Зачем задвигать эти длинные шторы?
Какие здесь воры?
Я их прогоню,
как страсть прогнала наших губ разговоры,
лишь только ты сбросила блузку свою.
Покуда мурашки свершали молебен,
и великолепен был запах «Камю»,
остыл в керамическом блюдечке пепел
сердец, сигарет?
У стола на краю.
Какое бесстыдство
всем телом светиться!
Луна рукавицей прикрыла лобок.
Что в сердце твоем, дорогая, творится?
И что там за птица
из-под рукавицы
никак не покажет свой алый роток?
Вкруг тени закружат
бумажной гирляндой,
нарядны
от бликов густых ночника.
И встретиться очень стесняются
взгляды.
— Будь первой, — я выдавил в темень,
— рука.
Движенью
была ты послушна
любому,
чтоб лону
я мог поцелуи послать.
Так вот почему мы привязаны к дому:
здесь женщина, пища и к ночи кровать.
— Кто выдумал «это», —
любимой на ухо
шепнул я,
и глухо пронзила тоска:
в объятьях со мною лежала старуха.
— Ты — смерть!
— Нет, любимый мой.
— Наверняка!
Ты — смерть! Так при жизни в любовь
не играют.
Ты — смерть, а со смертью в обнимку
не спят.
... Оделась и дверь за собой закрывает...
Я видел сквозь щелку под дверью,
там — ад.