Где-то и до кольца
Часть какая-то
Неигровуха
Команде Cell Ablah – и всем тем, благодаря которым
на "Осаде…" я не только не вылечилась, но и…
…Всласть надышавшись дымным хлебом,
Гнать факелом живым в небо
Сквозь каленый лед сквозь кромешный полдень
Долгий путь домой сквозь небеса
Г.О. "Солнцеворот"
… - Ересь!..
тяжелый вздох одного прораба
Колыбельная для Арнальды
И столько сражаться – за право хожденья путями земными,
Но что делать с сердцем, которое рвется – на имя,
Но как не проснуться от взгляда, толкнувшего ночью…
Ведь я тебя выдумал, слышишь?! Чего же ты хочешь?
Весь счетчик веков – невозможно, и, в общем, не нужно…
Послушай, но время! – Но что тебе время? Послушай…
Где падает время – песком: за последним пределом,
Я помню лишь небо – и что это небо горело –
И падало черным, и страшным, и огненным ливнем…
Где падает небо, там воздуху – лишь для молитвы,
Да только кому же молиться Идущей-за-Ветром?
За что, Скорбноликий, за что – я там не был! …
Обернувшись, окликнутый гибелью, и окликнутый – небом ли?
Дважды в реку никто не входил, только та же вода…
Баю-бай, баю-баюшки, детка, которой не было!
Остальное – лишь время, а время не стоит труда…
…Кралось тихим шагом – над миром единого хлеба,
Где мир – это глина, которую любят и лепят,
Иной и отточенной правдой – по всяким основам –
Над миром из плоти и крови встающее слово,
Над миром – моим… Отступись, ибо помню – веками
Над миром из праха и глины встающее пламя.
Над правдой, над пашней, над каменным взлетом тем башен –
Лишь небо, что сыпалось пеплом – горячим и страшным,
Где истина с пламенем под руку – ныне и вкупе…
Над этими стенами – крест, и весны не наступит.
Горька же ты – правда слепого надсущного хлеба…
За что, Скорбноликий, за что – я там не был!
Только – правдой последней, над тщетностью всякого хлеба,
В срок – стены себя равно – пламени ль, слову – тесны…
Баю-бай, баю-баюшки, детка, которой не было!
А до пепла нам всем – этот срок, но века – до весны…
…Я где-нибудь вырасту – к правде забыть и расстаться.
Но время течет – и песком утекает сквозь пальцы.
…Я помню лишь небо – и небо ложилось на плечи,
И сыпалось пеплом – в за ним подступившую вечность –
За пламенем правды, которое длится – доколе?
Я помнила небо – и то, что так все-таки больно,
Что небо остынет – углями – таким победивших…
Но хватит ли воздуха там, где не лгут – и не дышат –
Для всей моей правды, вовеки небывшей: неможной –
Да не для молитвы – беззвучного вопля: «За что же?!»
А может – за что к нам приходят, и помнят, и судят,
Глядящие вслед нам те-кем-мы-не-будем?
Обещать, что приду – безнадежно невместно-нелепо
Вечной чаше весов, исторгающей нас от земли…
Баю-бай, баю-баюшки, детка, которой не было!…
А до неба нам всем – только зов…
- Скажи, вы – дошли?!
Перекрестная вдогонку
(Идущая-за-Ветром - Арнье из Виенна??? (Но с какой стати? – это было не так!)
…Но есть места, где смерти нет…
Брониславна
И когда начнется война и огонь
Ты взойдешь на гору и станешь собой.
Ты взметнешься пламенем над землей
Ты улыбнешься дарам моим
Перекинешься радугой сквозь огонь
И отпустишь в небо голоса земли.
Рада
…Спор наш не кончен, а только начат?..
Небо сыплется слишком медленно –
в этом веке, темнее полночи…
Разве быль отбивают – временем?
Что мне делать, если не кончилось?
По-над площадью века прочего
не оглядывайся, беспамятная:
миг помедлить – и время кончится,
чтоб опять возвратиться к пламени…
Выйти первым – всем путь не занятый,
ну так радуйся, неоплаканный,
где весна нас встречала заревом,
не оглядывайся! – там радуга…
Первой правдой – последним пламенем,
по-над временем, по-над камнем ли,
а не канули…
Не во временах
дело – взглядом над всем ничем:
всем, оставшимся в тех углях –
сам окликнул меня… Зачем?
