Настроения

Константин Болдырев
ББК 84.3 Р7
Б 79

Издание осуществлено за счет средств автора
Сохранены авторские орфография и пунктуация


Рисунок на обложке Кривенцова А.
Рисунок на с. 30 Болдырева К.М.



Болдырев К.М.
Б 79 “Настроения” — СПб.: Элмор, 1998. — 64 с.

ISBN 5-7399-0058-1

Под одной обложкой собраны три с половиной десятка поэтиче-ских творений, “дневниковых записей” предельно искреннего в своих эмоциях питерца, в конце семидесятых — начале восьмидесятых, студента и выпускника факультета психологии Ленинградского универ-ситета.


ISBN 5-7399-0058-1 ББК 84.3 Р7










© К.М. Болдырев, 1998
© Издательство “Элмор”, 1998







* * *
Перелеты,
Переплеты...
держат ноты
Сотни бешеных под мышкой,
Ждут кого-то
и чего-то
Эти соты: ...
Эти льготы нам не годны —
Это слишком.

Не промокнувшие липы
Неразомкнувшихся глаз,
Я в который раз хвалил бы
Мне насуливших отказ.

И боязнь меня не скрыла,
Это липкое вино
Лила милая на силы,
Потускневшие давно.

И любила быть любимой
Не со мной, видать, одним,
И не знала, как прогнили
Все мосты, и сладок дым.

Стук в висках о том, что слито
Аэровокзалов сито.
Запахов твоих сюита
Не могла мной быть отбита.

Стихнет стук, и гибнет пленность,
Разум сдует эти пены
И глотает жадно ценность –
Написания не тленны.

Перелеты,
Переплеты...
Может быть, и ждут кого-то?

А на вспыхнувшее: “Кто ты?”
Я зеркален, — скажет — вот он!...

28.01.78




























* * *
Дятел умирает на третьем году жиз-ни от сотрясения мозга.

Проснувшиеся бережно тревожат спящих,
Но ласково лежащих ящик был мертв.
И только смех,
Он нарастал откуда-то из дали,
Смеялись двое —
женский и мужской. Он —
Будто кованую сталь еще ковали,
Был монотонно-конною тоской.

И под него все люди просыпались,
И брали книги, чтоб учиться жить,
интриги изучать и,
гладя утюгом по стали,
в ней пятна прошлого
как будто ворошить.
Она ж звенела.

А когда проснулись,
Вдруг стала засыпать,
да, кованая сталь хотела спать
и гнулась
кованая сталь опять.

И все сначала начинали люди,
Ковали будто бы чужие судьбы,
Жестоко били их плашмя и по углам,
Чтоб все доступней и круглее...
в хлам
забили сталь...
такие люди...

И дятлу не дали как надо умереть,
И выбивали мертвой головой при-людии,
А после из при-людий эту сеть
Все штопали и штопали без меры,
Чтоб просыпались все,
и все чтоб первыми.

04.04.78





























* * *
Сегодня в городе запахло полигаммой.
Искусство социального психоза
Опало вдруг,
И расцвела былая жизнь,
И роза
Дней Рублева
распустилась, стала стыдным срамом.

И кошки во дворе уже который день кричат как дети.
Они к котам в любовные попались сети,
И мучатся,
Кричат как дети,
Который день как дети.

А этот человек с огромной волосатой грудью
За женщиной идет, смеясь,
и судит ее
За то, что та его не любит.
Он хочет услыхать, конечно, имя,
А может быть еще какую новость,
О том, что все уже давно готово...
Но не готова женщина к любви.
Ведь он ужасен, этот зверь настырный,
И изо рта, наверно, пахнет гнилью.
Она не хочет этой ласки,
Но зубы можно чистить порошком и пастой,
А гнать любовь не по-людски,
Да сильно.

Лишь потому, что нету дней Рублева.
А кошек, что кричат,
гоняют злые бабки,
Которые газеты обсуждая, одобряют...
А тот мужчина с волосатой грудью – он оплеван.

И роза срама с наготой своей загнулась.
Ее никто не поддержал,
собою голым не накрыл,
шипы приняв.
Ее не поливают и не впрыскивают влагу
В её тотализованное тело.
У всех свои дела, свои пробелы.

И тот мужик, конечно, ляжет спать
В какой-нибудь гостинице один,
Проснется утром, на часы посмотрит,
И быстрым шагом удалится вон
Из города, мертвящего психозом,
В который я навеял полигамность,
Здесь сидя и согнувшись за столом...

27.05.78


















В ПРЕДПОСЛЕДНЮЮ НОЧЬ УХОДЯЩЕГО ГОДА
Настало ужасное время года.
Конец и начало качаются плавно,
Бросаются снежностью в поисках главного
Конец и начало всесущей природы.

Я вас обнимаю, проживших во мне,
Руками тяжелыми, в поисках тряски,
Во власти приблизившейся развязки,
Где нет ничего — только бешеный снег.
Он липкий и вязкий,
Как множество сот,
Попавших в одну непрерывную связку,
Разящую жалким удушьем забот.

Настало счастливое время суток.
Предпраздничных дней и дразнящихся сутолок.

Начало устало,
Конец ополчился,
Мой год папиросой ночной пепелился.

