев, оглянулся,
Нет ли белки, и… проснулся!
Солнце уж давно взошло.
Оглядел червяк дупло –
То, в котором спать ложился –
Раз-другой и изумился,
Что торчит он из норы,
Как банан из кожуры.
Голова лишь вылезает,
А всем телом утопает
В шелухе какой-то он,
Словно б продолжался сон,
И вот только лопнул кокон.
Вдруг в глаза ему, как локон,
Ус залез, потом другой.
«Что такое? Что со мной?!
У меня усы? Откуда?
Видано ль такое чудо,
Чтоб буквально за часы
Выросли на лбу усы?» -
Удивлялся червь, не зная,
Что ещё и не такая
Вновь его загадка ждёт.
Он подался чуть вперёд
И из шелухи наружу
Выбрался птенца не хуже.
Под себя червяк глядит
И находит, что стоит
На шести изящных ножках!
Вот прошёлся он немножко,
Только пообвыкся, вдруг
Со спины раздался звук,
Будто зонт хлопком раскрылся.
Червь скорей бежать пустился –
Благо, ноги есть теперь –
Мало ли какой там зверь
Мог к нему подкрасться сзади
И, как клещ, сидеть в засаде.
Мчится наш легкоатлет,
Чувствует - погони нет.
Встал, немного отдышался,
Оглянулся и остался
Истуканом так стоять,
Потому что ни понять,
Ни поверить был не в силах.
Кровь от счастья стыла в жилах!
А нашёл он на спине
То, о чём мечтал во сне:
Два больших крыла прекрасных,
Новеньких, не разномастных,
С серединой золотой,
С сине-чёрною каймой,
Сверху – с ровными краями,
Снизу – с острыми волнами
И торчащей парой шпор…
Словом, тех как раз, что взор
Тешили червю, как ныне,
Но ещё на паутине.
Лишь теперь червяк опять
Начал что-то понимать:
Ножки бегают по ветке,
Крылья праздничной расцветки…
Стало быть, отныне он –
Не червяк, а махаон.
Да червём ли был он раньше?
Знать, какой-нибудь обманщик
Записал его в черви.
А потом восстанови
Имя честное, попробуй.
Мог он знатной быть особой
Махаоновых кровей,
А попал в семью червей.
Впрочем, истина в финале
С честью восторжествовали.
И с роднёй законной врозь
Плохо ли ему жилось?
Жил в достатке он и в холе,
Как и все, учился в школе.
Бог с ним. Но теперь ему
Ясно стало, что к чему,
Что невольно память прячет.
Был он гусеницей, значит.
И в дупло когда попал,
То не ночь он в нём проспал –
Много долгих дней с ночами.
А проснулся, как в пижаме,
В тесной куколке своей,
Лопнувшей, как только в ней
Бабочка зашевелилась.
Дальше вот что приключилось:
Вновь рождённый махаон
Выбрался из щёлки вон.
Крылья же до той минуты
Были к бабочке пригнуты,
Сложены, как зонт в чехол.
Только бывший червь пошёл,
Как от встряски крылья сами
Вдруг расправились с хлопками,
Махаона испугав.
Лишь теперь, всё осознав
И преодолев волненье,
Вновь продолжил он движенье
К краю ветки от ствола,
Сзади – два больших крыла,
Даже пахнущих полётом!
Вот и ветки край. Ещё там
Он немного постоял,
Крылышки поразминал,
Поподскакивал на месте,
Всё проверил честь по чести.
И в восторге крикнув «Уф!»,
Прыгнул, крыльями взмахнув,
Дважды в стороны качнулся,
Выровнялся, улыбнулся,
Песню радостно запел
И, как птица, полетел!
Так всего, к чему стремился,
Всё-таки червяк добился,
Полетел наш молодец!
Тут бы сказке и конец.
Но припомним обещанье,
Что давал он на прощанье
Другу своему клопу.
Раз, насыпав, как крупу,
В лист пыльцы, с гостинцем редким
Сел наш махаон на ветке
Для заслуженных особ.
Там и жил бывалый клоп
Со своей подругой мушкой,
Старичок с седой старушкой.
Ведь у них, как годы – дни,
Быстро старятся они.
Клоп узнал червя не сразу,
Но, приветственную фразу
Услыхав, всё понял вмиг.
Голос червяка старик
Помнил, тот не изменился.
Махаон в рассказ пустился,
Клоп же, слушая, шептал
Радостно: «Я так и знал…»
Муха быстро стол накрыла.
Сели есть. И клоп, что было
Махаону рассказал:
«Был ещё не так бывал
Я в тот давний день несчастный.
Долетел до нас прекрасный,
Но печальный махаон.
Был он сильно измождён
И изранен, но защиты
Не просил. Лишь: «Сохрани ты
Это важное яйцо», -
Прошептал он мне в лицо.
Сам же вверх, и – виться, виться.
И какая-то там птица,
Видно ждавшая его,
Пронеслась, и ничего
Больше я о нём не слышал.
Из яйца же вскоре вышел
Ты – зелёный червячок.
Червь один тебе помог:
В их семье тебя любили,
Обогрели, приютили.
Там и вырос ты, малыш».
Клоп умолк, но тут же тишь
Крыльев хлопающих шорох
Вдруг нарушил. В разговорах
Не заметили они,
Что сидят уж не одни.
Описав ещё полкруга,
Мухи юная подруга
Села прямо к ним за стол.
Махаон её нашёл
Милой и довольно смелой.
Так с капустницею белой
Свёл знакомство наш герой.
Но о том – рассказ другой.