Лыбедь
Уж тысяча и больше лет,
считая по любому стилю,
как нашу Лыбедь окрестили,
но этой речки больше нет!
А я застал её живой,
когда невзмученная влага
струилась снизу по оврагам
бальзамом в городской настрой.
Мальчишки лезли в неудобь
среди садов и огородов,
и тьма гусей мутила воду,
утюжа лыбедскую топь.
Сюда, на Лыбедь, как на зов
сходились местные хозяйки
стирать рубахи да фуфайки,
платки и простыни с плотов.
И местный Майков, с давних пор
сдружившийся с конём крылатым,
скача Ильинскою Покатой,
гляделся в лыбедский простор.
Сестрица киевской реки,
владимирская невеличка,
свою лелеяла отличку,
свои суглинки и пески.
Над речкой древний монастырь,
везде известный как Княгинин,
и с ним как будто выше в чине
была речная даль и ширь.
Вблизи Никитская гора,
до неба взмеченная церковь,
и легкокрылый ангел сверху
светлей речного серебра.
С той горки детский мой порыв
сносил меня зимой на санках,
и жизнь что скатерть-самобранка
стелилась с лыбедской горы.
А прерывался санный след
уже за наледью, за речкой.
Теперь поди туда со свечкой.
Ищи-свищи, а речки нет!
Её упрятали в трубу,
гле ни волнения, ни зыби,
где нет житья траве и рыбе,
в реке ж - ни щепки на горбу.
Её упрятали в трубу.
Среди посада речка Лыбедь
сама себе несла погибель,
круша мостки и городьбу.
Она живая, но в гробу,
никем не слышимая Лыбедь,
течёт в стесненье и в обиде,
клянёт несчастную судьбу.
Её упрятали в трубу.
Теперь от света на отшибе,
в подземном склепе, речка Лыбедь
ведёт незримую борьбу.
Точа железо и бетон,
река, стеснённая под гнётом,
и днём и ночью рвёт тенёта
и зыблет злую крепь препон.
Вода сбирается из туч,
скопляется со снегом в зиму.
Теченье неостановимо,
в какой тюрьме его ни мучь.
Реке не в новость тяжкий плен.
Любой зимой ледовый панцирь
держал её струю под глянцем
несокрушимых крыш да стен.
А по весне, набравшись сил,
поток, бурливый и бедовый,
точил ослабшие оковы,
сметал, разламывал, сносил.
Теперь надёжнее забор,
теперь куда мощнее цепи.
Десятилетиями в трепет
вгоняют весь речной напор.
Грозятся сделать магистраль,
чтоб пролегла над всей долиной.
Но там закопан ход былинный
из древней в новую печаль.
Надёжен сделанный расчёт,
намётки плана конструктивны,
но знаю: в будущем наивный
поток все крепи разнесёт.
Воспоминания
Что слаще нам, чем дух цетущей липы ?
Что нас заворожит, как ландыши в цвету ?
Всё в памяти сейчас, оживщи на лету,
кода вдруг предпочтём пробег былого клипа.
Я до сих пор всё жив и не огдох от звона,
хоть Молот не стихал, не гаснул блеск серпа.
Меня не сбила с ног безумная толпа
и даже не проклял никто с крестом с амвона.
Горой из тьмы веков вставал родной Владимир,
окрестности подмяв могучею пятой.
Я с детства там дрожал, как заведённый триммер,
когда всего в пять лет стал горьким сиротой.
Широким был разлив неугомонной Клязьмы.
Для всех, что замышлял рабойную чуму
там быстро возвели немалую тюрьму.
И там томился люд, избегший лютой казни.
Там в светлом терему жила Моя Отрада.
Там тысячи людей трудились допоздна,
чтоб лучше и светлей жила Моя Страна.
Мне думалось порой, что лучшего не надо.
Я поселился там на Муромской Дорожке. -
Блистал святой покров Успенских куполов. -
Когда я весел был, мне не хватало слов,
чтоб громче гимны петь кормилице - картошке.
А в старости пошли скитания повсюду.
И в свой бродяжный век, увидев дальний мир,
как отставной солдат, не стал менять мундир.
Гнезда ж, родного мне, и впредь не позабуду.
Чудак, что много лет - без толку и оглядки -
почти сходил с ума - напрасно, задарма,
дошедши до бельма - над казусом Ферма,
но понял наконец нехитрый смысл загадки.
19.12.2022 ВК