Придирчивость форм, не подвластность агонии,
И прочее разума выпестовыванье
Во мне годовалым ребенком взвизгнуло —
Как много души из души моей изгнано!

Я пробудиться хочу и познать
Кому я должен измеченность сонности,
Кто сведущ в моем обладании склонностью
Губить ни в чем не повинную мать?
Из тех, кто лепит меня по кубикам
Нервных созвездий и нервных цепей,
Кто эти звезды рассыплет по кубрикам? —
Явна бессмысленность якорей...

Снег бесконечен и вечен, наверное;
Если бы только знала зима —
Тогда — по лицу, считая неверным,
Теперь — по мозгам, полемично-нема.

Снег беспричинный и падает мирно,
Строя кристально-сизую трель...
Я никогда не узнаю мира,
Где не изведана зримость потерь.

Какой все же глупый весь этот снег...
Там — атмосфере — нужна вода,
Она ведь умрет, и умрем мы все,
Пусть обратно идет — туда!

Но снег беспричинный и падает мирно,
Будильником тенькает наземь и в воду...

Будильник звонит, пора в магазины, —
Какое ужасное время года.

29.12.78















ЗИМНИЙ ИНТРОСПЕКЦИОНИЗМ
Растянутое до незначимости время...
Прислушиваюсь к ощущениям —
Слышу:
Кровь в сосудах
Похмельем дышит,
Возносит к Будде
и будит Ницше.

Не вдруг ощущаю, как здесь —
на геоидовидной планете
Рождаются дети,
И матери плачут,
отдав из себя,
Чтоб завтра смеяться и
Верить в удачу.

И сердце стремительно-стойко колотится,
Будто капли роняет на дно, колодца — Бух...!
А между ударами думаешь думалку —
Хватит ли в небе воды, чтоб без умолку — Бух!?

И не успеваешь додумать, как вдруг:
Бу-Бух! Бу-Бух! Бу-Бух!

Разгонно и мерно,
До скверности верно.
Туда;
В ореоле взбесившемся
зори,
Несоизмеримо-огромное поле,
Ржаное поле,
И два рассудка, нарассуждавшись вдоволь,
Носятся друг за другом вдоль
этого поля,
Превратившись в два полюсных пола.

А после вдруг — восшествие солнца,
И ты кричал ему: “Здравствуй, мордастое солнце!”

А солнце рвет на тебе рубашку и гложет
Твою тоже ржаную кожу;
И ты опять ему что-то кричал...

А тут...
Лежишь без всяких начал,
И чувствуешь в ритм устающему сердцу,
Что, вроде, Всевышний-то осерчал,
Что ты во хмелю и что некуда деться.

А множеством раз эту дурь заучив,
Прогнанных сонмов гной,
Ловишь в себе тривиальный мотив —
Хочется лета зимой.

13.01.79
















* * *
Наступите мне на горло.
Пятки я и сам подставлю...
Раз уж стукнулось прошенье
В Вашу маленькую грудь.

Пережить хочу я травлю
Словоточащего горла.

Раз уж мне теперь приперло —
Наступите ж, кто-нибудь.

1983—1984























* * *
Посв. А. Бергельсону
Слишком громкие секунды
Заползают между нами,
Заполняют все пространство,
А ведь громко говорим.

Нас большое разобщенье
Протащило за собою
Закоулочками странствий.
Мы безропотны за ним

... Будто все немые сроду...

И в потугах просветленья
Друг о друге ищем, ищем
Хоть каких-нибудь открытий,
Прямо щупаем насквозь.

Вот ведь — что ж это за напасть? —
Все промахиваем мимо,
И в мгновения соитий
Ощущенья снова врозь.

Что нам крики попрошайства?!
Что нам отзвуки веков!?
Есть привычка где-то шастать,
И не слушать стариков.

... Будто все глухие сроду...
Так-то, милый мой,
С затакта
Начинается отсрочка...

И — прошу тебя — ни строчки,
Не желаю больше слов!

23.11.84

































* * *
Здравствуй, ласковость моя.

Я — с тобой — и мир без края,
Вновь усталость провожая,
Ночь начнется, стон тая.

Этот зов неутолимый
Принесу к тебе незримо,
Боль и дерзость разрушая,

Здравствуй, ласковость моя.

Эту музыку сквозную
Вылеплю и нарисую
На дороге на твоей.

Эту радужность полей,
Эту радостность начала,
Эту мизерность конца.

Чтоб летелось изнутри,
Если только есть такое
Состоянье проливное,
Чтоб умчалось за края,

Здравствуй, ласковость моя.

01.12.84







* * *
Гуляем по миру,
Стреляем горе мы,
Пытаем истовость —
Любо, видите ли, жить.

Задета бесовость,
Кудесна властвовость.
Раздрынем дутовость,
Обрекнем сыть.

Любимая, когда б ты знала как подолгу
Строгаю я страданьем эти речи,
Ты отдалась бы мне без этой
Уныло-сонмновной картечи —
и это так!

Запрудность истекает через веру.
Когда бы кто-то неумелый подсказал
Какой подержанности щупаем замеры,
Какой любимости расплоскиваем зал.

И этого достанет!

И это, знаете ли, так!

декабрь 1984 г.









