О, вечный гость земли, поэт, без мира погребенный,
Надгробье твой ориентир и холм земли, цветов и трав.
Химеры хохотали, музы плакали, дух благовонный
Витал дыханием поэзии, в себя все вдохновение вобрав.
А Цербер у могилы, оглушающий себя же, хрип от лая,
Туманы водяныстые толпились у подножия крестов,
Канавы, полные гнилой воды, чертят изломы, собирая,
Слизь, паутину, листья, насекомых, смерть и память слов.
У свежих и раскопанных могил свой запах, словно у людей.
И этой, что объятьями чистейшей амбры накрепко овит,
Дух смерти, аромата марево, парфюм и феромон теней.
Листвы кататония в ветре, чья грудь на выдохе хрипит.
А юности рассвет закатом жизни стал, душа так рано вознеслась...
Нет никого, кто навестил бы, кто утруждал себя бы вспоминать.
Но верная всего одна, примявшая коленями своими грязь,
Как часть готической архитектуры, печалью съеденная мать.