Она ушла, оставив утро в бардаке,
А он, безумной улицей разбуженный,
Меланхолично курит, разоруженный,
Ещё раздетый и хмельной - уже.
Где-то валяются и брюки, и носки,
Как символы чего-то безличинного,
Скрывающие все места причинные
И беспричинной приступы тоски.
Стотысячное утро в наготе -
Помятой, лихорадочно затроганной,
Неистово початой и обглоданной,
Дымящейся,но стынущей уже.
И мутный взгляд его исполнен льда.
Скучна вальяжно жажда утолённая...
Нагая плоть и нервы оголённые
Неумолимо тянут вникуда.