Она появилась на пороге, дрожащая, бледная... Господи, какие ветры ее принесли? Но это по-прежнему была она...
- Извини, это я...
- Я знаю. Я ждал.
- Почему?
- Я же знал, что ты придешь рано или поздно.
Она прислонилась к косяку и со стоном сползла вниз.
- Мне так хреново... Ты знаешь...
- Знаю, - он приподнял её за локти и буквально втащил внутрь.
Одежда на пол, халат, полотенце, ванна, ах да, горячий чай и, конечно, коньяк! Вроде бы он пустил в ход все средства, которые знал. Она не рассказывала из каких краев и странствий, из каких еще головокружительных афер и передряг она выбралась на этот раз. Бесполезно задавать вопросы, захочет – расскажет, ну а нет... Потом она спала, мирно посапывая, словно дитя. Он смотрел на нее и сердце ныло внутри. Он гладил ее волосы. «Девочка моя, что же ты так мучаешь себя... Куда, от кого ты бежишь все время...». Даже во сне она выглядела такой уставшей и изможденной, ему казалось, что он физически ощущает сам, как стонет ее израненная душа. Кто на сей раз нанес эту рану и сколько их уже там... у нее внутри? Она никогда не угомонится!
***
Это было давно. Так давно, что ему казалось, так было всегда. Дочка выросла и почти закончила школу. Жена подала на развод и после череды долгих, утомительных и никчемных скандалов уехала, оставив ему пустые стены, груду битой посуды и горечь воспомнаний. Маленький бизнес его трудами разросся и превратился в крупную компанию. Изменилось все вокруг, кроме его болезненного, странного, не понятного никому и неведомого ему прежде чувства к этому существу, к этой странной девчонке с тонкой, почти прозрачной кожей, которая однажды, как снег на голову, свалилась на него в один зимний, холодный день. Он увидел ее один раз... и больше не смог забыть. И вроде не было в ней ничего такого особенного. Просто для него она была другой, не похожей ни на кого, просто... она была. И это было что-то сверхъестественное, то, чего он, с его реальным и основательным подходом к жизни, так и не смог никогда понять. И он уже давно перестал сопротивляться, он просто принял это как данность, как нечто посланное ему то ли в награду, то ли в наказание неизвестно за что. Он болел, болел ею... Он видел её везде, в ветринах магазинов, в телеэкране, в веселых искорках новогодних шаров, которые дочка развешивала на ёлке. Если бы только кто-нибудь мог знать о его болезни, о том, какие мысли его посещают... Его, солидного, серьёзного человека, строгого с подчиненными, удачливого в бизнесе, привыкшего оставлять за собой последнее слово! Его, рационального и успешного, казалось бы, по всем параметрам. И как это могло случиться с ним? Он не раз задавался этим вопросом, но каждый раз приходил к мысли о том, что если бы у него хоть на минуту отняли это чувство, этот вечный зов и иссушающее душу томление, эту радость и боль, он умер бы, он просто перестал бы дышать!
***
Она выспалась, отлежалась в горячей ванной. Коньяк кончился, он купил еще. А также кучу фруктов и шоколада. Он был заботлив, но в то же время почти непроизвольно выказывал некое недовольство, словно ожидая объяснений.
Она сидела в своей любимой позе, скрестив ноги по-турецки, утопая в подушках дивана и в его огромном махровом халате. Потягивая потихоньку коньяк, она читала вслух стихи и совсем не обращала внимания на его показное недовольство.
- Ну, так ты слушаешь?
- Слушаю. Ты же знаешь, я не знаток всего этого...
- Ну вот и приобщайся.
Она продолжала:
- Шалость – жизнь мне, имя – шалость,
- Смейся, кто не глуп.
- Вы не видели усталость
- Побледневших губ.
- Вас притягивали луны
- Двух огомных глаз.
- Слишком розовой и юной
- Я была для Вас,
- Таящая, легче снега,
- Я была, как сталь,
- Мячик, прыгнувший с разбега,
- Прямо на рояль... Ммм, дальше не помню...
- Ты не умеешь читать стихи.
- Главное не выражение, а смысл. Ты смысл улавливаешь? «Мячик, прыгнувший с разбега, прямо на рояль...». Улавливаешь, о чём это... о ком?
- Улавливаю. Не надо держать меня за идиота.
Она поставила стакан на стол, поднялась и вышла. «Черт! Ну неужели нельзя было сказать просто: да, улавливаю!». Естественно, он понял, что она неспроста читала ему это стихотворение... Он зашел в спальню. Маленьким клубочком посреди огромной кровати дорогущей, итальянской, кажется, спальни она лежала закрыв глаза. И он знал, что она плачет. Он не видел этого, просто чувствовал физически. Он лёг рядом, сгрёб этот маленький, упрямый комок, прижал к себе, словно пытаясь через объятия передать свою силу.
- Это ты сама сочинила?
- Нет, Марина Цветаева, - всхлипнула она.
