Страница 1.
Алия.
Гул самолетов. Трепетные стюардессы в стоптанных босоножках. Небо. Длинная пауза и я здесь. Родина и знак вопроса. Задыхаюсь. Хамсин. Ах, новая жизнь! Вот она! Вдыхаю её всей грудью. Не дышится. Болит. Ноет. Ноет. Диагноз–ностальгия.
Пустыня. Беру бинокль, всматриваюсь. На каждые 20 жителей-политик, кандидат или какой-либо представитель. Идешь в министерство ХХХ, а разговаривать не с кем. Безлюдье. Первые пол года безделье, сплошной иврит. Сначала мычанье, а потом появляется своеобразный колорит-полурусский, полуиврит. "Оля хадаша" и "Кама зман ат ба-арэц" набивают оскомину. Отвечаю, отрыгиваясь. Расстройство желудка и несварение действительности. Нервы пошаливают. На людей не бросаюсь, сдерживаюсь. Жалко соиностранцев. Всех одариваю кислой улыбкой. Блею на иврите, осмысливая проговариваемое. Вооружаюсь. На швабру наматываю тряпку и рвусь вперед отмывать заплеванный коридор. В зеркале замечаю свое отражение. Останавливаюсь на секунду. Всматриваюсь. А-ли-я, а ли не я? "Алия, алия-говорят мне, похлопывая по плечу." Прилавок. Торгую. Сплошная "ахла" и головокружительные успехи. Касса, "махшев", "пкида", кафэ, ресторан, ивритяне и ивритянки. Тоска. Море. Море проблем. Время просачивается в песок. Лечит. Ностальгия. Рву и рвусь, рвусь надвое и рвусь туда. Там счастье. Очертания не ясны, дорисовываю последние штрихи на память. Самолет взмывает вверх, рассекая пространство. Я дома. Чужие знакомые лица. Хмельное злорадство и небылицы. Оттаиваю. Покупаю билет и лечу обратно. Родина. Вопросов нет. Точка. Начало отсчета. Бесконечное лето. Толстолобость. Очередное дышло, в него и вышло. Очередное браво эхом одним орало. Квадратные лица в неистовом раже слиться норовят. Плакатами все столбы обклеены и флагами мысли рассеяны. Мы теперь одним махом. Мы теперь одним шаржем. Одним воплем и одной болью. Одним шекелем и не двинем бровью. Нет слов. Только душа рвется. Рвется время в одиноких оконцах. В 1000 руках беспомощно бьется бессловесная правда беззаветного солнца. Беру бинокль. Всматриваюсь. Мужчины есть. На пляже они особенно очевидны.
На каждые 20 жителей…В общем, все как обычно. Всматриваюсь в зеркало и узнаю себя. Отлично. Не все потеряно. Составляю автобиография и шлю лично. Получаю штампованные ответы, что в Израиле во мне нуждаются лишь частично. Полный бедлам. Все орут и друг друга обвиняют. Денег нет, их не было и не хватает. За жизнь хватаемся , кто чем может. В "ирию" прорываемся, народ нам поможет. Так мы живем. Так нам живется. За живот хватаюсь. Хочу рассмеяться, но мне не смеется.
Семья. Любовь озаряет лица. Страна! Моя страна! Алия и моя печатная страница!
Страница 2.
Сумбурная. Молодежная.
Улыбайся.
Все оплачено.
Главное - растолкать всех локтями.
Все остальное – незначимо!
Самоокупается лжестремление к лжепостроению. Можно с когтями.
Главное не думать и лучше не мечтать. Отбрыкаться шуткой и в кровать. Заглянуть в банк и растаять от удовольствия.
Округлая нулеватость.
Натянуты нервы.
У всех пузатых жены стервы. Скорее, быстрее, успеть. Тр-пр и онеметь. Озвереть, отупеть и оскалиться. Мне бы в баньке попариться! Преуспеть, преуспеть, преуспеть. Только б успеть! Посмотрите, мои детки –
замечательные марионетки! Я самая лучшая в мире дрессировщица!
Где мой хлыст?
Дайте лист.
Главное не видеть в упор.
Очень помогает, если запор.
Главное – самоизолироваться.
В одиночку легче капультироваться. Никакой искренности.
Побольше фальши.
Главное – не останавливаться. Лебезить и обязательно воду мутить. Да, и обязательно бороться с наркоманией, с проституцией, с преступностью и отчаянием.
Будьте спокойны, все в порядке. Вы никому не мешаете и не играете в прятки. Сколько стоит ваш энтузиазм?
Ах, он бесплатен? И без пятен?
Заходите в наши клетки, садитесь на наши лже-табуретки. Мне, как врачу, не нужны пациенты. Как продавцу, мне не нужны клиенты. Я книг не читал и читать не буду. Стольник давай, тогда прочитаю хоть груду. Не мою посуду и полы загрязняю. Матерюсь и как всегда обвиняю.
В себе замыкаюсь, всадив иголку. На японском черчу о любви наколку. Мне бы девчонку. Тоска сжимает. Да и "тачку" не помешает.
Наблатыканный ,бредит деньгами народ.
И ревет, и ревет бегемот.
Хватит рассказывать мне сказки.
Не нужно строить кокетливо глазки.
Я полон энергией, хотя и стою голышом. Прошу не считать меня малышом.
У меня за плечами эпоха тусовок,
горланистых песен и зарисовок.
Прошу улыбаться, зубами сверкая.
Прошу кувыркаться, ног не ломая.
Шалите ребята, ваш грех наивен. Забавен и беспричинен.
Толпитесь, собой заслоняя лица.
И все, что прочли Вы, - была небылица?
Страница 3.
Мужская.
Помню мальчишки волновались. Кто кому что подарит. Момент был ответственным. Девчонки дергали косички и поправляли платьица.
Всем было хорошо, потому что происходило что-то знаменательное. С этого момента завязывались настоящие дружбы и даже любовь.
Поэтому, когда все необыкновенно радовались силе и мощи военных и прочих морских сил, у нас начинался отсчет совсем другого времени.
У всех папы когда-то были солдатами и мы, дети, воспринимали этот праздник как папин день.
В Израиле "папиного" дня нет. Да и "маминого" тоже. Все международное игнорируется, если оно не связано с сионизмом или финансированием. "23 февраля" и "8 Марта" 0 отмечаем "в нычку", мельком
просматриваются новости с упоминанием события в разных городах и странах.
Телевизор отключается и отключается сознание, возникает понимание, что ты в другой стране, ну и прочие ностальгические заморочки бередят и без того уставшие мозги.
Синтетический заменитель наших праздников все же в Израиле есть. День семьи. Проходит он вяло, хотя и стимулируется всевозможными хорошо оплачиваемыми организаторами. Все очень стараются веселиться, но естественно не получается ни у кого.
Красный день календаря, увы, остается прозаически никудышним и никчемным.
Но зато тот наш праздник превращается в настоящий загульной ностальгический балаган. Души изливаются на тарелку, обмакиваются в разговорном соусе и медленно растекаются по близ стоящим диванам.
Мосты сожжены.
И только воображение соединяет пространства, времена, события. Тело, оторванное от контекста, ориентируется в пространстве и постепенно отрезвляясь возвращается к муторной действительности, вернее моторной.
Все движутся как заводные. Марионеточное поведение, марионеточное отношение.
Только война и кровавые лица в кадре напоминают о человечности, об утраченных ценностях.
