Любимый!
Я на краю Земли, в Сан-Диего,
Где, возможно, бывал дон Ортего.
Волны шумят, размах действительно океанский.
По воде детвора бегает мексиканская.
На расстоянии их тельца – не больше моего мизинца.
Представляю их хитрющие, смеющиеся лица.
Бордисты по волнам катят. И, не удержавшись, – бултых в воду.
Чайки местной горластой породы,
Кричат: – Берегись! Один смельчак по гребню волны:
Вверх-вниз, вверх-вниз.
Вертолеты армейские следят с воздуха за побережьем:
Мексика рядом: нищета, беднота, безденежье.
Вот и рвутся сюда по воде, по воздуху, под водой и по суше.
Господи, спаси их тела и души.
Рай для всех, как и ад один.
Но попасть сюда каждый рад еще при жизни,
Поклявшись вернуться Крезом, а также в верности жене и отчизне.
Ощущение свободы никогда не лишнее.
Лечу над океаном взглядом за чайкой.
Нет сил домыслить его размах. Отчаянно
Пытаюсь представить глобус. Увы!
На этой стороне Земли
У Тихого океана спать ложусь поздно.
А ты встаешь по-здешнему рано,
Ну, просто в темень, ни свет, ни зоря.
Тьма за окном – без фонаря.
Всю ночь ворочаюсь: дожди, молнии, гром.
По изгибу волны катит не наш с тобой дом…
По лучику дорожки серебристой
Во сне долетаю до Сан-Франциско
И обратно в Сан-Диего.
К тебе не скоро долететь-доехать.
Соль на камнях, на губах…
Один только взмах крыл: раскрылье волн,
Что льнут к берегу со всех сторон –
И дальше – к другому,
Да не к нашему. В эту сторону
Не плывут корабли
С нашего конца Земли.
Мысленно губами к твоему плечу припадаю:
Засыпаю…
23 февраля 2005 г.