* * *
... Не заметим то,
как дети
Подрастут и станут нами —
С неумелыми страстями,
С недоступными умами.

Думами проклятья встретив,
Заболеют, ставя сети,
Захиреют наши дети.

Как запылены мы сами...

Поредевшими усами
Улыбаемся.
Это б только б дать бы волю —
Расплодиться б можно, что ли?
Да забита наша Лета
Переполнена.

Нам случается виниться.
За спасеньем — вереницы,
За прощеньем — толпы валят,
Не дают вздохнуть, озлиться.

Увези меня, возница,
К черта матери.

Ей-то — точно все известно.
Ну а думать — мозгу тесно...


Я спрошу ее совета
И послушаюсь.

А потом вернусь и буду
Мыть разбитую посуду,
Отчищать осколки страсти
Опостылевшей.

Все сплету в одном каноне.
Продышусь сквозь блеклость вони.
Про детей своих припомню —
Все, что выделал.

Посижу и успокоюсь.
Обещаю про покорность,
Изотру себя такого —
Вы не видели.

И опять же — не замечу
Ни одной кровавой сечи.

Обучу, чтоб все кричали,
Что кручины и печали,
Хоть и очень постарались —

Не–за–ме–ти–ли...

17.01.85—25.01.85











ВЫВЕРНУТОЕ
Этот чай по утрам
С опрокинутой ночи —
С обезумевшим небом,
С чужим языком.

Хруст костей потревоженных,
Тела клочья
Отдиранье с циновок
Безликим пинком.
Это — мы.

Вздыбились уши,
Глаза рвутся,
Вразлет ноздри
Это — ты.
Пламя все выше —
Теперь не выйти
Из этой ниши —
Теперь поздно.

Ты ведь не знаешь это,
И им об тебя не обжечься,
У них по-другому чувства,
Иначе бы здесь была

Свалка, свара, драка
За право сгореть первым
В той полосе основы,
Которую ты зажгла,
Войдя и сев на стул,
Стоящий у самой двери.
Жесткость ключиц сковала
Шею,
Лицо овалом;
Вытянута вдоль неба
Трезвость твоих страстей.

Кисть заструилась дрожью,
Ниткой дымка плавиться,
Там — в продолженье пальцев —
Сиреневый дождь ногтей.

Ты протянулась очень,
очень неосторожно.
Ткется бессонность ночи
Страхом моих потерь.

Что там теперь случится?
Завтра наступит утро...
Может быть отодвинуть
Вертлявость Земли чуть-чуть?

Пусть бы поспали люди...
Может еще приснится
Слабость твоих очертаний
И предвкушений жуть?

Остался чай по утрам,
Рваный плед отдыха,
Просверленная губа,
Истерзанная вода.

Если ж дышать продыхом,
Значит, и пить воду ту.
Я тебя не имею. И
Я тебя не отдам.

12.05.85







* * *
Тихо скребется в ночи птица
Пышная сверху
Стройная снизу

Тихо прильнет к моему Я

Вздохом все кончится
И улетит.



























* * *
Изо дня в день
Через ночь — лень
Через труд — стон
Сквозь любовь — вон!

Изо дня в день
Через ночь — вдох
Через труд — свет
В где тебя нет.

Позабудь мя
Поддержи дрожь
Подзуди зов
Вспоминай мя

Изо дня в день.

июль 1991 г.















* * *
И тогда я точно могу знать —
Стоит ли мне уходить из
этого солнечного пятна,
Или оно уйдет первым...
*
Длинный проход по галерее,
Видимо, до того солнечного пятна,
Когда
Дорога в дальнейшее преграждена,
И пятка ко внешнему пригвождена
Движением вширь.

Я попал в пузырь —
Его облачка колеблются,
Он — не мыльный,
Он — со мной,
Я — из него
могу только видеть —
Звуки стекают в землю, в асфальт галереи
Мимо.

И этого достаточно для пятна —
Оно — все.
Впереди лишь прошлое.


Дальше - азартнее,
Я пойман в “классики” пятен Божьего,
Мне нужно их превратить в завтра,
И это такая классика каждого,
Кого видело солнце марта.
*
Совершенно отсутствую,
Внутри — тихо,
Длится не долго,
Кончается памятью.

А чем же кончается память?

март 1992 г.

























ПРО ВСЯЧЕСКОЕ САМО
Само обречено в Раю
Забытостью,
Врачующей тревоги.
Там — кулаком подпертое, курю свое —
Несомое немногим.

Им все укутанней и жарче
былось-прелось,
Хотелось знать
причиность-онемелость,
За невозможностью погнаться —
как не прелесть?
Взлететь и задержаться на краю...

И что в полете том за жажда,
что за жаль?
Неукротимость толи искалечить?
Усталости нехватка,
и при встрече
То про одно, то про другое говорю.

А безотрадью слушаться терпимей.
Все мимо нас прямолинейность ткется.
Все тянется — красивей и просимей,
И ни к кому,
как странно,
не зовется.







Оставшись же одно на перевздохе,
Само забыло тактику дыханья,
И все случилось тут:
И невесомым
несомое вдруг стало —
содроганьем и...
Лопнуло Само.

