Мы были здесь до пресловутой яви,
времен, где оседало вещество,
до тьмы поверхностей, что вздумала наставить
во все углы художница его.
Мы были дежа вю, обратным ходом,
Державина у грифельной доски,
у «вечности жерла» склоняя к одам
на сильфу, не попавшую в чулки.
Мы навещали штюку в стенах камер,
из жестяного круга монпансье
бежали к нам колючими прыжками,
туда, где их никто уже не ел.
Мы, завираючи о первородстве,
гуляли в Летнем зимы напролет,
досматривая хитро огород сей –
места прохлады в статуях густот.
Кто властвует – цезура или цезарь,
Левкипп не бывший или Парменид –
неявка антитезы бесит тезу
и отраженьем сдаться временит.
Пустые зеркала Иродиады,
мы здесь всегда переставали быть
путем однажды втянутой прохлады
сквозь белые, дебелые столбы.