Спор наш кончен – единым пламенем,
правдой ветра – последним таинством,
безнадегой – всем расстоянием
от бессмертия до беспамятства.
Сколько лет прошло – хоть все тысячи! –
обернусь – позабуду наглухо…
Небом выжженным, пеплом выстывшим –
не оглядывайся! – там радуга!
По-над бездной – острее лезвия –
невозможная, неуместная:
выпад именем –
всяким временам…
Чтоб застыть на твоем «не здесь»,
у ворот, куда невместимо нам…
Мы доспорили бы – но где?
Слышишь, мы еще не доспорили! –
Как – не вышагнуть с настоящего,
по-над ложью любой истории:
с мира грешного – к миру зряшному.
Только в правилах – века, места ли –
все не знаю сколь, всё – не надолго…
В первый шаг от земли – по лезвию:
не оглядывайся, там радуга!
По-над небылью, по-над гибелью –
по-над временем, по-над именем –
помяни меня,
ведь – неровен свет –
босичком по такому льду,
по-над местом, где смерти нет…
Подожди, как-нибудь – дойду!
Перекрестная вдогонку 2
(это, кажется, точно Арнье из Виенна. Хотя…)
Время меркнет и остывает –
у предела любых пределов.
Ты, которого не бывает,
подскажи, что мне с этим делать –
с небом, падавшим нам на крыши,
с возраженьем правде всей плоти…
Подожди, мой светлый, не слышу –
только небо травой восходит.
И молчи, ибо я там не был,
просто так – по правде и вере:
смысл земной обращает пеплом
всех, кого сдержать не сумеет.
Бог своих узнает на небе,
Мне тебя не спросить, как было…
Над надеждой твоей – последней –
было небо – и время стыло.
А весну там встречало пламя.
Замолчи, я не «помню» - «знаю»!
До весны, дитя, тебе – век еще.
По-над пропастью мира грешного
в небо трещиной –
или небылью
рвался дней последних предел:
небо – камни – деваться некуда,
да никто и не захотел.
Впереди ничего не брезжило:
эти стены тоже падут.
Все – отмерено и отвешено…
Отвечай, что ты не замешана –
ждать, когда за нами придут…
Безнадежность такой надежды –
в срок, где вправду земля не держит.
Хоть бы выдохнуть – да будет легче ли?
Если не было – что ж не лечится?
Память мечется –
снами прошлыми:
были – не было, больно – быль...
Тот глоток весны: отречешься ли:
так – останешься ли в живых…
Дни подсчитаны: не отречься,
там, где сроки всем недолги
в пограничье вечера с вечностью.
Даже если было и не от чего…
Просто так – не разжать руки…
Скольким нужно платить за небо
не ответит правда былья.
Дальше были – ветер и пепел.
Рифма: не было. И – не я.
Тропкой сорванной – к раю, к краю –
куда тянешь, чужая нить?
Ты, которого не бывает –
нам нельзя туда: как спросить –
ну на что тебе этот отклик,
бесполезный, как мой вопрос –
с перекрестка чужой дороги,
с не пойми из которых звезд…
Время каплями остывает.
Несказанная даль темна.
Что там было дальше – не знаю.
Говорят, что была весна.
Колыбельная наоборот
(с явными отголосками Эженовского «Крестителя» - какого черта, не знаю)
Боль не бывает в ответе – время пройдет стороной,
баюшки-баю, мой ветер – лгали и кровь, и вино,
в тысяче первый – понятно, выхлебав все без причин,
вкус возвращенья обратно – пепел в ладонях. Молчишь?
Сказки кончаются былью, ношей не всем по плечу…
- Но, Светлый мой, что это было?
– Время, мой ветер.
– Молчу.
И обойти, не касаясь, просто стоять в стороне.
Плакать не буду. Пытаюсь. Выживу – где-нибудь вне.
Сказки кончаются смехом – ровно на слове «домой».
