Когда-нибудь я, повинуясь природе,
рвану по снежку – догонять Беловодье,
всегда мне стоящее рядом навстречу
неспешною, неопалимою речью.
Где без посполитых, расстриги и мнишек,
живет, точно бисер проклюнутый нижет,
в игольчатых шубах мой глупый народ –
оленей, растений и вод.
Но я год от года новей и южнее,
и шествую мимо в железном слоне я,
усвоив от встречных лицо магараджей
в огнях теплыхстанов своих загоравших.
А слон мой сангйонговый тоже не думал
родиться машиною с турбонаддувом,
ан вот – и в его разъедаемом брюхе
звенят наши детские, с елки, игрухи.
Их солью посыпаны тропы Энея,
их прах восстает сзади нас, пламенея
в стеклянных хвощах покидаемых зданий,
в табло «Новый Рим» идалийском. И далее.