Мы с городом давным-давно «на ты».
Нам обоюдохолодность не внове.
Обрыдло до взаимотошноты
Взаимно признаваться в нелюбови.
Симфония суровых декабрей,
Столетье град тиранивших нещадно,
В аккордах придорожных фонарей
Застыла партитурою площадной.
В ней нет тепла.
В ней нет отдельных нот.
В ней не услышать одинокой скрипки.
Их сплющивает каменный урод
Бетонным ртом под тормозные вскрики.
И серый люд в щелях бетонных шхер,
По серым плитам,
Серых улиц мимо,
Скрестившихся подобьем литер «хер»,
Плывёт полубесплотно-полузримо.
И я плыву,
Как серый пилигрим,
Отравленный прогорклым серым ядом.
Но нынче
Я предельно примирим
С врагом своим.
Я с ним шагаю рядом,
Следя,
Как он,
Отнюдь не притворясь,
Приникнув ликом к тополям и липам,
По площадям размазывает грязь
С отчаянным,
Надрывным детским всхлипом.
Следя,
Как он,
Ограян вороньём,
Широкими проспектами прострелен,
Забывший о величии своём,
Тихонько плачет в солнечном апреле.
Не надо громких слов.
Проявим такт.
Не поддадимся чувствам леденящим.
Кому дано
Весной оттаять так,
Тому в любой мороз
Не быть
Пропащим…