То ли – латать по прорехам, то ли – чесать по прямой
мимо квартир-наших-комнат в вечно святые места.
Вкус возвращенья? – Не помню. Чаша моя пуста.
И не отыщешь отливом тропку следов по воде…
Но, Светлый мой, что это было?
– Море, мой ветер.
– А где?
Окликом, вскинутым ветром, горечью, пущенной вскачь:
- Я тебя выдумал, Светлый!
– Баюшки-баю, не плачь.
Той стороною порога, мнимостью мира минут –
время кончается к сроку, сроки нигде не сочтут –
не отступив на попятный, где-то, где ветер в степи…
Вкус возвращенья обратно? – Некуда. Незачем. Спи.
Сказки кончаются былью – тщетностью всяких речей…
- Светлый мой, что это было?
– Небо, мой ветер.
– Зачем?
***
Были искры и будут звезды, время небылью порастает,
Отболит когда-нибудь после, если завтра твое настанет,
над твоим придуманным адом, что там видится – темен омут?
но в подчеркнутых списках марта мест не будет – тоске по дому
Не сбылось на самую кроху – что выпрашивать сроки сроков?
Над которой еще эпохой – и какую еще дорогу?
Было именем, будет пеплом – разлетится – что быть в ответе?
Голос ветра ли, голос неба – все равно, если все прибредил
к строгой логике точных фактов, что не помнил. Я в них не верил.
И сбивался с молитвы – матом: мифотворец, дурак, истерик…
За решеткою точных истин били крыльями птичьи стаи.
Не зови! – я тебя измыслил, не зови! – тебя не бывает.
Да и был бы – хоть к срокам сроков, к окончанью – в вселенском гимне,
не бывает такого бога – кто бы нас узнавал своими…
Был чужим. Оставался грешен. Плел эпохи – в бредовой строчке.
Настающее неизбежно завтра – что мне простить не хочет?
Между пеплом и между чудом, между бредом и страхом божьим –
если вы дошли – то откуда? – если я придумал – за что же? –
Было именем – будет пеплом, так – над логикой – мата? – марта? –
смутным окликом через небо: остальное – за нашим завтра.
Приходи?
Центон одной истерики
…Нет-нет, про пытки и побег – потом поговорим
…Я не из этой сказки, мне, если что, помогут
…Я пыталась выгнать за дверь беду
А беда стоит и ржет во весь рот
Надоело мне жить в этом году
Я пойду да разыщу другой год.
Рада
Не прикасайся – горячо – как всякая вина,
Скажи мне кто-нибудь еще, что здесь давно весна,
Который год – который снег в сем веке на дворе?
…Скажи мне, добрый человек, что мне – в твоей Горе?
Сказки кончались правдой. Сказки не было вовсе.
Падали черным ливнем – смеху взойти? – слезам?
Билось небо над адом. Все придумают после,
Но какой из концов – счастливый всякий решает сам.
На все наития есть мель тишизн на дне души,
Где жизнь есть жизнь и цель есть цель… И можешь – не пиши:
Что все пройдет, что век падет – и как растает дым,
Что время все равно пройдет – а не договорим.
Вина на дне, да дно – во мне, и темен мой предел.
Скажи, ну что мне – в том огне, что так перешумел
Все корни слов, все воды рек, все шепота судьбы,
Скажи мне, добрый человек – когда б ты вправду был!
Путь твой давно предсказан: рваться тебе из кожи –
Рваться как волк из воя, рваться как Смерть в снега.
Я не из этой сказки, мне никто не поможет:
Небо мое пустое – некому помогать.
Не прикасайся – горячо, не лги – не прогорят
Скажи мне кто-нибудь еще – который век подряд
Что ад не где-то, а внутри – и сколько в нем гореть…
Скажи мне, добрый человек, что мне – в твоей Горе?
Бились о небо стаи – плакали о прощенье
Снег оставался черным – тек бедой в решето
Я не из этой сказки – и мне нет утешенья,
Вспять прорастали зерна… Светлый – не мой – за что?!
Примерно то же - но на четвертой бутылке
Небо было черным. Где-то над веками
Прорастали зерна, упирались в камень.
