Он и она танцуют степ в загоне.
Он жеребец, не знавший боль удил.
Здесь смерти ожидают смирно кони.
Но у нее желанья час пробил.
Их скоро поведут всех на голгофу,
но эти двое так увлечены,
им смерть сейчас и все другое – по фиг.
Им ласки лошадиные нужны!
Как жаль, ее от ласк отгородили.
Железных труб барьер неодолим.
Он и она, как говорится, в мыле.
Одна труба всего мешает им.
Те три он перепрыгнет, но вот эту
ему, увы, не одолеть никак.
И песенка была б лошадок спета –
непосвященных поглотил бы мрак.
Нарушив всех инструкций непреложность,
я подошел и сдвинул верхний ряд.
Жеребчик тут же оценил возможность.
Барьер враз взял! И как же был он рад!
Заржала ошалевшая кобыла,
к нему прижалась плотью задних ног,
в себя его, горячего, впустила…
Что стало после, видеть я не мог.
Я сам был не свободен в эту пору,
пятнадцать суток, каюсь, отбывал…
Мой конвоир усилил раж надзора,
начальнику тюряги настучал.
… Забылись эти давние невзгоды,
лишь держит память на узде коней,
гарцующих каурых без породы,
поправших смерть влюбленностью своей.
Место действия – Томский мясокомбинат.
197…год