Потом говорят о патриотизме, потом тебя делают героем. Но смерть как отсутствие бытия – прозаична.
В этот момент каждый виновен.
Тот,
кто в виде игрушек изготавливает орудия убийства и тот,
кто демонстрирует всевозможные акты насилия, тот,
кто еще не понял,
что дикость нашего сознания
надо умерщвлять
не наимоднейшей
модернизированной техникой,
а просто культурой.
Мы не стремимся к доброте
ибо она беззащитна,
мы не стремимся к справедливости
ибо она плохо оплачивается.
Легче одеть мундир солдата и взять оружие,
чем понять своего мнимого врага и
не захотеть онулировать его существование одним нажатием курка.
И если папиного дня не было,
его надо было бы придумать. Отец ассоциируется с доблестью.
Слово красивое и ощущение такое же. Не знаю почему, но в Израиле все меняется,
роли распределяются по-другому. Мама становится доблестной,
а отец донашивает регалии. Но даже на этой пессимистической нотке пусть будет громогласен мой голос!
Поздравляю тебя, мой дорогой мужчина,
с тяжелой ношей,
с судьбой изношенной и с тем, что ты,
еще не скошенный,
так любишь нежное,
так любишь светлое,
так любишь яркое,
то есть меня!
Страница 4.
Женская.
В этот день оттаивали все.
Те,
кто терпеть не мог этих мымр, этих крыс, отбирающих получку.
Те,
кто терпеливо сносил каждодневное затюкивание и упреки. Женоненавистники и одиноко гордые холостяки, пошляки и циники в этот день становились истинными ценителями красоты. Меланхолики заостряли перо и спермоатически объяснялись бесплотному и очень возвышенному для них существу – женщине.
Их стих был прекрасен и трогателен.
Дон-Жуаны!
Их оперенье было видно издалека.
Скромные и любящие мужья, которых, к счастью, было предостаточно – суетились на кухне, надеясь поразить воображение женской половины семейства очередными варениками собственного производства.
Повод для завязывания знакомства был отменный – поэтому большинство служебных романов начинало свой отсчет с этого дня.
Но королевой дня все же была Она,
щекастая колхозница или тонко настроенная пианистка, отчаянная комсомолка или легко вращаемая танцовщица –все были однозначно красивы и заслуживали похвал.
Она выходила в этот день в Свет
и Свет падал перед ней ниц. Количество комплиментов, полученных в этот день было так велико, что невольно освобождало мужей от несносной обязанности каждодневного употребления таковых в быту.
Все невысказанное и неудовлетворенное вырывалось в этот день наружу,
кружило всех в неистовом танго флирта и замирало улыбкой в Ее просветленных глазах.
Израиль.
Измененное сознание и Ритм. Девочки по сопровождению.
Дискретные связи. Телефонные беседы с секс-приманкой.
Неудачно сказанный комплимент. Удачно сшитое дело по сексуальным домогательствам.
В этот день все пульсирует как обычно.
Она
– с высшим образованием и с тряпкой в руке осваивает технику мытья туалетов.
Она
-гордо прикрывшись компьютером, отсиживает хорошо оплачиваемое место
и говорит с наигранным акцентом.
Она
- красавица и одинокая мама двоих детей, незаслуженно брошенная истеричным мужем!
Какая бы она ни была,
в Ней всегда угадывается Она –
Советская женщина!
Поздравьте Ее с 8 Марта и вы увидите,
как ждала она этого момента. Поздравьте и тех,
кто не имеет отношения к столь славному советскому прошлому!
И не бойтесь выглядеть нелепо!
Разве менее нелепым кажется разделение на "мамин" день и на "день семьи",
разве менее нелепым кажется игнорирование Международного дня 8 Марта,
дня, который объединяет и делает нас,
говорящих на разных языках
и любящих разных мужчин, такими похожими и узнаваемыми и, в этот день, особо почитаемыми Женщинами.
Сегодня для Вас, дорогие мамы,
все слова любви зазвучат! Пусть не сказанные когда-то
они не сотрясли прозаичность буден, но сегодня им зазвучать снова,
торжественно и проникновенно!
Преклоняюсь перед тобой,
моя дорогая Женщина, дороже тебя нет никого на свете !
С именем твоим я иду по жизни, без тебя – тьма кромешная с одиночеством вперемешку. Без тебя война и разрушение – кораблекрушение!
Перед твоей силой и стойкостью, перед хрупкостью и колкостью, перед тобой я расстилаю ковер, сотканный из любви слов.
Страница 5.
Без названия.
И теперь, загнанная в угол, краем живой плоти и вонзенной иглой сознания понимаешь – как противен фрак и декольте на обочине пыльной дороги. Как навязчиво выглядят одинокие пальмы и как некстати всеобщее голосование, пискливое брюзжание и заносчивость. Как отчаянно пульсирует в тебе в другом увидеть отражение, но оно лишь тускло мелькает и оседает пылью. Вороватая крадучесть спешки и упреков скольжение. Об асфальт, напрягаясь, трутся шины, ершатся щетиной. Взгляд на часах повисает стрелкой, упирается в безысходность и занавеска завершает побег плоти и сжимает в фалдах остатки рвенья. Наивную белизну колышут одним движением вздернутой на дыбы руки. Откровением окно настежь! Пространство надвое в проеме дня. Защемило и просквозило зря.
Колышется сосулькой люстра. Рядом. Я готова умереть в объятиях твоего взгляда! Я в клочья разорву границы своего сердца! Устану. Сяду. Поговорим. Для этого не нужны слова. Всем все понятно. Складно. Уложено, сложено, упаковано. Продается, только рукой подать, но не хочется брать. Не хочется говорить о цене. Сюжет наспех складывается и озадачивает. Я пытаюсь остановиться, полагаясь на интуицию и даю неверные координаты. Все суетятся и лезут в магнаты – это угнетает, но продолжаешь считать круг тарелкой и похлебывать кофе с пенкой. По телефону – блям, тру-лю-лю, без телефона полный тю-тю. Клеймите меня и зовите стервой, но пока струна нервом, я не в рифму и не в такт хору скажу наотмашь, нараспашку открыв лица, мне эта ноша в пору и теперь я знаю, чем мне гордиться!
И когда я прикасаюсь к строчке, я замираю водопадом. Я падаю груздем в кузов и смеюсь до упаду. И когда простыня улиц загрязнится моторным маслом, я зайду в переулок и подумаю о прекрасном.
Когда умирают дети и в кожаном кресле глумится чрево, я блевотиной разрыдаюсь, я заткну рот сигаретным дымом, я разорвусь на строчки.
Я зазвучу нотой, точкой в конце слога,
в начале такта быстротой тока!
Столб таращится на обочине. Мне бы на него взгромоздиться, но у столба другое предназначение. На нем флагу бы водрузиться, распластаться на нем плакатом и завязнуть на проезжающих лицах, разразиться скандалом на печатно-грязных страницах!
Очевидно одно – подполье – однозначно красивая ниша, однозначно красивая ноша. Взгляд колесом навыкат. Злость вперемешку с грустью. Мне к вам не просочиться, не завраться безысходной ложью, мне с вами не слиться в экстазе очередной фальши. Вам куда бы подальше, вам куда бы повыше.
Мне б остановиться в танце
и безветренно покружиться!
Страница 6.
Тревожная.