Выдуманным светом – не-насущным хлебом
С мира по потере – выстроили небо.
Будет все как надо – с вычетом надежды,
Горе-моя-радость, небыль-моя-нежность –
Пепел канет в небо, камень канет в море
Темные просветы - левой колеею
Чертят наискось нас – блудным третьим краем.
Больно будет после – нынче полетаем.
Не врастают корни в каменное небо.
Время – все пустое, нежность-моя-небыль:
Нечем похмелиться, нечем догоняться,
Некому молиться, некого бояться.
Над безместным адом ходят-бродят люди
Будет все как надо: ни хрена не будет!
Неигровуха
… - Я все-таки пойду на мессу: утешение нужно всем!
Бланка де Труа де Ревелль
Смутная доля – память беспамятных –
Путь босиком – по камням? – по углям?
Через века обернуться – там зарево:
- Кто звал меня?!
Там, где кружится колесо,
Не найдя для себя узды.
Там, где время сметает все,
Только все, что кроме беды.
Там, за стенами крепостей
Черным мороком – окоем.
- Помни, первыми падать тем,
Что уж пали – в сердце твоем.
…Не видать огней в колесе
Мне, слепой для всех берегов.
- Утешения ищут все.
- Мне не найти его!
Память беспамятных – имя ли, дата ли
Все безнадежно смывают года.
Помню, как небо на плечи нам падало…
Было? – Напомни, когда?
Тем беспамятством и воздам,
Обелюсь – и выйду права.
Только кто меня так позвал,
Чтобы пеплом душить слова.
Я ведь помню, что так – не здесь.
Я ведь помню, там – белый день…
- Помни, первыми пали те…
- Я вообще не ведала стен!
Поздно разум поводья взял –
Небом, хлынувшим через край:
- Утешения всяк искал!
- Я другая. Не окликай!
Память беспамятных – светло ли, страшно ли
Счесть твою сказочку – в след по воде.
Было – ни здесь, никогда, не взаправдашно –
В вечном всегда и нигде.
Но не выпутаться игрой,
В срок, где время идет вразрез.
Не надейся! За той горой
Только пропасть – но до небес.
А когда там растает снег
На осколках каменных плит,
Подскажи мне, который век,
И что вам – до моей любви? –
…В остановленном колесе,
Прораставшие из огня?
… - Утешения ищут все!..
- Кто звал меня?!
Перекличка
(Из смутного подтекста Неигровухи)
… Непрошеные песни разрывают кожу
Поналезли в щели - не угомонить
Кто-то был под утро на тебя похожий
Подарил мне четки, да оставил жить.
Непрошеные чувства заплетаю в косы
Не могу отрезать, не могу хранить…
Рада
…Брось искать подтекст, задрыга:
Ты смотришь в книгу – видишь фигу!
Невыверенный А. Вознесенский
Предновогодняя колыбельная - непонятно, кому
Прогорело, легло, растаяло – в дожди
Не дотянутся руки за реку – не жди.
Черен год и черен ход,
Третьей стражей у ворот
Все пути надежно заперты –
Даже сон не проскользнет.
В срок чужих детей качай, времени вода,
Баю-бай, моя печаль – видно, навсегда.
Холодом в твоем дому, мороком, дождем
Колыбельная тому, кто меня не ждет.
Снег ложился белым заревом – бузиной,
Чтоб напомнить мне, беспамятной, земной,
Что мой суд и что мой труд
За оградою минут,
Те часы давно не били –
Проходи, тебя не ждут.
Где часы давно молчат – на закате дней,
Там, где спит моя печаль с радостью моей,
Долог век, темна вода, безнадежен труд –
колыбельная туда, где меня не ждут – и давно не ждут.
Отгорело, легло и замерло – в цепи.
Как оглядываются за небо? – Ты спишь?
Черной ночью, черный кот
ищет черный дымоход –
белой скатерти к такой-то матери,
подожди меня – утром затемно
около запертых ворот.
Срокам – срок, путям – черед, времени – беду.
Встанет лед и стает лед – жди. Я не приду.
Там, где времени вода льется через край –
баю-бай, моя печаль – баю-баю-бай…
Перекличка
- Взвешен, решен, исчислен путь – и вовек неведом.
