Памяти замечательного человека, Учителя от Бога -
моего отца Пал Палыча Чучулина
1
Ненавистный черный шарф сброшу.
Черной кофте - век томиться в шкафу.
Жжет мне волосы и жжет кожу
Этот траур, оборвавший строфу!
Красный ситец, черный кант, снег из шелка.
Снег – по пояс, и в снегу голова…
Как же мы с тобой не виделись долго!
И как мало теперь значат слова…
2
Еще не пришли те слова.
Может, еще не время?
Может быть, я была не права,
Взвалив непосильное бремя
На слабые плечи? Но верил ты
Даже в последнюю ночь:
Вырвет мечту твою из темноты
Твоя непутевая дочь.
Прости.
Те слова найти нелегко -
Смело их слепой волной…
Когда ты был - ты был далеко
От меня.
Теперь – со мной.
Когда ты был, казалось, век
Так будет. Неведом конец
Я знала:
смертен любой человек.
Но, чтобы…
мой отец?!
Ты был с другими, когда ты был.
Что знала я о тебе?
О чем грустил и кого любил
Не спрашивала в суете…
И вот теперь, когда не спросить,
А спросишь – не жди ответа,
В сердце - пожаром – не угасить-
Боль запоздалая эта.
3.
Чужие жизни…
А может не в праве,
Когда своей-то не знаю?
Но, со стены - в простой оправе -
Лицо.
Глаза опускаю.
Сдаваться, едва начиная схватку
Со словом?
Ты верил в слово!
И я открываю твою тетрадку.
И все начинаю снова.
Деды
5.
«Кто верует, тому воздастся
Не на земле, так в небесах!»
Но дедов моих нищих братство
В тех усомнилось чудесах.
- Простим попам свои обиды!
Вкусить кисельны берега,
Авось, Бог даст?
Где будем биты,
Не все ль равно?
Айда, в бега!
Попутный ветер дул им в спины,
Вилась надежда в парусах.
Российские шальные зимы
В российских канули лесах.
Америка! Простор и воля!
Жизнь без попов и без царя!
И вгрызлись деды в мякоть поля,
Судьбу за дар благодаря.
И вот, в далеком Сан-Хавьере
Возникла в смуте смен веков
В любви и полухристианской вере
Община русских мужиков.
6.
День за днем, еще год,
Горечь в сердце тая,
Утирая лишь пот:
-Где же воля твоя?
Кто ловчей, тот за кнут.
Деньги - бог, деньги царь.
Кто слабее – в хомут.
Все, как дома, как встарь.
Дома… есть ли он, дом?
-Там в России – пожар!
-Там война!
-Там содом!
-Большевистский кошмар!
И, поди – разберись,
Что там – дело иль смута?
Мужики собрались:
-Надо ехать кому-то.
7.
С тех пор шестой десяток лет
Прошел, но вижу, будто ныне:
Взмахнул рукой прощально дед,
Качнулись мачты на « АЛЬСИНЕ».
А там, на жарком берегу,
В ответ подняв малютку сына-
Не разомкнуть бы в стоне губ! -
Прощально бабушка застыла.
Я слышу, ветер шелестит
В листве, лет шестьдесят ей ныне:
«Так Бог, так совесть мне велит.
Мы будем вместе в нашем сыне…»
Посол, ходок и коммерсант,
Он сгинул под Российским спудом,
То ли в тюрьме, как диверсант,
То ли в больнице «от простуды…»
8.
С чего начать?
Казалось бы, все просто.
Как в книгах, как в кино - сюжет не нов.
В могиле безымянного погоста
Второй мой дед - герой былых боев.
Крестьянский сын. Хлебнул нужды и горя.
В косьбе и жатве был проворней всех.
Умен, смекалист. Попусту не спорил.
Пригож лицом. Молчун, не пустосмех.
Пришел с Германской, а жена с вопросом:
-Чо ж, Федя, без гостинцев? Чо ж, не брал?
Другие мужики, вон, чуть не возом.
-Я, Груня, ведь не грабил – воевал.
Да, был платочек…
Раз, у полустанка
Заночевали после трудных дел.
Гляжу: девчушка, точно наша Кланька!
Я тот платочек ей- то и надел.
Потом Гражданская.
-Ура, за Федькой! –
Кричали мужики, бросаясь в бой…
…Однажды снят был вражьей пулей меткой,
Солдатский сон хранивший часовой.
Еще из сна кому-то улыбалась
Любимая…
А кто-то сеял рожь…
Но шашка с хрустом в сон его вонзалась,
И он хрипел, прижав зерно:
- Не трожь!
А командира Федьку долго били.
Потом кромсали шашками в куски…
. . . . . . . . . .
Их всех, наверно, матери любили
И ждали жены, старясь от тоски.
Бабушки
9.
Вот и все, что могу рассказать
О корнях своих детям и внукам.
Без отцов и отец мой, и мать
Обучались житейским наукам.
Их растили, себя не щадя,
Мои бабушки – юные вдовы…
Слепла папина мать от шитья,
Всей округе строча обновы.
Помню чудо младенческих дней:
Вдруг, глаза от шитья поднимет,
Со стены семиструнную снимет
И польется: «Не пой, соловей,
В келье бедной, унылой моей»
А потом – и «Трансваль» и «Девица»,
Что шелками «принцессу» шьет…
Ах, как парус средь волн искрится,
На ресницах слеза серебрится,
Ах, как бабушка мне поет!
То колдует над керогазом,
То над строчкой, как я над строкой,
И романсом, старинным сказом
Шьет родства узор вековой.
10.
Вот другая - в нее скуласта я –
Мамы мать, крестьянская кость.
-Большевик твой где с голью шастает?-
И в нагайку – всю силу и злость!
И оглоблею – да по спинушке!
Но, молчит, лишь глаза кричат,
Да в лице молодом – ни кровинушки.
И сельчане – поклон им! - молчат.
Всех ловчее снопы вязала.
Всех искусней на кроснах ткала
И в обедню на хорах стояла.
А какие хлебы пекла!
. . . . . .
Столько дел еще!
Смерть уж рядышком…
Столько дел еще…
Запевай псалмы
На помин души нашим бабушкам.
Как, теряя их, сиротеем мы!..
1984 г.