Значит что-то навсегда утеряно.
Значит я слишком стара,
Чтобы моими идеями молодежь жила.
Замечательная проверка на прочность,
Молодежный жаргон и стиль…
Вздернутая рубашка и посреди моря высокий шпиль.
Топорщится молчание и растрепывает навзрыд.
Наспех отчаянием я до окопа изрыт.
Ветер навстречу плевку, рыбка стремглав к поплавку.
К морю – босая нога.
В-общем, чепуха живописная и девчонка капризная.
Мальчишка – набитый соломой осел!
Сосед мою книгу еще не прочел.
Взгляд заострился сосулькой.
Замерзла улыбка во рту.
Мама бежит к бабульке
И я стою на ветру.
Музыка не играет и песен моих не поют.
Не знаю, зачем я таю словами в построчном ряду?
Дети ругаются матом, искрится на солнце душа
И ласковое невнятно прошептывается в меня.
Снова запнусь я рифмой и разбегусь строкой…
В каскадном ритме дотянусь до себя рукой.
Быть поэтом сейчас безумие,
Но безумнее им не быть…
Прошу меня за духовность в век алгоритма
П_Р_О_С_Т_И_Т_Ь !
Страница 7.
Обрывистая.
ДЕТСТВО
Лето.
Летнее…
Флаги. Языками к ветру. Небо.
Бантик на голове. Солнце. Пропитанные лучезарностью
мы не играем в детство.
Мы им наполняем воздух.
Играет тепло на ресницах
детских,
наивных,
нежных.
На мгновение мы остановились "щелкнуться"
и побежали дальше, может быть ссориться, а может смеяться без фальши.
Господи,
неужели так безмятежно "щелкнутые" на фоне того,
что ныне играет роль настоящей церкви, это мы сейчас упираемся в строчки
и скользим взглядом, и проникаем в прошлое,
с улыбкой,
с шариком,
с флагом.
ГОРОД
На перекрестке времени –
забвение лишь перерыв в дыхании. Так близко и так далеко – прошлое в себя ушло. Ностальгически копаешься в памяти.
То убогое, для постороннего,
прошлое
сейчас песней в тебе зовется,
а вернись –
все пошлостью обернется…
С Новым годом снежиночка милая.
Закружиться б с тобой сейчас
в этом танце
неистовом
невпопад!
Не надо оправдываться,
никому ничего объяснять. Этого счастья у нас никому не отнять.
Ты – моя королева!
Время – вспять!
Я хочу, как прежде, с тобой ссориться
и гулять.
Платьице мама шила.
Не сравнить с покупным никогда!
БУСИНКИ пришила к памяти навсегда!
Было.
Горланили и шалили.
Галстук носили.
Было.
Нечего тут скрывать.
Девчонкой строптивой ты тоже была, видать.
Ждали любовь большую,
настоящую…у огня,
у костра,
у безвременья
мы крали самих себя. Влюблялись в мальчишек по уши,
одуванчик сдували враз.
Ностальгия!
Надломом – не напоказ!
Когда возвращаешься в себя…
Когда возвращаешься к себе…
Когда возвращаешь себя…
Понимаешь – многоточие…лучший способ молчания.
ПУСТОТА
Это было в воздухе. Хребтом. Наголо. Происходит. Видится. Но так пусто. Не оживится. Не колыхнется. Не просочиться. Всем все понятно. До тошноты. До опущенного взгляда. Плевок на пучок травы. Была ли там ты? Или прошла рядом? В упор. Вниз. Водопадом!
Страница 8.
Заграничная.
Пространство…
Облеченное в утонченные,
но окаменевшие формы прошлого прошагивается глазастыми прохожими. Приговоренные к любви и отрешенные от быта
губы
зависают парочкой в переулке. Париж.
Невидимые трубы проглатывают жизнь
изящно-беснующегося города. И когда
колонны
громадой своей зазвучат и в висках колыхнется
утробное племя –
вспыхнет душа
и охладится присутствием гения. Туристу на съедение –
пиршества всей вселенной. На мгновение
растворяешься
и обретаешь себя снова
сидящим и поедающим поэзию дня. Церкви.
Куполами к небу.
Нищие.
Руками к людям.
Фонарь.
Лампочкой вонзился в зияющую
пустоту ночи.
Песней
корабль проплывает мимо.
История
песком в зубах скрежещет. Театральная бутафория
надменно искажает время. Смехом оскаливается виртуозность.
Скрипкой звучит метро.
Оркестром громыхает переулок. Одиноко под перекрестным огнем прохожих
дышит тело рекламного города. Все относительно. Все вопросительно. Одухотворенно и приземлено.
Рука в руке. Огонек вдалеке. Песни на иврите. На французском поговорите.
На закате прекрасен пейзаж.
Одиноко стоящий типаж
упирается взглядом в пруд. Кого-то качели несут.
К небесам. Туда-сюда.
Матерится грозою весна.
Отчаянно пьет соловей.
Пей. Не разлей. Не опрокинь души бокал.
Счастьем обернись, солнечный карнавал!
Страница 9.
Монотонная.
Рожаем детей. Прогуливаем их в сад. Маскарад. Парад. Фасад. Не все ли равно? Главное – в ногу, главное – хором, главное – с упором.
Настоящий ад – точный расклад.
Рванитесь выпуклые формы,
крылами озарив слепца, трещите лопнувшие поры
убойным молотком свинца.
Кружитесь в танце вальса свечки и,
растрепав себя в огне, пускайте дымом вы колечки
разбегом тени на стене. Теперь до нитки одиноки.
До шва разорваны в клочки. О, вы, брезгливые старухи, мои носки!
Жизнь тошнотворно-плоскостопна
и многогранно-расторопна. Скрежещет, нагло ощетинясь
и беспардонно озверясь. Какая рифма в такую грязь?!
Ваши глаза разбегаются в сторону.
На перекрестке – нос. Я бесконечно признателен городу, в котором не рос. Я с вами на ты. Нам не нужны мосты.
Прозревает душа назойливым синяком. Прорастает трава навязчивым сорняком. Лес. Три дерева и сосна. Слез. Как стекает слеза с листа. Столб. Стою, округлив взгляд. Мудр. Но не Сократ.
Страница 10.
Интернациональная.
Так-так. Тык-тык.Полный бырындык.
Заходи, дорогой, посиди у меня, как свой.
А то, понимаешь ли, заграница –
Не могу ни с кем подружиться!
Лицо ершится матерщиной - обрастает злобой трава,
Пастух бежит за скотиной, но скотина права.
В брюзжащем зареве вздернутых глаз
Угольком укрепился алмаз. Синеватая жгучая пыль.
Надломлен, хромает костыль.
Какофонию рваных сердец
Несут в разомкнутое солнце.
Слова несутся под венец в разбитое оконце.
Под топот дискотечных ног я унесусь в похмелье,
Туда, куда б никто не мог прийти на новоселье.
Заезженных фраз дороги, глаза лобовым стеклом.
Я протягиваю ноги и сижу нагишом.
Хлопцы и девчата, розовые щечки.
Кружатся, стервята, на голубом коточке.
Стильные ленинградцы растягиваются длиннотой,
Если бы не дорога, скрутило б меня зевотой!
И когда тряпкой по полу
я размазываю день плашмя
Я заматываю голову, пламенем колышмя.
Никаких неологизмов и никакой гениальности,
Вы просто пишите в рифму, для формальности.