05.08.85—06.08.85

























* * *
Другой заоконный пейзаж,
Другая неизвестность впереди.
Другие люди не довольны мной.
А может быть все то же? — я другой?

Сейчас, когда покой опять пришел —
Мне насладиться бы успеть — ведь он исчезнет,
Такой приход всегда так неожиданен,
А оттого и абсолютна его ценность.
И я навряд ли в силах оценить
Всю неспособность противостоять
Затягиванию и... безразличью
К своей судьбе, что будет неизбежно

Когда каркас мой изнутри очищен —
Любая мизерность волны мне ощутима,
Внутри меня она самостоятельна — та сила,
Как будто с устремленьями своими.

Мне б только наблюдать за наполненьем;
Оберегать, чтобы не вторглась внешность,
Дать утвердиться этому движенью.

Тогда в недолгости пройдет мое терпенье.
И весь наполнюсь знаемым звененьем.
И отрешусь – подвергшийся гоненьям
За все свое, что я здесь описал.

*
А вот теперь покой опять так зыбок,
Все рассыпается хрустальное звененье,
Каркас мой рушится,
И сам я исчезаю.

Лишь плоть моя — фальшивая, чужая
Продолжит дальше это волоченье —
Движенье меж других таких же тел —
Пустых и голых оболочек духа,
Что улетучился, иль вовсе не имелся.

Вот так - то все...

И пейзаж уделали мазками
Какого-то промасленного жира,
Которым мне заляпали зрачки,
И уши закупорили...!

Н Е С Л Ы Ш У.

25.11.85























































МУЧНОСТЬ — ПЕСНЬ
Длинно-тяжкая,
Крылья-ломкая,
Вся в испарине
От желания,
Благость жжения
На лице ни чья.
Ни одуматься,
Ни просить прощать.

Сколько тратилось!
Где бралось-плелось?
Как лопатили!
А что выпеклось?
Разве ж запросто
Бросить тужиться?
Что выпрастывал?!
Та же лужица!

Милогубая,
Губосочная
Гладкоструйною
Протяженностью
Капли вязкие
Саможивные
На живот– простор
Наплощадились.
Под подол бы твой
Подбредовывать,
Да не взял с собой
Сласть медовую.



Вот сижу пишу
Душу перышком.
Довезти б к тебе
Сердце – кровушку.

31.08.87

































* * *
Доброго здравия всем
Непомнящим
Музыка здесь
Покрывалом ли слабости
Взгляд ожиданьем немерянный
Локон откуда-то взявшийся

Ты ли губами шевелишь речь
Мне ли не слышен твой шепот надежды

Бореньем уложен десятый десятый десятый
Я знаю — мы — только — сейчас

Об этом темнении шелушась
Двигать себя нарушеньем молитвы о здешнем
Дымом в ладонях улов
Упущено снова
Слово любое зло зло зло

Уши да слышат шум лишь
Ловится локтем ток вздох сон
Можно тебя спросить
Нет для тебя слов

Мимо пройдет гуд всех
Ты зацепись и останься останься останься

Я знаю — мы — толь – ко — сей – час.

15.05.92






МИМОЛЕТНЫЙ СХЕЗИС
Странно будет разлучаться,
друже.
Повторяться стала часто
стужа.
У чужого душу грею
горя
Разлететься поскорее
рою.

От чего-то возжелал стремленье
У другого — не с тобой горенья,
Подо что-то я забуду бросить,
Ни в тебя и ни в себя не скосим.

Не забуду ты найти облупья,
Кабы стало на пути заколто,
То бы снова ни чему утрыться,
Все провиду, пропуту стыднокро.

Заутыраю тыб дыб атронды
Ушилепы ыбамун натраки.

Повторяться стала часто
стужа,
Странно будет разлучаться,
друже.

08.10.87







ТЕЛЕФОННЫЙ ПОСЛЕД
Не было этого, не было!
Писем тебе не писал.
Память врала, бредила,
Скатывалась по усам.

Всякий момент вдумчивый
Трясся, дышал, ждал,
Родами выкаблучивая,
Чтоб ты вперед забежал.

И отпускал изжогою
Кайф двуединый наш,
Страсти мозгов убогие,
Раввиновский шабаш.

Слух отсыхал струпьями
И языки – в хруст.
Как не хотим глупыми!
Солнца хотим люстр!

Как улыбнуть самое?
Как одолеть звук?
Как приютить мамою
Разностность губ, рук?

Чтобы молчать трубками
Или брехать в такт,
Чтобы впитать губкою
Все, что сплелось так.
*
Мечем икру хлипкую.
Хвать моя — что дыра.
Снова меж ног липко мне.
Стало быть —
и пора.

04.02.88


































БЕСКОНЕЧНЫЙ ТРИПТИХ
I
В этом пространстве
Лист для простраций,
Тянет меня туда.
Может быть статься
Снова отдаться,
Чтоб пронеслась беда?

Тесно ли, душно?
Дрожью послушной
Я предреку затык.
Слышится зов ли?
Тычется в уши
Заиндевелый кадык.

Не разрешиться,
Не разродиться,
Сразу ли сласть придет?
Веры поспешной
Жадное рыльце
Мочится страстью, плюет.

