Сон

Павел Любимов
Мне снился сон, что был я богом,
И видел в рубище убогом себя, бредущим под крестом.
Мне снился сон - под темным сводом
Смотрел я на себя и жег свечу, и капал воск.
Потом …
Потом мне снился сон.

Мне снился сон – впадал я в искушенье
Вершить, что не завершено, вести людей к тому, что не дано.
Мне снился сон – над бездною забвенья
Все плыл корабль, вело его сияние и грело путь желание одно -
Достичь пути спасенья.

Мне снился сон - я видел вновь друзей,
Лицо любимой видел, смотрящих на меня и шепчущих – прости.
Опять мне снился сон в слепой ночи моей,
Стоял я перед Ним и в темном полумраке сочилась кровь с Его руки.
Мне снился сон под тихий треск свечей.

Мне снился странный сон - лежали книги.
Одна из них в сиянье золотом лежала предо мной и светел за окном
Вставал рассвет, играли блудно блики,
Писались спешно грешные страницы, и жизнь казалась нежным сном.
ЕЕ питалась плоть, в том сне, лежали книги.

Мне вновь приснился страшный сон,
Серебряным сиянием он отдавался и жег в груди моей,
И странные шаги звучали все и в забытьи
И травы и деревья склоняли молча головы свои,
И звуков сладких немая череда ласкала сны мои.

Потом мне виделось окно, и в нем сияли зверем
Два страшных глаза, смотрели на меня в слезах спадающих дождя
И не было до истины мне дела, открыть бы только двери,
Отдать бы только все и взять обратно время,
И тот последний миг возврата мне вернуть, перешагнув железные ступени.

И страшен был тот взгляд и милостив надеждой,
Переливалось пламя в кипении времени, зажженного проклятьем.
И многих тысяч глаз восторг сулил мне новые одежды,
И проступали строки забытого заклятья.
И Книги Черной желтые страницы сминались в складки траурного платья.

И стоя перед Ней, под взглядом сотен отражений,
Я криком прошептал слова согласия, отбросив проблески последние сомнения.
И стало видно все, что было и что будет на призрачных дорогах бытия,
И как горит в Едином Перекрестке нетленная вселенская Свеча,
И в свете том неверном проступает разделом Мира красная кирпичная Стена.

Потом мне снился сон – бежал я Зверем,
Земля, трава, деревья и кусты летели подо мной от легкого касанья,
И не было границы для полета, и рядом кто-то близкий мне летел,
Уж близок был манящий нас последний наш Предел,
И дух животворящий в стекающем ручье уж слышался журчанием.

Менялись очертанья той Стены и слышался в ней звук,
И шепот страстный касался нас, над бездною летящих слепо к ней.
«За что?» - шепталось в ней, «Зачем?» - все вторили другие голоса,
Что могут дать заблудшим душам в забвении седьмые небеса?
Так где ж тот Ключ? Я помню страшный день, когда не взял Ее ключей.

А может, были тем Ключом не взятые тогда ключи?
А может ты, кто рядом все летела безумием полна или надеждой,
Заветным ты была Ключом к невидимой двери в раздельной той Стене,
И не было сомнения во мне, как не было и Веры в страшном сне,
Одни лишь заблужденья, ожиданья все навевал мне Голос Мирозданья.

Чего ж еще не взял? В том сне или в другом?
И кто мне другом был и кто врагом не ясно было в сне без звука,
И только рук и ног растерзанная мука, моих или чужих терзала в сне.
Там шли – не шли, кромсали жизнь мою шеренги похорон,
И плыл в волнении зыбкого пространства заутренний или вечерний звон.

По ком бил колокол? Известен был ответ.
Засаленный, замученный завет все повторялся всем назло.
С иконных лик двоих на сердце с кровью сыпалось стекло,
В венец терновый превращаясь и в плоть, в кровь, и в жизнь впиваясь.
И смотрят Двое с «терновными» сердцами на меня сквозь битое стекло Иконного Окна.

А сон все снился про Него, иль снились просто сны?
И смех ли был в глазах или насмешка к налипшей в сети мошкары?
А может страх от взгляда моего – наместника Аида, со мной Тифон и кровная Изида,
И кто вершит здесь Суд сжигая в тлен сердца заблудших душ забывших про Отца?
Не разобрать сквозь время, были ли они - Изида ли, Нефтида?

А сон все длился, проклятый мертвый сон,
И снова все тебя являла мне Царица и в крик срывалась раненая птица,
Мерцал в дрожании неверном света, нет, скорее отсвета четвертый переплет.
И падал снег - не снег, струился и мерцал, и меж ладоней таял. Корчился оскал,
Смотрящий в отражении под струями дождя, назначенный судьбою для меня.

Четвертая взрастала предо мной с бесцветным переплетом,
Клубилась Ночь и Бездна притягивала взгляд, и совершался таинства обряд,
Соединяя в линий совершенство слова, и тихое блаженство баюкало меня.
Четвертая из предначертанных лежала на столе и иней проступал на жертвенном стекле,
И уж песок не тек, а истекал последними песчинками в без дна бокал.

С последнею песчинкой сон пропал.
Опаловый рассвет раскрасил окна таинственного места и память просыпалась не спеша
И с болью отрывалась ото сна последняя связующая нить с времен разрывом.
Последние картины вспыхивали взрывом и таяло дыханье близких Душ.
И заблудившись одинокая родилась мысль – пора …