У вас глаза и четыре конечности.
Вы – безработная, просящая у вечности.
Страница 11.
Наташкина.
Красива. Роскосый взгляд.
Брезгливо отодвинуты губы назад.
В растрепанных волосах – ветер застыл.
В широко раскрытых глазах – монастырь.
Танцем согнутой ноги – ладонь,
Губами – слоги-стихи в аммиачную вонь.
Застынь чернявое отродье,
Вспорхни червонной простотой.
Очнись в простонародье – любовницей. Постой!
Зеркала. В отраженьях душа – плачет и корчится.
Сердца, облеченные в телеса, садятся и морщатся.
Экран. Распахнутая дверь.
Бог свернут в мезузу и повешен.
Стяг, кряк, стык-мык,верь или не верь,
Но смех и грех – утешен!
Наталья северных ветров, как леденец, колышась,
Зеленеватой красотой окрашивает холод в зной
И дышит! Морской травой, сиреневой слезой.
И колосок колышет.
Шепот и вытянутый носок.
Неоновый огонек в срок завершил бдение.
Здесь подстрегите весок,а вот ноготок подпилите,
Поломался, вот невезение!
Цвет и ровность стрижки для марионеток имеют значение, а для людей важно,
чтобы после парикмахерского рвения –
они б воскликнули – "Спасибо-Вы вдохнули в меня настроение!"
Страница 12.
Мерзкая.
Ни слова. Уткнусь в дно.
Тараканья морда. Пятно.
Раскорамысело. Отлегло.
Петь. Шепотом. Лбом в стекло.
Рваной оторопью понесло.
Побегом – рот.
Растресканностью поворот.
В актрисочку вонзился шест!
Абсурдна печать мест.
Каждому по козырьку.
Каждой по антенне.
Наслаждайтесь в угоду лени.
Жестянкой перекатывается ветер.
Рвань. Светит в такую рань.
Молчу. Ветер листает бревна.
Ору. Но не слышит родня-деревня!
Жду.
Дух стиснут хамсином.
Струится флирт,
разряжаясь бензином.
Не плачу.
Плачу. Бумагой. В нее верят.
Но мне не открывают двери.
Стучу.
Да только синяя птица
велит мне воротиться.
На дворе безвременья стон. Стая волков.
Джунглей заслон.
Мне бы поторопиться.
Но сон не торопиться сниться.
У силы сейчас величие.
Сила сейчас в законе.
У нее нет приличия.
Но большая тяга к короне.
Ах, цветочки, пушистики, незабудки.
Не вас ли он видит,
"шомэр" сторожевой будки.
Ах, цветики, расцветулички,
Ах, пестики, дули-дулечки.
Я пошатываюсь по прохожим,
всем заглядываю в рожи.
Ух, разбередило, разбредило.
Ух, разбороздило, набредило.
Не лезу из кожи вон.
Не тороплюсь в салон.
К беседам премудрым не льну.
В кого захочу – пульну!
Сумасброд. Сумадур. Сумасор.
Сомнамбул засор.
Засорили лужу зря.
Не лужа, а водянистая грязня.
Море волнуется и я в него вливаюсь.
Ногой проникаю и вытираюсь.
Солнце прожигает жилы.
Рядом нет черепахи – Тортилы.
Вне зависимости от транслируемых передач
Ребенок, как и 1000 лет тому назвад – играет в мяч.
Слова молчат и просят огня.
Молчать. Ни шагу назад, ни одного дня.
Страница 13.
Никакая.
Точь в точь.
Ночь
напрочь выветрила крик.
Стих.
Новоселье в переполох.
Глух. Дыра. Поздно.
Труба глазами вслух.
Еду. Руль.
Стекло захватывает горизонт.
Дождя нет. Не нужен зонт.
Иду.
Глазами всматриваюсь в тебя.
Месяц.
Круглый как твои глаза.
Рядом.
Каблуком жмем асфальт.
Рады.
Солнце бесплатно в самую душу греет.
Прекрасно. Жду самого себя. Атасно.
Дети.
По родителям разбегаются.
Сигареты.
В канавки проваливаются.
Стиснут.
Повержен.
И, как всегда, сдержан.
Твои губы шелестят подо мною.
С поцелуем твоим на всю жизнь. Не смою!
Глуп. Как пень.
Брякнулся прямо в тень.
Влип.
А так хорошо было,
когда ты ко мне приходила. Лист.
Очерняется движением мысли.
Ни рукава, ни крылья – флаги обвисли.
Пожухли лица
и не рдеет моя страница.
Поникла и прониклась достоинством тени. Разжигаю камин,
становясь на колени.
Округляю прямоту широтой взгляда.
Поздно.
Говорю и иду обратно.
Но когда твоя тень
наперекор решетке
побежит не в угоду
ничьей трещотке,
не в пример лучезарной ели
и не в усладу ревущей постели.
Тогда я принесу воду.
Окроплю росою твою непогоду.
Обниму половину света.
И замру.
До лета.
До заката багрового шелка,
до пискливого крика ребенка,
до плевка на пороге века,
до моего любимого человека.
Страница 14.
Мужская.
Я придумала тебя столько лет тому…
О, мужчина!
Ну какие восклицательные знаки
И какое "о"…
У каждого второго внутри темно,
Приветствую бравую плоть!
Не проткнуть, не проколоть!
Каждый раз я заново придумываю тебя-
Гусара одного сквозняка!
Слова в пространстве сжатой руки.
Ни слова – одни стихи.
С ними я вымучивала счастье, то,
которое даже в ненастье
Согревает теплом
мою истерзанность и растрепанность
На пути в дом. В уют и разомкнутость…
Моя тоска наигранна – не верь,
Теперь я не женщина, а мифический зверь.
Какая пошлость в твоих глазах.
Какая жгучесть тоски в твоих слезах.
Я б упала к твоим ногам, но ты надменен и пуст…
Варю борщ из листков обычных капуст.
Жизнь! Как хочется жить и любить!
Нет, не любовников заводить.
Убогих ловителей
мимолетного счастья –
забыть!
Заискриться б любовью,
да не пошленькой половою,
А раскатистой, заливною…
Да так, чтоб душа застыла
И не поверила б в то, что было!
Я хочу утонуть в твоих словах,
Я забыться хочу в твоих глазах.
Давай поговорим, так хорошо рядом.
И ничего, кроме счастья не надо.
Не надо грести, все равно утопят,
Не надо бежать, все равно погонят.
Я хочу замереть
и замолчать вместе,
Когда наши сердца
подвержены такой песне.
Мужчины!
На минуту замрите,
Концы застегните.
Неужели не видите –
незабудкой душа расцвела,
В пустыне тихого мятежа – стена!
Да!
Рвану сеть!
Да!
Возьму плеть!
И гордо понесу бремя
в мою семью,
в мое время!
Я придумала тебя столько лет тому…
Страница 22.
Должно быть это так и называется, это так и зовется. Это на губах застывает и не поется.
Это не боль.
Это не отчаяние.
Это не ложь.
Это не разочарование.
Это не бред,
не самокопание,
не назойливая суета,
не бормотание. Это песок, это наскок, полуразворот и полурывок, полуложь и полубред, не разберешь по молодости лет. Не разберешь, если враг, то почему смеется, а если друг, то почему надвое рвется. Одну половину срывает по чину, а для другой найдется причина. Куролесит и взгляд застывает зрачком. Все ниже травы и как-то бочком.
