Добром не кончится, я знаю.
То, что открыла я, листая
не фолианты, - есть другой
невидимый развал для чтенья
уже до самоотреченья,
до страшной боли мозговой.
И это все закономерно,
что не десятою, а первой
ступлю я в этот жаркий ад
с кругами изгнанного Данте.
Какой должна быть эта плата,
чтоб возвратиться мне назад.
Картины ада я предвижу.
Чем ненасытней я, тем ближе
огнем сожженная страна.
Не из трусливого десятка
была я, но сия разгадка
для слуха моего страшна.
За все свои ошибки детства,
не так уж мало в малолетстве
мы можем натворить делов,
за грех отрочества, за тени
сиюминутных наслаждений
мне быть во пламени стихов.
Но ты не бойся. Минимален
твой риск попасть в такие дали,
куда не ганивал телят…
Тебе другие будут цепи
из золотых великолепий,
ведь ты ни в чем на виноват.
Ты жил так тихо и спокойно,
как иногда живет покойник,
внесенный с торжеством в музей
для обозренья и примера,
и высочайшей в мире мерой
ты не судил своих друзей.