II
К грязному солнцу
Боль запрокинув
Телкой-надеждой теку.
Вроде бы пагубь
Выборней стала,
Сна не трясет чеку.
Пробки бессловья,
Трещины взглядов
Тянут попытки вспять

Пляска бесовья,
Вязкая тряска
Крутит — мутит — не унять.

Нет притяженья,
Тянет в безумье,
Рук вырывает держ.
Жжет под ногами
Воздух чугунный,
Не нанизать на стержнь

III
Как много смысла
В словах без сути,
Еще звучащих.
Еще мой голос
К тебе несущих
Все мельче-чаще.

На сердце лягу,
Чтобы увидеть
Всю боль оттуда
Во снах-виденьях
Всю подноготность
Поперебуду.

Как много пыток
В анналах наших
Еще сокрыто.
Как много жути
И сонность страшна
Виденьем – ситом.
И эта слепость,
И эта глухость
К тому, чем дышим.
Вот будет слепок
С души продрогшей,
До дна остывшей.

В виденьях этих
Такие дали
Стекут наружу —
Не защитишься
От этой швали,
Не припорошишь.

И так случится,
И слепим сами
Букварь спасенья.
По букве каждой,
По описаньям,
По боли-тени.

Но как добраться
На ожиданьях
До той страницы,
Где будут смыты
Каналы-грани,
Слова и лица?

Где сну и яви
Не будет нужности
Расслоиться.
Где мы сольемся
И не покинем
Свою
Столицу.

записано 06.09.88




* * *
В блудном храме моем,
В заброшенном стойле любви,
Мы с тобой ни одни
Затерялись.
Вкусом грез плесневеющих,
Стоном остывших лежанок,
Строем бредем
Нестареющим.
Ткем кольчуги сердец;
Сквозь ожоги на коже единой
Дети наши сочатся
Как доноры —
непобедимы.

Дети — доноры наши.
Зачем?
Значит — месть опостылевшим предкам?
Значит — смрад отупевших харчевнь
Дымной злостью и щупаньем едким?
Разгоняй, разгоняй колесо!
Из ошметков былое не стиснется.
Зацелуем посевы взасос —
Пусть взрастет обиталище стигм конца!

Здесь — в утробе вселенских удобств,
Мы, друг другом как мхом проросшие,
Присосавшись к свежатинке наших потомств,
Додыхаем любовью и прочией ложию.
В блудном храме моем.

долго... — 06.09.88






МИСТЕРИЯ, БЛИЗКАЯ К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ,
КОТОРАЯ НАЧИНАЕТСЯ И ОКАНЧИВАЕТСЯ СЕРЕДИНОЙ
*
Да, я, конечно, все это слыхала,
И, кажется, от этого нахала,
Которого звала я, хоть не знала,
А после тень его нетрезвую лобзала...

Ему всего, бесспорно, было мало.

Его я несносимо поносила,
Пока имела безобразность силы,
А после — не могла когда словами,
Хотела взять руками и губами,
Не дотянулась и, упав о камень
Ударилась дрожащими годами.

Вернув к нему лицо в живущих ранах,
Ждала ответа не в гитарных гаммах,
А он дышал в лицо мне перегаром,
И говорил все то, что я слыхала.
*
В безумной темноте, где спать не милость,
Я вдруг услышал — дверь моя открылась,
Но не вошел никто из темноты.
Дверь скрипом петель долго ухмылялась,
А я лежал и ждал такую малость —
Кто это будет: Бог ли, Мать ли, Ты?
И вдруг
Какой-то плащ, людьми набитый,
Вскакал в дверную щель.
И это свита
На цыпочках
Взбесила дух.
Плащ шелестел в ушах трамвайным скачем,
Плащ лег ко мне в кровать и вспыхнул плачем,
И больно мне ожег уснувший слух.

И понял я тогда, как ты хотела
Отдать мне это вздрогнувшее тело,
Но не могли ладони лечь к лицу.
Как плечи, вспомнил я, твои дрожали,
А я держал в руках пустую жалость
Курящих губ, направленных к истцу.

Ты соблазняла все живою силой,
И молодость моя тебя просила:
“Убей себя, живи со мной в раю”,
Но непреклонность речи деловитой
Крушила все, что вот уж было слито...
Отпрянул я и в роль вошел свою.
*
Псалмам моим, я знаю, грех поверить,
И я закрыл заклятье брешной двери
На несмистифицированный ключ.
Да не умолкает истина любящих,
Уму понять не трудно, что обрящет
Тот — ищущий безоблачности туч.
*
Сбежала, а во след мне все кричала:
“Да, я, бесспорно, все это слыхала”...
19.01.78





* * *
И страсть ходила ходуном,
Как в обезглавленной России,
Тебя заправили вином,
Чтоб ты чужого не просила.

И от безудержности вновь:
Тобою тронутое платье,
Тобою вздернутая бровь,
И разведенные распятья.

Рукоплескание реки,
И заколачиванье окон,
И темень глаз, что так близки,
И заворачиванье в кокон.

Пространство сузилось в ничто,
В незапрокинутость раздумий,
Где взглядом — словно бы кнутом
По абсолюту
древних
мумий.