Тишина.
Рвусь, закусив удила.
"М-да",- говорят мне, - очень мило, меня это даже слегка поразило". Я не буду лгать по вашей указке, и не стану рассказывать новые сказки, чтоб сильней затянули ремни для продвиженья холопа в цари.
Нет злости и нет обиды,
нет зависти, нет корриды. Поговорить бы. Но Вы спешите. Ну что ж бегите.
А давайте… Нет, не хотите.
А вот если, да нет погодите.
В общем, в энтузиазм сейчас уж не верят. Закрывают двери и живут в конуре, в фешенебельном центре "в дере".
Я знаю, много сумбурности, наносного, ненужного и не "такого", спотыкаюсь на каждом шагу, но иду, в бреду и в аду, невпопад, торможу и ору "господи, я не могу!".
Изношенная, наповал валюсь с ног. Провал.
И снова встаю, поднимаю знамя. За мной! Вот мой кусочек пламени!
Вам не нужно это "дерьмо",
у вас "мазган" и прочее барахло? Но не излечит мою наивность
циничная неприхотливость. Море. Не пахнет. А жаль, могло бы.
Какие прогнозы у товарища Глобы? Стою, остановив взгляд.
Господи, как хорошо быть много лет тому назад. Время стирает уродливость и суету.
Как хорошо быть одной в лесу" Только ты и душа, и лесной ветерок, и хорек шебурша, и вдали огонек. Развернулась душа, понеслась и застыла, запнулась и захандрила. Пролилась на бумагу и в запятой обрела уверенность и покой.
Шабат.
Свеча растлевает время,
трепещет его в спокойном забвении. Струится оно, проникая в поры.
Время мое, дай поправить шпоры.
На скаку я сорву с лицедея маску,
у умного заберу указку.
Забегу в магазин, кошелек открою – денег нет, только листок вдвое согнут. Исписан стихами. Чувствую – я идиотка,
писать стихи,
когда пересохла глотка и воняют носки.
Чудачка, полуартистка, полуциркачка.
Полуантракт, полуфойе,
полузанавес, полуконферансье. Ура! Завтра опять начинаю с нуля.
Я рождалась заново столько раз и умирала не напоказ. Значит завтра, как всегда, наверняка… Я забегу на часок. Поболтаем, дружок. Я начитаю тебе стихов с полстраницы. Больше не пишется в загранице. Вот и дела, на странице столько строчек струится, только б суметь замолчать, только б не закричать.
Хорошо – за окном лето.
Секса много и много света. А любви нет, сплошной Интернет. Дети шныряют под ногами, в "войнушку" играют, в друг друга пуляют. Взрослые правительство ругают и себя закабаляют "машкантой". Сплошной атас и двуязычье, и наплевать всем на приличия.
Ну-ка давайте вместе, ребята,
к власти прорвемся для общего блата. Каждый сам за себя плюс общественная болтовня, плюс идеологический фон – амута или фонд готов. Настоящий винегрет ,
в нем таланту места нет.
Страница 23.
Выворачивает наизнанку.
Стискивает мозги в кулак.
Я эмигрантка, в душе кавардак.
Внешне все выглядит красиво,
Горячая вода и стаканчик пива.
Так почему так душе не спокойно
В еврейской стране, не ходящей стройно?
Опять сволочная идея сдвинула меня с места,
Это была моя затея, сидящего во мне лицедея.
В-общем меня уже не было давно,
Меня давно пробороздили танком,
Ложью омертвив лицо.
Барышня, зачем такие страдания?
Съешьте яйцо.
Вы сожрали половину вселенной,
Остановитесь – свинья!
Никаких диет и никакого вранья!
Замкните пасть усильем воли,
остановите беспредел.
Как жаль, что у поэта доля,
У поэтессы – лишь удел.
Мне говорят, Ваши стихи "непокупные",
Хотите издаваться,
просите чаевые!
Кто вы такая?
Какой принаждлежите династии?
А теперь проза и лоза.
Буднично-скучное
суетливое "я".
Не бередите душу,
так хорошо деградировать.
Где моя доза и где скамья?
Дайте мне повальсировать.
Хватит мною манипулировать
Из-под тишка, из-под стишка.
Морда кирпичом, наших бьем.
Всем поделом, всем рот заткнем.
Заартачится – зарукавим,
Замаячится – забодаем.
Знай наших,
давно не "емши" каши.
Парус колышится раз,
море волнуется два,
А на три полная белиберда.
И ни туда, и ни сюда.
Стоим на месте, хором – не вместе.
Дружно наляжем
и распластаемся пляжем.
Прокукарекаем до самозабвенья,
До полного исчезновенья.
Вымрем как страусы в Антарктиде,
Хотите ль вы этого иль не хотите.
В очередном парадно-пафосном "энтэр-вью",
Зардеюсь и не запою,
ни слова и ни гу-гу.
Вот так на ветру, обливаясь потом,
Во все "понтовое" замотан,
На гитаре бренчу, брендю и торчу.
Уморяю округу и свою дорогую подругу.
Ребята, присоединяйтесь, но личного не касайтесь!
Страница 24.
Посвящается Яне.
Буря мглою сердце кроет,
Мглою, тьмою…воет, ноет…
И не туда шумят прибои,
И не туда волна бежит.
Как тягостно одной на воле
В бесшабашном Израильском приволье!
Как счастливо одиноко твое прекрасное далеко!
Чтецы не лжецы, и не реально жильцы,
Скорее жнецы и жрецы,
Но никогда подлецы!
Да, да бесконечные "цы".
В конечном итоге они молодцы –
Живые пришельцы с планеты "Цы"!
Видеть бы дорогу, знать бы путь –
Каков маршрут и куда свернуть?
Но, увы, сплошные кривые углы"
Пушинка застыла, обвис нарцисс.
Замерзли щеки.
В Израиле – солнце и кипарис
И большие налоги!
Все хорошо, только все не то,
Столько подлости на одно лицо!
Рассвет, тихо.
Свет струится, только не спится.
Когда же придет оно – Дело мое.
Пусть хотя бы приснится!
Рассвет. Тихо. Буря, вернее "хамсин",
Сплошной "ностальгин".
Страница 25.
У реалистов – что?
– реальность!
А у меня ассиметральность!
Я двояко нелогична,
нетипична,
неприлична.
У меня двояк застой,
неоплаченный простой.
Я чувствую время шестом и щебеткой,
Я запиваю пиво селедкой.
Сто тысяч "я" в одномоментье застряло
И бесполезно меня забавляло.
От бесконечности затупив взгляд,
Я неотступно качусь назад.
Вперед, рывок – к стиху, гитаре.
Или к лекции в "Мейтаре".
Чертовщиной попахивает
в богоугодной стране Сиона,
Перемалывает всех и каждого,
от юга и до "Цафона".
Не уживается русский еврей
с разноцветной народностью,
Борется, молодец, с чужеродностью.
К власти б ему быстрей
И как можно поширше влияние.
Неугодного – за дверь
И конец противостоянию.
Из еврейской страны – воя,
Завываю я сионизм…
Противлюсь авангарду
и не понимаю классицизм.
Не здоровится мне от хитрости,
от бездарности и вранья.
Не жизнь,
а сплошная неперивариваемая "фигня".
