* * *
В прихожей, уже открывая замок,
свое отраженье заметишь случайно.
У этого зеркала прежде ты мог
еще постоять, а теперь же, как тайну,
скрываешь лицо от себя самого.
О, как бесполезен твой образ печальный!
Любила, потом разлюбила, потом…
Не помню. Не знаю. И знать не желаю.
Как будто бы черная туча ползком
сто лет за тобой пробиралась, как стая
голодных волков, обступала кругом,
и вот она кинулась сразу, сбивая
с ног наземь – и в миг на расправу под ель.
Ускоренной дом покидаешь стопою,
ключом попадая в замочную щель,
как если бы мог ты закрыть за собою
все горе, все слезы, всю ту карусель,
что вихрем носилась за этой стеною.
Выходишь на улицу, зонт теребя.
Не в небе – в душе эта туча и ливень.
Все вроде бы счастливы, кроме тебя,
которого, кажется, нет несчастливей
на целой земле. Вот как жить, не любя,
и быть нелюбимым!.. Ты так же наивен,
как раньше. Вглядись в эти лица, подряд
летящие мимо, в движения эти,
в глаза, где невыплаканными кипят
моря горьких слез! – не уместятся в смете
печалей твоих. Опрометчивый взгляд,
твой взгляд – неужели их бед не заметил?
Сто тысяч несчастных и брошенных. Нет,
не может так много идти нелюбимых,
глаза опустив, ощутив, как вослед
пудовое горе, трагедий дубина
несутся. И где она, горсть твоих бед,
что виделась только что неодолимой?