Поэт блуждающего взгляда,
сарказма и подмышек потных -
ты б отложился от нуля, да,
облажавшись в станах нотных -
своих, сострофанных неровно,
сверхмонотонных партитур -
ты повергал в экстаз Нерона,
и экзальтированных дур,
ассимптотируя на минус,
где пастернаком Пастернак
вился, как правоверный синус -
ты клал на всё свой мягкий знак.
Как Чайльд Гарольд ты был закатен,
и как Платон ты был убог.
Был пиндустан тобой закакан,
через один загажен блог.
Тебя цитируют в уборных,
в нос выпуская каждый "н",
заучивал тебя упорно
какой-то рахитичный хрен,
теряя мысль и шаря взглядом,
сходящимся в какой-то точке:
всё ля, да ля, да ля, да ля, да,
он пел, но попадал не точно -
особенно в начале такта,
посередине и в конце.
Мне импонирует, что такта
не думать о своём конце
недоставало декламанту,
и он, ругаясь на японца,
изображал собой форманту
дифибриллятора эмоций.
Его оставим, чтоб по древу
протечь, не выпадя в осадок -
так червы всех бубей на трефы
пикироваться водят в садик.
Так утром лагерным в галеру,
ругая, запрягают инка.
Так порет парень на Шпалерном,
и шпарит так до самых Химок
на языке, в котором полоз
полог, и голод годом долог:
а логос голоса за волос
влачит себя в кромешный холод.
Войди в меня и вновь изыди -
противный, нудный как Лукое.
Води рукой моей изидьей -
безумной, втресканной рукою!