Не люблю замороженных,
Не люблю отмороженных,
Сизокрылых и ренгенопросматриваемых.
Люблю ни на кого не похожих
Простых прохожих
И детей, обязательно чем-то занятых.
Коммунизм – бездарно забытое прошлое.
Бездарно идем вперед.
Дело?
Хотите – откроем
и в кулаке удержим его?
Жаль, до бизнесменства нам, увы, далеко.
Значит будут нас использовать
И нам же платить гроши.
Не трогай "чучело", не тормоши!
Значит нужно безвременье,
разорванное кольцо –
Значит терпение –
новое ремесло.
Зацелую тебя до смерти, зацелую тебя, любя.
Да, моего, моего незаезженного коня.
Все. Ветер. Шабат. Тишина.
Машина едет и я в ней одна.
Я рада. Я счастлива. Безутешна боль.
Фатальна, банальна сыпучая соль.
Страница 30.
Не прирастаю ни местом, ни душой, ни телом…
Не прорастаю ни ростом и ни портьерой.
Столько лет прошло, а я просыпаюсь
В своей комнате,
в своем городе,
в своем районе
В своей стране малознакомой.
И в этом пафосе сплошных "непобед"
Какое море и королевский обед?
Я не могу, проваливаясь в песок,
Сдурить на реванш и ненужный бросок.
Я только могу, сбрендив до дна,
Чашу свою выпить до дна.
И откачнувшись от страстных ветров
Отречься от страшных навязчивых снов.
Я кромкой пройду по тропинке ландшафта,
Не поднимая бокал бруденшафта
Я другая в стране обжорства и трезвых глаз
Я другая, когда любят не напоказ
Я не могу идти ни с кем хором,
Мне все равно, каким красива голова убором!
У меня, между прочим, ни гроша
И, между прочим, не поет душа.
Ворчит и корчится без слов и слез,
Без надрыва и райских грез.
Без ненужных "да" и ненужных "нет"
Ищу друзей через Интернет.
Страница 31.
Вот так ! А ты говоришь любовь, а ты говоришь страсть. Просто гормоны, химическая реакция под названием "всласть".На пикник не еду, не хочу !
Зачем мне любовь, я за нее не плачу.
Я тебя прокачу на ветхом фугасе,
Нам церковь нужна, а не человек в рясе.
Нам нужен подол собственного идеализма,
Телеэкран лощенного кретинизма .
Я не умею играть в политические увертюры,
Как мне быть собой в пространстве
Еврейской культуры?
Толпится народ у входа туда, откуда видны кисейные берега. Давят друг друга, душат и трутся пока в сторону сильного не метнутся. Я шелестела страницами прошлого, избегая плоского, пошлого.
Я говорила себе :"Куда , столько лет я безнадежно шла?"На новом витке абсолютного беспредела
я, наконец то, дозрела до своего собственного дела.
Вот так! А ты говоришь призвание, а ты говоришь страсть. Обычная пропасть, не пропасть, а упасть!
Дьявол смеется завистью чужих глаз, дьявол выставляет себя напоказ .
Эх, раз, еще раз !
Еду в Эйлат, в гостиницу "Плаз".
Лето без конца,
Лошадь без гонца,
Без пояса штаны,
Все в дупляк пьяны.
Страница 32.
Женские зарисовки
…Она выплескивается сразу вся в игривом танце, похожем на пылающие кончики огня.
На мгновение она застывает, как бы собирая этот искрящийся фееричный шик в одну изначально уготовленную этому состоянию души точку.
В этот момент она как бы обретает форму, соответствующую стандартам будней.
Но игривого коня не так то легко обуздать и он пускается вскачь, как только наездница на миг забывается, а обстановка позволяет не думать о приличиях.
В общении с другими людьми она начинает звучать оркестром. Каждый день – новое музыкальное произведение. Скрип есть. Но чаще всего он смазывается неподдельным и абсолютно неподражаемым, заразительнейшим юмором.
Вот так надо жить, господа!
...Тонкая,
вальсирующая,
небесная.
Строгая, деловая, увлеченная.
Изящна, одухотворена.
Проговаривает слова до конца так , чтобы их смысл не вызвал желания истолковать их иначе, чем это предполагалось . Точность выражений и законченность фраз делают ее лаконичной , приятной в общении , просто очаровательной.
…Говорит с удивительным акцентом, присущим всем русскоязычным эмигрантам вне зависимости от страны исхода.
Акцент придает загадочность, шарм и деловитость, но не делает ее ни иностранкой, ни своей в доску. Акцент вообще ничего не делает, от него просто некуда деться.
Воздушный разлет рукава или шарфик на шее подчеркивают женственность и элегантность.
Не любит финтить, лукавить.
Прямота, открытость делают ее доступной в общении, хотя где то там в глубинах души есть именно тот ларчик, который не так то просто открыть.
… Эта рвется вперед. Всегда! Поэтому, если рваться некуда, она рвет и мечет, так что оставаться рядом небезопасно. Завидует, но за выпукло-обидчивым взглядом это ядовитое состояние едва улавливается. Броненосец "Потемкин". Сделает "темную" кому угодно за просто так. В политических играх и разборках пригождается в качестве хорошего наводящего прицела. Увесистая, бьет наотмашь. Похудеть старается, но безуспешно. В-общем, жизнь как-то не удалась и ее горькие минуты скрашивают благородные порывы на ниве общественной работы.
Страница 34.
Как много потухших глаз,
Как мало спокойных душ,
Как жалок разбитый алмаз,
Обиду смывает душ.
Стекает струей отчаяние и тоска,
Мне бы с тобой…
Немного моря и золотого песка!
А без тебя
В ванной комнате нагишом
Стою, смывая грязь…
Заскорузлость времен и разлука-мразь!
Я застучу каблуком,
По ступенькам сбегая вниз.
Вижу тебя моряком,
облокачиваясь на карниз.
Платье струится вдоль
Ветер меня обнимает.
Вот такая юдоль
У той, что его понимает.
Как много потухших грез,
Как много засохших слез,
Как мало счастливых глаз
И счастья не напоказ.
Плесни немного колдовства
И в ожерелье дней,
Ты только ей скажи слова,
От сердца, от корней.
Пусть пнем торчит твоя душа,
Крапивой терпкой жжет,
Пусть на пути своем круша
Испепелит, сотрет!
Как мало счастья на двоих,
Как много боли, ссор.
Какой пейзаж, какой триптих
Ну, сдвинь же свой курсор.
Как много угольков потухших,
Не вовремя туда свернувших,
И как сказал бы он - поэт,
Юнец, мне ваших жаль прожженных лет!
Как поэтесса я скажу
Мой друг, тебя я не сужу.
Нас окружает оптимизм
На коленкоровых обложках
Смеется наш капитализм
На тонких белоснежных ножках.
Он зазывает нас купить
И думать так, как он желает
Ведь только сильный выживает
Ему и надо уступить.
Дорогу наглой сильной роже,
Дорогу тем, кто по моложе.
Замаскированным бойцам
Уродам, девкам, беглецам.
**********************************
Говори мне слова любви,
не сгорая от страсти.
Посвяти мне твои стихи,
чтоб не стали страшны напасти.
Испепели равнодушным молчанием
Истреби,
Чтоб не знала ни слез, ни отчаяния.
Обними,
Я люблю тебя, понимаешь.
Я - свеча,
догорю, тогда все узнаешь.