Потом между поцелуями она шептала страстно, утопая в его могучих руках: «Ты! Только ты есть у меня по-настоящему! Только ты... Только тебе верю... да... еще, милый,... еще поцелуй меня... ». И он снова забыл! Забыл сколько ему лет, какой сегодня день недели и сколько часов простаивают на его складе неотгруженные вовремя фуры, он не видел ничего, кроме этих тонких линий, этих вздрагивающих горячих губ и устремленных на него зовущих глаз!
А потом она лежала тихо, отрешённо глядя куда-то сквозь потолок, подрагивая всем телом и прерывисто дыша. А он просто смотрел на нее, как на мираж своей жизни, и думал, что вот стоит ему сейчас шелохнуться - и она растает, растворится в складках белых шелковистых простыней. Затем следовали долгие часы откровений с перерывами на хождения из спальни в кухню, опустошающие постепенно холодильник и наполняющие сердце такой знакомой истомой, умиротворением, счастьем. Она пила молоко прямо из пакета, капли бежали по подбородку, отламывала хлеб от огромного длинного батона, взахлеб рассказывала что-то уморительно смешное, потом такое печальное. И он каждый раз удивлялся, откуда столько сил в этом хрупком теле. Они то хохотали, как чокнутые, бросая друг в друга цветными диванными подушками, то просто лежали обнявшись, тихо, слившись в одно, словно в этот момент говорили, проникали друг в друга их души.
- Ты знаешь что?
- Что?
- Я все время брожу...
- Как лунатик?
- Нет. А знаешь как?
- Как?
- С вытянутыми руками...
- Ну я и говорю – лунатик! Да еще и с протянутыми руками!
- Да нет же, с вытянутыми! И моя душа... она живет не в моем теле, а отдельно от него... А я просто ношу ее с собой, как поклажу, держу в руках. Но она такая большая, тяжёлая! Иногда, когда я слишком проникаюсь, то могу дать её подержать кому-нибудь, а потом забираю обратно... или подбираю...если она падает... И каждый раз после этого я замечаю, что руки мои в крови... а душа стала меньше и... рыхлее что ли... как губка. И стоит сжать руки чуть-чуть посильнее – кровь так и брызнет! И я как буд-то со стороны это вижу... и боль тоже чувствую как бы со стороны. И я мОю её, мОю, выхаживаю (душу в смысле), латаю и приглаживаю. Потом прислушиваюсь – ушла ли боль? Ушла. Я начинаю дышать, радоваться этой легкости, а потом бац! и опять все по-новой. Отчего это?
- От того, что ты ненормальная.
***
Он припарковал машину впопыхах, едва не налетев на бордюр задним колесом. Сунул руку в карман. Вид новенького, искрящегося брелка и позвякивающего на нем ключа вызвали улыбку на его лице. Да, против этого она не сможет устоять. Определенно. Вся ее шальная натура и сумасшедшие мыслии вместе взятые не смогут противиться желанию мчаться по городу на новенькой, поблёскивающей красным металликом спортивной машине, ключи от которой он сейчас держал в руках.
Она верещала и прыгала, как безумная:
- И что правда, красная? Правда-правда?
- Ну я же знаю, что ты страдаешь эксцентричностью. У тебя дурной вкус.
- Да ну тебя! Нет, ты явно сумасшедший! Да! И пусть все сдохнут от зависти!
Она бросилась к окну. «Господи, не выбросится же она из него от радости...»
- Люди! У меня теперь машина!!!!!!!! – неслось в распахнутые створки.
Два дня она гоняла по городу, как очумелая. Вечером приплеталась домой, уставшая, валилась на кровать с довольной улыбкой на лице. Потом шлёпала на кухню и уплетала за обе щеки всё, что находила в холодильнике.
- Боль ушла, - сказала она утром.
- Я рад, - ответил он.
Вечером, идя с работы, увидел красную спортивную машину у подъезда. «Что, накаталась уже?», - подумал он и не смог сдержать умильной улыбки.
Две строчки. Только две строчки... – все, что он увидел на клочке бумаги, придавленного матовым ключом с новеньким брелком:
«... Я думаю, в моей жизни и так слишком много красного!
Твой мячик, прыгнувший с разбега... прямо на рояль...».
Стоя потом в ванной, сам того не осознавая, долго мыл руки, тупо глядя в зеркало. Перевел взгляд на журчащую струю воды... Ему кажется или вода, капающая с его пальцев, и в самом деле какая-то бурая... даже красная... Да что же это?!... А впрочем так всегда бывает после её ухода, после прикосновений к её миру. К её душе...
«Ну почему? Почему? Ведь все было так хорошо на этот раз! Чего ей не хватало?... Эх, надо было ту зеленую Мазду брать! Теперь вот из-за этого красного... »
Он набрал номер.
- Вить, машину от подъезда отгони на стоянку к офису. Да, пусть там пока постоит... Сколько, сколько?! Да откуда я знаю сколько! И вот еще что... Я тут подумываю купить рояль в офис. Так ты заедь завтра, глянь сколько стоит...
Февраль, 2002.