Одним движением, резко, по-кошачьи выгнув спину, она поднялась, потянулась за сигаретой. На гладкой смуглой спине еще дрожали мерцающие капельки пота. Сигарета в ее руке подрагивала.
Она всегда так делала: вскакивала, раскидывая смятые простыни, потом ходила по комнате и курила, нагая, упругая. Он наблюдал за ней. Он любил наблюдать за ней. Как долго это длится?
- Сколько лет мы знакомы?
Она пожала плечами:
- Может сто...
В глазах её тоже было что-то кошачье, дерзкое и мягкое одновременно.
«Женщина – кошка, - подумал он, – дьяволица с улыбкой ангела...»
***
Он никогда не знал, чего от неё ждать, поэтому и сам пытался быть непредсказуемым. Они соревновались. Бросали вызов друг другу. Ранили, потом зализывали раны. Бежали друг от друга, чтобы после опять и опять в какой-нибудь из дней с новой бешенной страстью слиться в клубок обнаженной жаждущей плоти. Он никогда не назначал ей свиданий, не дарил цветов, не просил остаться. Она никогда не задавала вопросов и всегда уходила, оставляя в стеклянной пепельнице недокуренную сигарету с мягким пряным запахом.
Её голос вытянул его из водоворота мыслей.
- О чем ты думаешь?
Он встрепенулся, словно отряхиваясь от нахлынувших раздумий.
- О нас...
- О нас? - Она удивленно приподняла бровьи.
- Ну да. Мы говорим обо всем, кроме нас... - Он замялся, не уверенный в том, что стоит продолжать.
- А разве нам это нужно?
- Но это ведь так естественно!
- Отчего же? – усмехнулась она.
- Нас ведь что-то связывает... Что?
Она со вздохом опустилась на ковер и пропела мурлыкая:
- «Делай со мной что хочешь, стань моей тенью до завтра. Ломай мои пальцы, целуй мою кожу, так тянет расстаться, но мы же похожи»... Помнишь такую песню?
Он не помнил. И зачем он завел этот разговор? Она всегда все сводит к шутке.
- С тобой невозможно говорить серьезно, ты всегда отшучиваешься.
Она затушила сигарету, повернула острый подбородок, посмотрела странно, исподлобья.
- Что ты хочешь сказать? Просто скажи.
- У нас очень странные отношения, - выдавил он.
- Они такими и были.
- Я не об этом.
- Тогда о чем? - Она придвинулась и продолжала сидеть на ковре: бронзовая, с перепутанными, разметавшимися по спине волосами, босая, изогнутая. Было в ней что-то распутное и невинное одновременно.
- Ты хочешь, чтобы мы перестали играть в нашу игру?
- А мы играем?
- А ты не знал?
Он знал... Она наклонилась, заговорила тихо-тихо:
- Ты хочешь, чтобы мы начали говорить о нас, строить планы, завели кошку, цветы на балконе, спорили кому вести машину и куда повесить нелепую картину, подаренную твоей тетей?
- Но это жизнь!
- Нет. Это то, что убивает жизнь!
- С чего ты взяла?
- С чего? Планы убивают привкус неожиданности, кошки и цветы обязывают, сковывают свободу передвижений, а всякие дурацкие картины и мещанские вазочки вызывают ненужные ассоциации и уколы совести.
- Ты жестокая.
- Ты знаешь, - она улыбнулась и придвинулась к краю кровати. - Ты знаешь, я просто бегу от обыденности...
- Ты бежишь от самой себя.
Она обвила его шею руками и поцеловала. Она всегда это делала как-то по-особому, как в последний раз. «Жизнь на грани» - был её девиз! Она вкладывала в это всю себя, во все, что она делала. Она даже курила как-то по-особенному, прикрывая глаза, смакуя каждую затяжку. По-особенному смотрела на звезды, запрокидывая голову, втягивая ноздрями ночной воздух, расчесывала волосы, отдавалась ему... Словно пыталась впитать в себя все ощущения ускользающего момента, всё до капельки, без остатка! Каждое её движение было наполнено жаждой. И каждый раз после её ухода он, опустошенный, лежал еще некоторое время, уткнувшись лицом в подушку, которая всё ещё хранила её запах, воспроизводя в памяти как ещё совсем недавно билось и трепетало в его руках её горячее тело, как жадно хватала она воздух пересохшими губами, как хрустели её пальцы, сжимающие его руки... Он как-то заметил: «Ты всё делаешь, как в последний раз!». «А что, если завтра я умру...»,- ответила она. Он и представить не мог, что её посещают такие мысли.
