Как я наткнулся дерево

Омагодан О
Зима на излете.
Снег стаял уже, птичьи голоса по утрам.
Светлая радость или тихая грусть. Откуда они берутся, эти радость или грусть? Это обычное состояние - или вдруг накатит, и все, думай… А что - думать?
 "Отряд не заметит потери бойца" - мир слишком велик, чтобы горевать о муравье. Об этом, не справившемся с управлением фиговым листком бытия в эфирном вихре событий…
И зачем? Придет другое, молодое, зеленое, будет заполнять пространство так же, как это делали (да что - делали? делаем!) мы. А, значит, все путем. Значит, можно – дальше.
И вот я иду… дальше. А куда? Однажды вот так шел и наткнулся на дерево… Ну, не наткнулся. Не говорить же: «я встретил дерево» – так еще более нелепо. Или: «мне повстречалось дерево»… Мы что, с деревом встретились?.. Или «я увидел дерево»? Получается – я его не видел, а потом вдруг увидел? Прозрел, что ли? Или оно вдруг проявилось?.. Ладно, пусть будет: я наткнулся на дерево.
Наверное, когда-то у него было дупло, близко к земле. И, скорее всего, кто-то с какой-то целью засунул туда газет и поджег. Или без цели. Но у дерева выгорела вся сердцевина. От ствола остался такой себе серпик в сечении. А внутри – чернота и пустота. Так вот, я наткнулся на него весной. Часть кроны зеленела, покрытая листиками. Огонь не смог убить его всего. Внутри пусто стало, от ствола осталась только труба, а убить - не убил. Наверняка у него было-то что-то типа нервной системы, ну, обратной связи какой-то, чтобы знать, куда и сколько влаги посылать, да и питательных веществ – корням и кроне.
Конечно, не такой, как у людей – и реакция у нее, должно быть, помедленнее раз этак в «надцать». В общем, нервная система. Не разум. Да и зачем деревьям разум? Они и без него живут себе нормально. Ну, нормальной растительной жизнью. Так еще можно договориться до того, что у них и душа есть, и нравственные законы…
Короче, дерево, восстановилось, но в меру возможностей. К примеру, ящерица может себе хвост отрастить, а дерево… Новую ветку, правда, может вырастить – но уже на другом месте, не на месте шрама – уж не знаю, как там у деревьев называются места порезов и травм. А если сердцевина выгорает, то даже не знаю, сможет ли дерево новую ветку вырастить. Я точно знаю, что дерево без коры не может жить, а вот без сердцевины… Оказалось – может.
А человек может себе только волосы или ногти заново отрастить. Ну, там кожи кусочек, если порежется. Это у акулы зубы растут стройными рядами, и дождевой червь превращается в два, если его перерубить, а тут ежели дырка в зубе – самый настоящий вах-вах! Плохо у людей с регенерацией. И главное, чем более тонко организована ткань, тем хуже. Вот, глаз например, второй не вырастить. Или почку, или руку, или ногу.
И уж никто не знает, как обстоят дела с регенерацией нематериального. Например, разума. Или души. Ведь душевные раны – это навсегда: мелкие формируют характер, крупные – судьбу…
Вот и у дерева судьба не удалась. Летом его спилили. Приехала бригада зелентреста и сделала свое дело. Кто-то решил : зачем оно такое? Подумаешь, живое. Искалеченное ведь.
И странно так вышло. Я, когда на дерево наткнулся и выделил его из десятков – да что из десятков – из сотен тысяч других деревьев, которые видел, стал наблюдать за ним – как оно там, держится ли? Конечно, понятно было, что оно умрет. Ну, так мы все рано или поздно…
А спрашивается, почему меня это дерево заинтересовало? Что я в нем увидел такое, что меня поразило – жизненную стойкость, символ, образ?
Просто сработал резонатор какой-то, раз – и я уже там. В нем как бы. Как бы оно – я.
И вдруг его не стало.
А вопросы остались.
И один из них - где теперь я?
Но никто мне не сказал, где и к чему все это…
До сих пор никто не сказал. И вот опять зима на излете. Я иду. Иду и думаю. О чем? О дереве. Не останавливаться же! А вдруг остановишься, оглянешься - и все… Превратишься в соляной или каменный столб. Вот только остановиться до коликов в животе хочется. Вспомнил дерево - и хочется. А еще вспомнил слова одной маленькой девочки: «…и незачем так смеяться, все были маленькими, все падали». Маленькими были все, вот только некоторым уже никогда не подняться. И эта мысль такая страшная, что хочется остановиться. Но я иду… Иду и чувствую, идти надо. Может, это и есть сила? Взять сколько сможешь, сколько зацепишь, и нести. Нести хоть до ближайшего пенька, а если повезет и отыщешь с кем поделиться, ну то есть встретишь того, кто готов разделить эту ношу, и дальше.
Тоже мне – открыл Америку! Люди и до меня носили, и после того, как меня не станет, носить будут… Вот только носят, каждый по-разному. Кто красиво, кто функционально, кто с удовольствием, кто по обязанности. А как нести лучше? Может, лучше нести – глядя и слыша, и лучше не тупо, а глубоко ощущая?
…А иначе - зачем все это…