Станет ли слово – смыслом? Станет ли слово – снегом?
Где заступало пути лютой чащей нам
здешнее, грешное, нищее, зряшное,
ждали до срока… Да к сроку – ответим ли?
Где ты – не ведаю, Смерть моя, ветер мой!
- Взвешен путь и исчислен – вышел весом, как небо –
жившим единым смыслом… Станет ли слово – хлебом?
Ждали до срока, да звали по имени –
в светлой надежде, что небо помилует –
в горнее золото, в дальнее зарево…
Не окликай же, куда мне – беспамятной…
- Ясен был путь и тяжек, светел был и незнаем…
Смыслом твоим подскажет сроки пути до края…
Здесь – смутой, подлостью, мелочной сдачею,
к срокам, где подлинно – в там, где иначе нам
ждали до срока – да ждали столетия.
Мне не догнать тебя, Смерть моя, ветер мой!
- Темен был путь и горек, скользок был и предвиден.
Снег прорастет – травою весен, что не увидим.
К сроку ли – черному вылинять в белое?
Небо не милует – ибо не ведает –
в каменном небе «иначе» - которого? –
полно же, боль моя – смысл ли, позор ли мой:
Путаницей небесной – смыслов твоих основой,
пусто здесь или тесно – слово всего лишь слово.
…Выстелив небо тем дымом – победы ли?
Ждали до срока – а времени не было:
бой или пепел? Ответим. Ответим ли?
Не было. Не-бы-ло!..
- Ветер мой, Смерть моя…
***
…Просто у неба руки длиннее?..
…Снег летит угрюмо с высоты Судьбы.
Он не просто умер – он тебя забыл?
Там, где ты меня забудешь – там, где я тебя забуду,
в общем, там не так и страшно – если ничего не помнить…
Там, где времени вода льется не пойми куда,
где последнему не стать первым –
воздаянье нашим снам тише смерти, глубже дна,
всех давно пославши на – в небо.
Так таким и воздают…
Баю-баюшки-баю…
Там, где ты меня забудешь, там, где я тебя забуду,
наше бегство не заметят, нашей правды не оплачут:
в здешнем перечне примет ни имен, ни сроков нет:
зазеваешься – в момент – в море:
долог сон и сладок сон, время сыплется в песок,
степь уйдет за горизонт – спорить
с буйным ветром на краю…
Баю-баюшки-баю…
У краев твоей надежды,
там, где реки текут ниже, где растут дурные травы –
там, где ты меня забудешь, там, где я тебя оставлю…
Через север, через юг возвращайся, сделав круг,
и когда из наших рук пеплом
время выскользнет по льду, напредсказывав беду:
когда я к тебе приду – ветром –
открестись: не узнаю… Баю-баюшки-баю…
Там, где ты меня забудешь, там, где я тебя забуду…
Ересь
(неужели??? Ну да, как оказалось, Арнье)
Шагом, смутнее небыли, тенью забытых песен,
легкой осенней горечью, листьями, снами, росами –
сходишь, куда не ведая: темен наш мир и тесен…
Так никогда не сбудется – будет темней и горестней…
Ветра мгновенным выпадом, смутной тоской потери –
к миру, где тебя не было – сбудется – былью, пеплом ли?
Так я тебя и выдумал – так в тебя и не верил,
горечь листа осеннего – и отпустил, не требуя…
В смутное, злое, зряшное – в небыль и безнадежность,
даром, не по речению, болью не по раскаянью –
искрою Настоящего – разве ее удержишь? –
радость моя ничейная, что тебе – в этом каменье?
Сходишь – и жмутся улицы, и отступает площадь –
тщетностью мира здешнего и всем моим скитаньям…
Так никогда не сбудется – будет светлей и горше.
Так я тебя придумывал, чтоб все равно растаяла
Осенью – той, невместною здесь – ни стыдом, ни сводом –
так никогда не сбудется: больше, светлей, безумнее…
Вечной надеждой, песнею мира, откуда родом –
сходишь, чтоб небо вспомнило – мне ли тебя придумывать?
Шагом – щедрей отчаянья: ярче, чем всякий праздник
делится отречением, тем оправданьем пламени.