Как пылилась ненужная и затлевшая страсть,
Как вспорхнув, отдохнувшая,
Я успела искрой упасть...
И как трепетно я горела в себе,
Согревала безропотно ангела на огне.
И, разбушевавшаяся, опалила тебя
Но утром не я разбудила тебя ото сна.
Как жаль,
что не я обнимаю тебя мой любимый, родной
Как жаль, что не я сгораю костром осенней порой.
Как жаль, что я ждать устала,
Как жаль, что тебя не ласкала,
И вместе не шли мы с тобой
Пустынной дорогой домой.
Говори мне слова любви…
Говори…
Говори…
Говори…
Не надо строить из себя восторженную даму,
Мадмуазель, зачем в жару вы сняли вдруг панаму?
Не подобает вам, мусью
Зардевшись красной пачкой,
Пыхтеть и фыркать:
-я убью ту даму не с собачкой.
Не надо строить из себя благого гражданина
Сидеть не надо у огня домашнего камина.
Я в "супер" побегу за колбасой,
И утром выпаду росой,
Какое "фи", какое "фу"
Я не "жи", "жи" и не "жу", "жу".
Я не дура и не дуреха,
Ни Аксения, ни Матреха.
Я красный сочный Арарат
Благоуханья аромат.
Не пешеходный я Арбат,
Не заунывный я набат,
Канат я, вверх стремясь, увы,
Я висну и стремлюсь в низы.
Я многокосточный гранат,
Не жуй, а плюй и будешь рад.
*****************************************8
У меня душа козырьком,
У меня страна босиком.
У меня в лесных "дебрях"
Бродит "леший" в костылях.
У меня такое море – я бы всех, всех заштормила б.
У меня такое горе – всех слезою б оросила.
У меня такое поле, всех цветами б одарила.
У меня такое небо, я бы всех занебесила.
*********************************************8
Ночь. Зачерпнуть бы ее глазами.
Дочь. Освящает любовь слезами.
Прочь. Разорвать бы молчание.
В точь. Очередное непопадание.
Ты. Только тебя слышу.
Наотмашь снимает крышу.
Знак. Сигаретный дым кстати.
Брак. Не ходи к гадалке, гадати.
Все. Захлебнуть бы вина в глотку.
Стоп. Поставь на огонь сковородку.
И целуй до смещения дисков
Без потуг, без надломов и рисков.
Кровать. Окутана одеялом.
Спать. Простыня пахнет крахмалом.
Как? Ты еще здесь? Боже!
Какой размах и какое ложе!
Какая страсть, застегните ширинку, мальчик.
Здесь Вам не Крым и ни какой-то там Нальчик.
Мразь. Это утро с вишневой водкой.
Ай-да до озера. Проплывем серебряной лодкой.
Падшая. Зачем Вам мои колени.
Одуреваю от жары и от лени.
Давлю комаров и мух захватываю в ладошки.
Араб. Печет, негодяй, лепешки.
Хитер,
азиат.
Еврей.
Плагиат.
Кот.
Не глаза,
глазешки.
Ну и наряд у твоей матрешки.
Охинею кончай.
Я охриневаю.
Заваривай чай.
Я тебя не пугаю.
Блатата крутизной жмется.
Красота обломом своим отрыгнется.
Здравствуй. Я рада. Все в порядке.
Как погода? Как огурцы на грядке?
У меня ништяк. Погода в отлете.
Мне нравится Ваш взгляд, пока Вы в полете.
У меня экстаз очередной дряни
Не нужно песен и какой-либо длани.
Я натощак откажусь и не съем селедку.
Любите женщину, а не парус-лебедку.
Не смотрите Вы на нее устало,
Вам нужен поцелуй, а не клетчатое одеяло.
Я мыслю размашисто и плачу машканту.
Мне не нужен Фрейд, я не живу по Канту.
Мне нужен только ты, а не отношения в банке.
Мне нужны цветы, а не солдат в танке.
Мне нужна любовь и в этом моя сила.
Мне нужен хороший крем, и лицом я буду смазлива.
Мне нужен час откровенного разговора.
Закройте дверь и не маните вора.
Страница 39.
Если ты застрял комом
в собственном горле…
.....................................................
У тебя провал,
У тебя аврал.
Если ты устал.
Очередной скандал.
Значит, шли по почте-
Точка.ру.прочерк. Я дабел ю и многоточие.
Это твой мир.
Ты его выбирал.
Это твой сартир. Ты в него сам срал.
Остановись. В моих волосах ветер останови.
Мы вместе встретим очередную волну моря.
Мы вместе выпьем горький стакан горя.
Мы уснем, не закрепив мачты.
Песни.
Споем.
Плесни, я не могу иначе.
Набери меня.
У меня цифровое настроение.
Давай войдем
в числовое взаимосоприкосновение.
Набери меня.
Это мой код.
Незатейливый числовой вход.
Набери меня
и в сигнальном отзвуке радиоморя,
Я откликнусь числом,
и числом тебе вторя
Я себя обозначу точкой,
И цифры прикрою сорочкой.
И выпуклые цифровые обозначения,
Я скромно учту в порыве твоего вычисления.
Ступай осторожно, в песок погружая ноги,
Женщина рядом и к ней ведут все дороги.
Тебе чуждо привольное панибратство,
Тебе нужно ангельское аббатство.
Я завороженная стою,
В тебя встолбив взгляд.
Отмороженная,
Понимаю, нет дороги назад.
Пригвожденная, без тебя не могу.
Я не нужна тебе и не найти мне иголки в стогу.
Страница 40.
Посвящается Вадиму, учителю гитары
Настрой камертоны души,
Струна порвалась - не тужи.
Аккорд незатейлив и прост
В тебе вызывает рост.
И все, что душа не успела сказать
Гитаре пришлось без слов отстоять.
Веселость разнузданной гадливой шутки,
Ломкость и хрупкость ее незабудки,
Надменную страсть металлических снов
Условность старинных настенных часов,
Разряженный воздух семейных размолвок,
Стук сердца и запах печенок.
И расчленяя текст песен и строк,
Может быть гений, а может пророк,
Ты в музыкальном потоке петляя
Змея пускаешь, эфир засоряя.
Ты отстраненно красив и возвышен,
Не бытом прибит и им не унижен.
Ты парус вонзил
в красоту океана,
Тебе Муза нужна ,
а не морехуана.
Книжный запах и мяча рывок,
Точное пенальти и судьи свисток.
Тебе нужна женская ласка,
А не очередная сексуальная сказка.
Ты нужен друзьям,
семье и эпохе,
Ты женщине нужен, хотя бы в крохе.
Ты нужен вселенской
стихии огня,
Чтоб защищала и грела б тебя.
Ты в 33 перезрел мудреца,
И, может быть, ты не дозрел до глупца.
Как ни был бы тонок лед,
Не смотря ни на что отправляйся в полет.
Люби,
страдай и наслаждайся,
Но с настоящим огнем не играйся!
Плоди детей и им в завет
Дай мяч на сотни тысяч лет!
Страница 41.
В пуповине рая
Мы умрем, ни на что не взирая.
Мы себя возьмем на поруки,
Пожимая вежливо руки.
Мы воткнем огонь в середину глаза,
И поймем любовь с первого раза.
Мы перестанем жить по одной лишь науке,
Мы плашмя пролежим в угоду скуке.
Мы затянем ремни затяжной отрыжкой
Прикрывая грязь коленкоровой книжкой.