20.11.78















ПИСЬМА СМЕШАННОМУ АДРЕСАТУ

ПЕРВОЕ
Мы начинаем,
История эта чудесна всегда.
Улыбка — ее состоянье,
Звуки — ее изреченья,
Сплетенья — ее распознанья.
Вдоль кожи она протекает,
В этой истории все состоит из касаний,
И всякого героя появленье —
лишь лабиринт роднящихся зеркал.
*
Дрожанье букв в предмете на коленях,
И взгляд его
к другим уже коленям —
напротив.
В сторону улыбку посылает,
Ах, бумеранг улыбки этой
Сметает к черту все с его колен,
И больше не во что смотреть,
Как только лишь —
напротив —
ожиданье.
Как легковесен голубой обзор,
Как матово я притягаюсь,
Меня не слушаются мышцы,
Я в шлейф улыбки божьей превращен.

*
Так вы следите за моим рассказом?
И помните, что это —
“Сад расходящихся троп”*
*
Так короли играют недвижимо.
Мазки твоих очертаний —
Кто наносил их,
И почему это все еще
Не был Я?
*
Прошу простить —
я удаляюсь.
История ждет продолженья
Истории этой.



ВТОРОЕ
Слушай,
Давай почитаем мудрую книгу.
И это — мой
Подарок тебе.
Да — книгу
без ожиданий,
Да — просто,
чтобы быть рядом,
Да — почитаем
мудрую — нашу с тобой —
книгу.


*Х.Л. Борхес
И мы станем читать ее лишь
До тех самых пор,
И не дольше.
Мы запросто можем бросить
Читать эту мудрую-мудрую
книгу,
Чтоб запросто
так же
схватить ее с полки,
Когда это будет
так же
Как я сейчас
говорю в тебя: “Слушай,
Давай почитаем мудрую книгу”.
08.07.90


ЧЕТВЕРТОЕ — ПОСЛЕДНЕЕ
Все кончилось,
Я больше не с тобой,
Я не пишу тебе,
мой странный адресат.
Все было так,
как нет пути назад,
В хранимое печалью восковою.

Мой друг серебряный,
Пустой мой друг молчащий,
В тебе все чаще
буду я любить
То, что останется,
Покуда не сотрется.

Со мною ты,
Но больше кож покров
Не совпадет,
Как не достиг, бывало
Ни брызгости бывалого начала...

И с радостью
Историю свою
Про Лиру
отдаю
Истории,
Дождавшейся конца.

22.08.90



























* * *
Мы все в печали обладаем светом.
Любимой страсти растворяем контур,
Бездонностью молчащую примету
Отмыть пытаемся,
Чтоб унести с собой
Приглушенность...
Бессмысленность возни
с собой возьми
И пусть продлится рядом
Все, что избегнуть пятишься.
Возьми не умещаемое взглядом
Разноарканье слякотной мазни,
И каждый бой, несущийся кометой.
И от того разбойность окуни,
И от того забейся в угол мордой.
Мы все в печали обладаем светом.

25.08.90—28.08.90

















ЦИКЛ
“СОЛНЕЧНЫЙ УДАР НА БЕРЕГУ ГЕЛЕНДЖИКСКОЙ БУХТЫ”
Любовь — это то, что остается, когда методом исключения отбрасывают запреты. Если не верить в это, — значит, не верить ни во что”.
Кобо Абэ “Женщина в песках”

I
Сегодня все было очень.
Я нашел радио, я включил его в сеть,
И оттуда давали прогноз для меня.

Мне сказали: расслабься,
грызи бесполезное семя смелей.
Музыка здешней любви громче,
Музыка здешней любви грубей.
Смейся пустым барабанным звукам,
Смей сам, ты же можешь плугом
вздеть все здесь плугом.

Сегодня случилось странная вещь.
Волна все время дрожала
и, наконец, сбежала,
Мне недовысказав весть, но жалом,
жалом все же отравлена спесь.

II
Мне сказали: ты — отшельник,
А я их вылавливал и топтал солнцем,
Они пахли плохо, кончаясь.
Я же был вечным, как эта соленая лужа.
Мы с ней дружим

Совсем не впервые,
И эта связь — порочна,
Она вредна духу стихии,
И лишь железам молочным,
Им нужен весь этот сок,
Которым весь я истек.
Я пахну плохо, кончаясь.

III
В моих словах нет лжи. Знай:
Когда вот так лежишь на камнях светского дня,
Помнишь забытый рассказ для глаз
Как обнажается ложь тела, которого нет
Ни рядом, ни, может быть, даже уже... (нет).

IV
Я не скажу, что страшно. Просто,
Неверное, это опасно рассудку,
Если его сохранить еще сутки
В этих сгустках души-суки. Вспомни:
Ты смотрела насквозь. Это
Дубеющим мышцам скользко от соли
Моего монотомного лета. И, Боже,
Никто, никто, никто...
Какое слово…!
Не сможет, не сможет.

V
Я обнаружил, что больше
нет тебя. Есть страх перед памятью. Он тоже
колышется маятником,
Как делали ты и я,
Когда были рядом.
Звуком, плотью, взглядом,
Внутрь-наружу,
Мельче-глубже,
Сбросив стружку тряпья.

Теперь — стужа.
Море впервые покрылось льдом.
Но я не знаю, в какую сторону нужно
Идти по нему, чтобы быть вдвоем.