Радость моя, печаль моя, - ты обернешься разве –
в срок того возвращения? Как тебя звали, даль моя?
Деньрожденная
(м-да, бывает…)
Ну – если захотите…
Спасибо, мне тоже хватило –
нетленного хлеба за запертой дверью.
Когда я не выдержу срока, когда я окликну,
скажи, что ты не был –
не знал и не верил.
Ведь я это сделал – я выжил, и понял – и прожил,
своим бесполезным костром тех словес – безнадежных,
где время сводило круги – и, похоже, словило.
Словесность – посмертье: не выбраться из-под лавины –
рванины небывшего… Чем вы тут дышите? – Краем!
Я пил эту чашу? Не помню –
не знаю,
но щедро делилась похмельем.
Я пил ее дольше, чем мог – чем могу, чем умею…
Над прахом и пеплом – над каменным небом – над кругом колодцев,
когда ты окликнешь – и все-таки слово прорвется
непрошеным пламенем – прочь, над навязанным адом…
Когда ты окликнешь… И я, отвернувшись: не надо,
мой светлый и злой, не придумавший милости ветер –
над былью и пылью…
Я правда не знаю, как можно ответить:
за что ты любил их? –
За руки, которые не возвращают обратно –
за радость, за горечь – за быль и за небыль, за первые капли –
с навязчивым привкусом соли,
над горечью первого моря – последнего моря,
что бьется о берег у Края Краев – и не ведает края,
докуда все реки текут, никуда не впадая…
За тщетную цену всем нашим великим победам,
за то, что никто – никогда не оглянется следом,
и мне не просить о забвенье, за сроками взлета:
за право свободы – за тайную горечь свободы,
в которой – все наши свершенья и наши вершины –
полынью, аиром – да, господи – хоть бы крушиной! –
извечная горечь всех нас, не проведавших Истин:
За что ты любил их? – за то, что осенние листья
слетают с ладони –
беспечно и слепо – безвинно, светло и безбольно,
лоскутьями пепла – в том горьком предутреннем дыме,
что звали любовью – тот миг растворения в небе,
а небо не примет –
ведь правда?
Очередные листья
На чудном твоем балу – на чумном твоем пиру,
Где жалеть и проклинать поздно
Легковесней, чем весна сыплет золотом в золу
Мороком своим пьяна осень.
И давно здесь все равно – что смешно и что грешно,
В тяжком перечне причин мнимых
Шов – не шов, и щит – не щит… Хлебай осени вино,
Ну и что, что то горчит – дымом –
Книгу вечности листал, вечность плакала: отстань! –
Правда, как всегда, проста. Мне бы –
В путь осеннего листа: обернешься – усвистал
В небо…
Право осени – простить, легче, чем весны – расти!
Отхлебнув на посошок света,
В час, где рвется всякий шов, лист с ладони отпусти
И заочно будь прощен – ветром…
Осень выстроит нас в ряд – от тоски до Ноября,
Где и верить в слово Смерть – скушно
Листьям – золото и медь: все равно они сгорят
О них незачем жалеть – слушай:
Путь по занятым местам: жизнь тесна, тропа пуста –
Что ли, камушком с моста падать
В путь осеннего листа – ни надежды, ни креста –
Радость…
В осень перечень грехов наших – сыплется песком,
Не гадай, что впереди – небыль.
Как сорвался, так лети – так легко и далеко,
Упадешь – тебя простит небо
На негаданных кругах – где ни друга, ни врага,
Толку – плачем поминать вести?
Та же самая ясна правда тающим снегам…
А потом придет весна – смейся!
Таинства пытать устав… Правда всякая проста
Горизонт – не наверстать! – светел
Путь осеннего листа – тыще первая верста
В ветер…
***
(это что – тоже в Неигровуху??? А вот и съешь, упырь!)
Двери отворились у моей темницы:
молоту Христову не остановиться
(вольный центон из
Неумоевской песенки про малиновую девочку))
Верно, так ты меня и измыслил.
Был мой путь легковесен и труден.
Осторожно, осенние листья!
Будем падать. Гореть – тоже будем.
