О, видел я его.
Он в белых шытанахъ,
Но чорен сам, и грязен до безумья.
И взгляд блуждает, точно Соломон
Из чеховской "Степи",
Но не надменен,
Воспаленно-тускл,
Кабута жизни чахлой говорит:
Здравствуй, хозяюшка! Привет позвоночнику дома твоего!
Оаккаким он былл!
Он именами кесарей швырялся,
Словно в снежки играл
И знал наперечет
И клички их коней
И прозвища наложниц.
Насмешлив же!
Как тысяча жонглеров,
И шуточки его - для баррикад и ешефотов.
Liberte,
Egalite,
Prosperite!
Феррегорелл.
Кабута Енох тяжким башмаком
Говняшку раздавил,
Блиблин оставив.
Кабута он тридцативаттной лампочкой являясь,
Такое напряжение сетти воспринял во себя,
Что пыхнул со хлопком,
Химозой завоняло
И всё....
Но не партикулярен!
И в мерзости своей
Он Круцыфером пенталучевымъ
Среди толпы разнузданной и дерзкой
На площади висел,
И я не подошел.
Я не хотел
Его ужалить жалостию мерзкой,
что во моихъ гнездилась бы очах
И горесть пролегла морщиной резкой на лбу моем.
Спаси тебя Алла'гъ.