VI
И я не уверен, верно ли,
Что существует звук “Мы”.
Может это коровьи перлы?
Они мне видимы и слышимы.

VII
Мне кажется, я рассказываю
О том, чего нет.
Вот как оказывается сказывается
Сснеженный нами бред.
Я делаю фотографию,
Я оставляю след,
Склизкую эпитафию на
не долетающий свет от тебя.
Мне странно, что это
все еще делаю я.

VIII
А ты — это что?
Миф с другой стороны карты,
Ты — это сто раз вздревленная мышца
Внутри клетки тела, слева.
Ты — мантра,
Но я не могу


Звук “Му” мычать каждый час,
а теперь уже чаще.
Мне ничего не дают в этой чаше
Людского месива.
Они считают, что это сделаешь ты,
Им весело.
Но ты — что это?
02.09.90

IX
Я представляю тебя здесь во всем этом.
Длинную кобылицу
Со всегда готовым входом.
Но сейчас твой вход заброшен или
Сменил вахтера. Летом
Ты прекрасна, как и зимою
Своей неодетостью рядом со мною.


X
А сейчас холодно и нет пота. Ты разогрета
тычками чужого хлыста,
И силишься глазом скосить — кто там?
Так неумело уздой рвет уста. И хочет
галоп ощутить, привстав.
Он не спросил меня о норове,
И какой запах должен быть
Когда едешь в гору
Или когда хочешь плыть.
Он благодарен тебе понурой,
Что, дрожащими ляжками сжимая бока
Едет впервые своим аллюром,
Не перейдя в нашу рысь пока.
Он хочет делать это чаще,
Биясь всем телом, когда залезает.
Нет мига слаще,
Но он не знает.
Ладонью своей набрякшей ласкает
гриву тебе — как
благодарность от седока.

И ты фырчишь послушная, робкая,
Испустив столько цимуса на его правление.

А у меня здесь нет ни пробки, ни примуса —
Ни закрыть вино, — ни сварить варенье.

Я ем зеленый инжир с ветки,
И мне кокетки поднадоели
Своей некобыльностью с норовом едким.


XI
Я крепко держу себя за то место,
Которое, увы, не так веско сейчас,
в моем монологе с тобой.

Вот так — помешивая им воздух,
Слышу свой собственный вздох,
Делаю сам себе пас
Губами рук своих,
Языком собственных глаз. И вот
Затменье... звук... разрядка...


XII
По общему мнению
Это гадко —
Твое отсутствие здесь
В этот момент сладкий!
Я утираю живот тряпкой платка.
Ты не завидуешь моим тапкам?
В них тоже попала слюна
Моего монолога с тобой...

Я слышу музыку и она
Меня отвлекает в покой.

XIII
Я еле улегся и вот опять
Ты начинаешь там скакать.
Я умоляю тебя, ну хватит,
Ну, забастуй — я хочу спать.

03.09.90—04.09.90



























* * *
Глаза полны сна
Жена шепчет чужое имя
Каменный диван подо мной
Комар собрался в очередной полет за моей кровью.





























* * *
Но так.
Влекомый прелестями карм,
К бессмертию, ползущему к ногам,
С тобою,
незаконченность моя,
Сквозь плясскую шуршащесть бытия.
*
Сроднимся на секундочку труда,
Где память —
неостывшая звезда, еще появится
и станет темя греть,
Пушистая и ласковая плеть.
Со мною рядом —
руку протяни,
Там я один,
Там мы с тобой одни,
Там нас с тобой безмерное число,
Держащихся за мерное весло, чтоб каждому...
Стук сердца уступить,
Уласковить надтреснутую нить бессмертия,
Бегущего от нас,
Не пойманного здесь в который раз.
*
Устроиться в исчезнувшей ночи,
Последним звуком упростить —
Молчи,
чтоб
плясская шуршащесть бытия
с тобою,
незаконченность моя.
28.05.91






НА ЮГЕ — ДОЖДЬ
Когда звуки ночи живут во мне,
И все скоровечно огнем сна,
И ведьма любви унеслась во вне,
Тогда
я встаю и бурчу – Весна!
Пришла
и прорвала мне пасть дождя,

Сквозняк ожиданья прогулки душ,
Теперь-то и сникнуть
вот так — ждя,
В эту несказанную чушь.

Там — сквозь соседство уставших тел,
Вышел, как кончился — пролетел
Мимо
успевших поднять глаза
Милых,
держащихся сон за.

Я-ж-у-хо-жу.

*
И да.
Я пришел в царство странностей,
Там бродят мои одиночества,
Довольные брызгами новостей,
И лязгают чаем пророчества.
Сажусь
и вдыхаю табачную сласть,
Нежность улыбок,
Речей масть,
Всем подхихикивая огня,
Высвобождаюсь,
себя мня
Взмукой залетною...
Глаз уклад
лижется коликами в надсад.

Все. Не выдерживаю сна,
Весь топорщусь,
Весь сплошной знак.
Боже, ну что ты внедрил в меня?
Я то, ведь, тоже —
вода дня.
Весь протекаю,
В меня — не сесть.
Я зарекаюсь,
что смерть есть.