В безнадежном – вчерашнем – азарте
рваться прочь за последним трамваем,
остывать, умирать на асфальте,
тщетно веря, что что-то – бывает,
танцевать – от надежды до пепла,
сыпать золотом в Добрых Прохожих –
щедро, весело – нище и слепо…
Не суди слишком строго: мы тоже…
Шепотком – по корням и по крышам –
а темницы ли многоэтажки?
Говорят, чем больнее – тем выше.
Врут, наверно. Никто ж не расскажет.
Хмель и горечь осеннего ветра,
дымным привкусом спора с юдолью.
А в каком веке ближе до неба? –
видно, там, где – от были до боли…
Все равно это все повторится,
растворяясь в предутреннем дыме.
Мы к утру восстановим границы
и себя вспоминаем живыми.
Осторожно, осенние листья! –
безнадежным паролем безумцев.
Подбери, светлый, правильный выстрел:
я боюсь, что успею проснуться…
PS: хотя, блин, тебе же нельзя!
***
Так падали камнем – кругами –
по тихому омуту времени, были…
Мы были? – не знаю:
проспались, остались и встали,
забыли – остыли…
Здесь, где-то, на карте – среди их пространств и распятий,
надежд, посылающих вон непутевых безумцев –
хочу оглянуться, не знаю, куда оглянуться?
Мы были? –
но мира по мере, а мера несносна, -
как шаг, оступившийся с крыши, как крылья,
как вера – в Последнюю Осень –
без шанса к спасенью,
и – выходом – глупым, беспутным осенним –
нелепым – листом, оборвавшимся с самого краю –
за грань, ну да ладно, игра – если так вот играют. –
Куда ты, мой ветер? – Домой. – Это где? – Я не знаю.
Есть годы – и версты и версты, и звезды –
разверстой беспечною бездной,
есть норы и гнезда – поденщина нам легковесным,
есть версты, и звезды, и весны – и зябкая зимняя стужа,
и сроки, дороги и боги – и люди, и руки – которым не нужен:
я там, за веками, где падаю камнем,
где таю – беспамятной тайной, слепой легковесною тенью…
А там, где не строим – ни стоном, ни словом, ни слезною солью – есть время…
И время приходит – и время сметает метлою,
докуренным пеплом – с полов опостылевших комнат,
знакомым:
кто дома не строил – не станет землею,
золою, бегущей водою, осенней листвою, играющей в утреннем свете.
– Не строила дома! –
- О чем же ты плачешь, мой ветер?
О небе – о падавшем камне,
а время сходилось, стелило кругами, и целило в спину –
о тайне, о доме – о выпавшем снеге, который растает,
а так укрывал, так ложился надеждой на плечи –
о том, что мне некуда, незачем – в общем, и нечем
платить за надежду –
увидеться в коем-то свете,
разбиться…
- О чем же ты плачешь, мой ветер?
***
Государь мой – который? – век принимай побег!
Запустив через три елды – оторви да брось!
…На девятом кругу любви, где все снег да снег
Я латаю твою весну – а выходит вкось.
Только оклик по берегам рвется невпопад.
Обернувшись на полпути – хорошо-то как!
Позови меня в час, когда твой догонит Март
Тьмой полдневною – белым солнышком.
Там, где мечутся огоньки в берегах реки
И подсказывают слова – и назад скользят.
Там, где подданным полыньи все слова легки:
Сколько раз не скажи огонь – а гореть нельзя.
А мне б там – поперек моста – взять да перестать,
Оступившись на полпути – вспять развеется
Смурным мороком не таких словес на иную стать
Моей горечью – лютой ересью.
В час, когда берегам моим не сносить травы,
Не оглядываться назад, не искать вины,
Расспроси у снегов во рву, да у своей вдовы,
Что там некогда снится нам в городах иных?
Рвется оклик по берегам позабытых рек,
В городах на иных холмах, в час без пристаней –
На девятом кругу любви, где столетья снег
Не догонит меня зима – и не выстрелит.
И, запутавшись в этих днях, не искать огня:
У лихого пути назад больно берег крут.
Утром, где за тобой придут – позови меня,
Если вспомню – который век и который круг