***
Он очнулся от раздумий. Она уже одевалась.
- Значит никаких изменений в правилах?
Она улыбнулась, натягивая узкую юбку:
- Нет. Просто никаких правил!
Он поднялся.
– Окей. Никаких правил. Я вызову такси.
- Хорошо.
Он остановился. Хотел сказать. Передумал. Но все-таки сказал:
- Поздно уже... Ты могла бы остаться и до утра...
Она заколола волосы на затылке.
- Ты же знаешь, утром все не так... А я хочу унести с собой то, что есть сейчас.
- А что есть?
- Твой взгляд, например. Утром ты уже не будешь так смотреть на меня.
- Только поэтому?
Она вздохнула, присела на край стола.
- Ну хорошо. Не только. Останусь сейчас – возможно останусь и потом, и...
Он подошел сзади и положил ей руки на плечи. Развернул к себе. Посмотрел прямо в глаза.
- Оставайся навсегда...
Она отвела взгляд и как-то растерянно, по-детски заморгала.
- Не надо...
- Ну почему?!
Он вдруг ощутил нависшую над ними, невысказанную, нереальную и неизбежную в то же время важность этого момента. Его пальцы на её плечах сжались.
- Просто не хочешь?
Она посмотрела в упор, изможденно, как-то по-особому прищурив глаза.
- Да, не хочу... Не хочу потерять тебя!
«Какая же она все-таки странная...» - Так ведь я говорю об обратном!
- Нет, ты не понимаешь! Сначала все будет хорошо. А потом мы сблизимся настолько, что не сможем даже смотреть друг на друга!
- Нет... Не у нас.
- Так всегда бывает. Ты же сам сказал, это жизнь...
Она высвободилась из его рук и начала застегивать блузку быстрыми, нервными движениями. Потом отошла к зеркалу и, глядя прозрачным взглядом в его обманчивую глубину, заговорила снова:
- Может когда-нибудь... пройдет сколько-то лет... мы встретимся где-нибудь в парке у пруда. Ты будешь в длинном светлом пальто, а я уже успею побывать замужем. Ты будешь прогуливаться по аллее и смотреть на уток, а я буду держать за руку маленького темноволосого мальчика, почему-то так на тебя похожего... И мы случайно встетимся. И тогда... может быть мы почувствуем, как что-то промелькнет между нами... Искорка былого безумия... И может быть тогда... - она замолчала.
- А если не промелькнет?
- Ты будешь дальше смотреть на уток, а я поведу мальчика в кафе и куплю ему мороженное... и мне будет очень грустно...
Он вздохнул. Что-то щемило внутри. Он достал сигарету. Она надела пальто.
- Значит такси.
- Да, пожалуйста.
Он набирал телефонный номер. Она красила губы.
- Ты уже забыла что-нибудь сегодня?
- Еще нет.
- Не забудь забыть.
Она усмехнулась:
- Ты нарушаешь правила... Хорошо. Я забуду перчатки.
Они снова играли. Это была ниточка между геймами их игры, знак того, что в один из дней кто-то из них снова почувствует какой-то странный импульс и она вновь, как бы совершенно случайно, возникнет в его жизни и скажет что-нибудь типа: «Я, кажется, забыла у тебя в прошлый раз свой зонт!»
Он ходил по комнате, курил.
- Ну... я побежала, - засуетилась она, уже надевая туфли.
- Ну беги, беги...
Он поцеловал её в висок, проводил до лифта.
- Будь осторожна. Поздно уже.
- Хорошо. Буду. Пока.
- Пока...
Двери лифта сомкнулись. Он снова закурил. В комнате витал легкий запах ее духов. Взъерошенная постель напоминала о недавнем сражении двух упругих тел. Он включил телевизор, прошагал в прихожую, почему-то распахнул шкаф. «Так куда она бросила свои перчатки?...» Их там не оказалось. В ванной, в кресле, на стеллаже их тоже не было. Сам того не осознавая он начал обыскивать каждый угол. Их просто не было. «Она забыла их забыть!», - пронзило его сознание. «Что это значит? Новая игра? Новые правила?...» Что-то подсказывало, что это не так. «Просто никаких правил», - вдруг вспомнилась ему её фраза. И её улыбающееся лицо в облаке каштановых волос... и дерзкие глаза...
- Просто никаких правил? – спросил он вдруг сам себя вслух. И тут же сам себе ответил:
- Нет. Просто никакой больше игры!
Январь, 2002