* * *
гоу уэст!
а.павлову
до утра еще недели.
тишина еще жирна –
три четвертых у постели занимает,
как жена.
точно фары,
режут окна
виды.
вязнут в холодце.
месяц в небе
как плевок на
синем вспушенном лице.
редкий
уличный прохожий
крикнет ввысь:
– остановись!
почему же ты,
о боже,
не берешь к себе без виз?
что скрываешься?
скажи же –
для чего я здесь?
на кой?
рассмотри меня поближе...
тишина в ответ.
покой.
спят машины на рессорах.
спят идущие во вред
10, 20, 30, 40
50 и больше лет.
тишина струит из носа.
сон,
как камень,
в горло врос.
ничего не шелохнется
на поставленный вопрос.
и на кой березкам юным
дорогой такой покой,
раз они,
как над гальюном,
нависают над рекой
и глазеют,
как трясется,
как у хрупкого божка,
вылезающего солнца
безразмерная башка.
и,
пока любви карета
разбивается о сны,
переходит час рассвета
в час промышленной возни.
где во всю длину дорожек
робою шуршат,
спешат
на предательство,
на поджиг
пьющие на брудершафт.
разодетые немодно,
заполняя,
как сосуд,
город,
внуки гегемона
кепки мятые несут
на виду у злой державы.
словно взяты из беды,
лица эти моложавы,
лица эти испиты.
сжаты фланги,
как фаланги.
хруст подметок.
вой души.
флаги,
флаги,
флаги,
флаги.
цепи,
биты
и ножи.
и,
пока хосе с лучано
над шеренгой загулял,
опадает неслучайно
новый
денный циркуляр...
вот и все –
туман рассеян;
четче видно мертвецов:
на суку висит есенин;
на полу лежит рубцов;
друнина – в автомобиле;
башлачев – уткнулся в грязь...
все,
кого не долюбили.
все,
чья ночь не удалась.
(...полдень.
casta et pudica,
подгулявшая вчера,
просыпается барвиха.
спит николина гора.
вылезают с-под щетины –
люрикс,
климакс,
силикон.
все красивы.
все едины.
все прогнили.
целиком...)
2006