*
Где эта тихость — ветров дуй?
Вечна ли дикость косых струй?
Что вместо солнца? Ответь мне!
Как ты ни капай,
А я — в огне.
Душно.
*
Я открываю зонты любви,
Ты продолжаешь —
Тебя лови
Ртом.
*
Слышу зовешь,
Говоришь: “Ко мне.
Кончусь, когда попадешь на не-
бо-льно не будет.
Идешь? Нет?
Ну что ж ты за мудень?
Сгоришь, ведь, в огне”.

Скушно.
*
Странствие зря. Перегной, ил.
Ты хоть кого-нибудь да любил,
Объединялся, стекал внутрь,
Чапал ступеньками вед, сутр,
Рыпался поиском, злил плоть,
Нюхом проклевывал вывороть...
Сдался.
Обкакался.
Странствие зря.

Что и осталось?
Любовь да друзья.
И небо.
Плачет.
Вода в огне,
Когда Звуки ночи живут во мне.

10.06.91












* * *
На смутной грани этой стороны,
Запущенный неведомой рукою,
То там, то сям бродить уныло.
Не обретая призрачный покой.

И продираясь всякий странный раз
Сквозь эту грань,
по лезвию скользясь.
Не разумея, — чья хмельная воля
Устроила отсутствие покоя,
И веря в этот странный нрав,
в конец концов,
Здесь воздуху набрав,
Туда быть посланным окажется пора...

Смешно и странно подчиняться,
чтоб опять,
Добравшись на коленях —
не понять
зачем?
Спросить кого,
увидеть бы лицо
Его.

А ведь оно пред кем кому какое.
Хоть, впрочем, улыбается оно или смеется,
Нам, здесь бродящим в поисках покоя,
Не обнять
Премудрую способность подчинять,
Лишь подчиняться мыслимо неймется
на смутной грани этой стороны.

Готов ли ты не видеть больше сны?
Да и не спать, бродя туда-сюда,
Вкушая блеф разумного труда,
И наслаждаясь, будучи гоним,
И жаждой даже иссыхая перед Ним.
Выпрашивая всякий странный раз
Чего-нибудь устроить напоказ.

Пока мы все единым строем не поверим,
Что вечное броженье сквозь пространства —
И есть то самое смешное постоянство.
И есть покой всегда открытой двери,
И приглашения по лезвию пройтись
Прогулочным, дышащим шагом
С улыбкой полоумного бродяги,
Мечтающим остаться навсегда
Во власти этого насмешника —
Труда.




















Содержание
“Перелеты...” 3
“Проснувшиеся бережно тревожат спящих...” 5
“Сегодня в городе запахло полигаммой...” 7
В предпоследнюю ночь уходящего года 9
Зимний интроспекционизм 11
“Наступите мне на горло...” 13
“Слишком громкие секунды...” 14
“Здравствуй, ласковость моя...” 16
“Гуляем по миру...” 17
“... Не заметим то...” 18
Вывернутое 20
“Тихо скребется в ночи птица...” 22
“Изо дня в день...” 23
“Длинный проход по галерее...” 24
Про всяческое Само 26
“Другой заоконный пейзаж...” 28
Мучность-песнь 31
“Доброго здравия всем...” 33
Мимолетный схезис 34
Телефонный послед 35
Бесконечный триптих 37
“В блудном храме моем...” 40
Мистерия, близкая к действительности,
которая начинается и оканчивается серединой 41
“И страсть ходила ходуном...” 43
Письма смешанному адресату 44
“Мы все в печали обладаем светом...” 48
Цикл “Солнечный удар на берегу
Геленджикской бухты” 49
“Глаза полны сна...” 55
“Но так...” 56
На юге — дождь 57
“На смутной грани этой стороны...” 60










































Болдырев Константин Михайлович

НАСТРОЕНИЯ

Художественное оформление О.М. Бегак
Компьютерный набор Е.В. Егорова
Компьютерная верстка О.М. Бегак

Сдано в набор 26.10.98. Подписано в печать 13.11.98.
Формат 70Х100/32. Тираж 500 экз. Уч.-изд. л. 2

Издательство “Элмор”: 199026, С.-Петербург, а/я 868
E-mail: elmor@infopro.spb.su.

Отпечатано в типографии АНО “ЦДР ВО”


 
****

У этого нет начала…


В тюрьме ли, в подполье,
Но рядом с тобою…
Дотронуться взглядом,
Звуком дотечь…
Пустынною поступью паранойи
Встряхнула пространство желаний картечь.

Смотрела далёко,
Молчала надменно,
И профиль показывала исподтишка,
И сила тянула припасть на колено,
И сердце боялось дождаться смешка.

Ты двигалась бурно.
Ты близилась больно,
Подглядывать можно –
Увидеть нельзя,
С тобою хотелось
Бравурно и вольно,
С тобою моглось
Только тихо и зря…

Свобода затменья меня обуяла -
Во взоре теряться и в мыслях тонуть,
Ты, солнце, уставшее ждать загара,
Мою не допросишься кожу лизнуть!

Так каждый захочет
Так каждый заплачет,
И каждый свернется в калачик уснуть…

Но ты ж
изартачишься,
Сможешь, тем паче,
Сквозь ушко игольное в млечность шагнуть!

В тюрьме ли, в подполье, но

рядом с тобою…


16.03.2005