Мы себя возлюбим не в пример ближним,
И махнем рукой на Тагил Нижний.
Красиво место и нежна территория,
Это моя судьба и моя траектория.
Это точка моих координат,
Не нужны знания, нужен блат.
Там, где есть "бабки",
Нужны "митнадвим" и красивые тряпки.
Нужен посыл для благого порыва
Нужен зачин без потуг и надрыва.
Нужен лозунг, завернутый в чистое диво
"Массовка" всегда сыграет правдиво.
Я ничего не могу понять в одноименной пьесе,
Нужен пастух, а не жених принцессе.
Я люблю вас, друг, неужели этого мало,
Мне не нужен секс и пуховое одеяло.
Мне нужен ты в первом акте без перерыва,
Антракт. Где буфет и глоточек пива?
Поглаживая грудь, прошу, про меня не забудь.
Я проста как веник, как плотский оргазм,
Где ты, соплеменник, твой мужской экстаз?
Мне важна душа, но важнее тело,
Ваша кожа нежна, но не в этом дело.
Я люблю смотреть на тебя с опаской,
Когда твои глаза наливаются краской.
Я чертовски устала одной быть в ответе,
И описывать все в не тобой увиденном свете.
Открой для меня двери настежь.
В тиски зажми.
Роза.
Беспутная даже в твоей любви.
Проза. И никаких стихов.
Очередная доза пастельных запахов и тонов.
Страница 42.
Я сплю стоя.
У меня болят носки.
Какие женщины. И какие соски.
Я люблю тебя в идеале.
Но в реале, я боюсь подойти к тебе,
Когда в одеяле
ты идешь навстречу беде.
Головная боль сдавливает виски,
Выплескиваю сперму в виде тоски.
Обожаю тебя с головы до ног.
Я мужчина, но сейчас не смог.
Трется вялой обоймой орудие
Не люблю толтокожесть и плоскогрудие.
Меня достала скука.
Жизнь, полная впечатлений – мука.
Муха жужжит назойливо. Дело - дрянь.
Пью сок малиновый. Воздух – прянь.
Я маленькая кроха в чьем-то глазу,
Заболела- парю ноги в тазу.
И ни разу, и не разы – не лезьте вы в мои тазы.
В тазообразно-глазном состоянии
Я делать ничего не в состоянии.
Смотрю на свое тело и не верю…
Это я к тебе летела,
Обтекаемая жиром и телесами?
Это я к тебе никла губами?
М-да, вольная птица
коснулась тебя крылом,
А ты не духом и ни чутьем.
Вон из дворца,
сгинь с моего крыльца.
Мне нужна пауза
Плотских хотений,
Не жмите на тормоз
моих настроений.
Мне нужно стать
совершенной духом,
Но мой магистр
не двинет ухом.
Он не посмотрит
в сторону моих ужимок,
И в свете нарисованных
не мною картинок
Он слов не промолвит
на мой ответ,
Лишь засушенный лист
положит в конверт.
Я осень запомню
по запаху снов,
По звучащему ветру
электростолбов.
Страница 43.
Я уезжаю из города,
Это очень даже здорово.
Не оставляю позади себя
Ни мачты и ни корабля.
Я опять сжигаю мосты,
Красивый город со мной не на "ты".
Я выскакиваю из болота,
Не могу, задыхаюсь и бороться мне не охота!
Я покидаю улицы, они мне не стали родными,
Я покидаю волны, везде они будут морскими,
Я покидаю солнце, большое теплое диво,
Я покидаю прошлое, которое всегда красиво.
Я оживаю в уголке мимолетного счастья,
Память сжимаю, судьба разжимает запястья.
Я наивна до оторопи,
мне противны ваши ужимки,
Я красива уродлива,
не люблю фото-картинки.
Перечеркните меня
и не заметьте,
В упор не видьте и не верьте.
Раскрутка мне не нужна,
всуе боюсь затравить червячка.
И в этой струе подчерпнув настроение,
Я забуду про свое предназначение.
Про смысл, долг, деньги, диету и ауру.
Про черепичную крышу и рабыню Изауру.
Лечите его от психоболезни
И будет потом он очень полезен.
Он станет частью огалтелого патриотизма
Когда в ничто превращается призма.
КОГДА ОДИНОКО КАЧАЮТ ВЕТРА
Уставшее тело Петра.
Тише, в вас плачет ребенок,
Ангел, звереныш, чертенок.
В истоме тлеет тело немоты,
Молчите,
не разжимая рты.
Я- ваша,
я вам дана как пауза и нагота.
Вы- мой,
ветер и шумный прибой!
***********************8
У меня на дне души кошки греются в тиши .
В незабудочном саду пестик свой не покажу.
День и ночь в глуши забвенья
Преют паруса без рвенья.
Без надежды на экстаз ноги всовываю в таз.
В тазобедренном тазу излечиться не могу.
Нервы подструнив музы-ы-кой
Не на шутку стала дикой.
Одичавши вдруг и враз
Думаю про ананас,
Про бессмысленность уборки
И прелестность нежной шторки.
О стремлении к любви
Лучше мне не говори.
Не буди во мне ты зверя,
Озвериневшись вконец
Ты мне соль не сыпь на рану,
Будет больно стервенец.
Какие бывают на свете ежи?
Какие бывают на свете ножи?
Какими бывают на свете ежата?
Какими бывают ваши деньжата?
А лучше всего относительно вас
Исполнит Юрий Романо-джаз.
И я влюбленной пташкой млея,
На языке любовном блея,
И не рифмуясь, и не джазуясь,
Скажу, что сильно теперь не втюрюсь!
Я вас прекрасно понимаю,
Вникаю мыслями в пейзаж.
Прошу простить, что донимаю,
Такой уж видно я типаж.
Грудные детки не едят конфетки,
Плачут день и ночь, ну как мне им помочь?
Рассказать им "агаду" про костлявую "Ягу"?
Рассказать им сказку про снежную Аляску?
Ах, как прост, погост.
Какое диво, начерчено красиво.
Высокое столбище,
Где крыша, а где днище?
Хромой, грязный, нагой
Подтолкните его ногой.
Дайте ему полтинник
Он ведь не ваш противник.
Ничего не прочитывалось между строк
У любви есть время, свой резонанс и срок.
Скука. Нет страшнее скучать вдвоем,
Дайте ритм и мы заунывно споем.
Еще немного тоски и поседеют виски.
Побрейте виски, мне не нравятся ваши соски,
Вы однозначно неоднозначны,
Вы были женаты, а значит, брачны.
Ваш брак- кавардак,
Зачем вам пилюли,
у вас нет ни одной кастрюли.
У вас нет вкуса к хорошей жизни,
Вот шампанское, вот ананас, вот "бисли".
Ваше понимание жизни – мразматично,
Жить отрывисто – не прилично.
Жить сплошной линией – уныло и скучно,
Но, может быть, это как раз и нужно.
Нужно день начинать сначала,
Свертывая калачиком одеяло.
Нужно суп варить с фрикаделькой,
Нужно выглядеть мини Аделькой.
И вступая в век ассоциаций
Стать министром больших корпораций.
У любви есть начало и быстрый конец,
Есть зеркало, кольцо и венец.
Есть начало большого конца,
Без посыльного и мини-бойца.
Есть удручающий душу быт.
Никто никем не любим и всеми забыт.