"Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор - лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада".
(Ш.Бодлер)
Кто знает насколько завораживающе красив восход в предгорьях Альп, никогда не пожелает себе лучшего места для пробуждения. Лишь только первый луч солнца коснется подножья гор, и золотые, теплые нити опутают каждую травинку, лишь только заблестят сонные глаза цветов, лениво пытаясь стряхнуть со своих благоухающих лепестков капли росы, а легкий ветерок пробежит по пока еще дремлющим волнам моря – рождается звук, звук, который хорошо знаком, пожалуй, любому деревенскому жителю в бесконечных майских заботах, но который может вывести из задумчивости городского студента, несущего под мышкой очередную стопку книг. Кажется, что он звучит издалека, и тогда его можно спутать с легким ворчанием лопастей вертолета, но вот он приближается и атакует ваш мозг – громко, однотонно и, пожалуй, как-то обреченно летит на вас этот металлический жук. Да, это именно он – майский жук. Летит, разрезая твердыми коричнево-оранжевыми надкрыльями воздух, торопится по своим делам, натыкаясь на предметы. Со стороны это может показаться беспорядочным и возможно даже глупым полетом, полетом существа, который сам толком не знает: куда ему лететь и зачем. Однако это не так или не совсем так. Вот был у меня один знакомый жук...
«Жужжать всегда, жужжать везде до дней.. Ой! Как больно! Бездумные двуногие существа! Куда только не добираются ваши длинные цепкие руки! (Возмутился старый жук, пытаясь понять степень поражения задних лапок, наткнувшихся на осколки стекла, почему-то мирно лежащих на прибрежных камнях). Ох, мои бедные, старческие лапы! Этот жжжестокий мир так несправедлив к нам, жжжжукам. Впрочем, о чем это я? Ах, да! Сегодня жжже день рожжждения моей кузины и воскресенье. Ах, какая досада! Все рынки должжжно быть закрыты, и будет совершенно невозможжжно достать столь любимый ею мед. Однако жж хорошо, что я проснулся с восходом, ведь столько еще нужжжно сделать! Ну, во-первых, не забыть о подарке, думаю, что сок из побегов одуванчика и пыльца из ромашки a la naturale, ей должжжны будут понравиться. Во-вторых, залететь проведать старую мать-муху, ее давно никто не навещал. Ну и конечно попросить лавандового масла у шмелей, уж больно хороши соевые пирожки моей жены с этим ароматным маслом!».
Так размышлял мой знакомый, летя по бесконечным долинам предгорья, задевая тяжелыми крыльями нежные цветы лаванды. Небо было столь многообещающе голубым, а солнце улыбалось такой по-детски наивной и радостной улыбкой, что невозможно было остаться равнодушным к игре солнечных зайчиков на утренней глади моря, к еле уловимому аромату лавандового масла, которое, суетясь, спозаранку заготавливала каждая уважающая себя семья шмелей, к пугливому щебету здешних птиц, боящихся привлечь внимание змеи своим неугомонным хором, к легкой сиреневой дымке, сползающей по дальним склонам гор к морю. Мир дышал нежностью и покоем. Лишь иногда по склону горы скатывался маленький камешек, случайно задетый кем-то из животных, да перешептывались на ветру листья карликового клена и, казалось, что эти звуки и звук работающих крыльев жука сливаются в единый природный хор в этой безлюдной и тихой местности.
Надо отметить, что мой знакомый был из уважаемой всеми семьи. Отец его, будучи еще молодым жуком, стал организатором некоего революционного движения насекомых против «двуногих варваров». Эта война была объявлена людям еще с незапамятных времен, когда они пытались вторгнуться в здешние, далекие от цивилизации места и установить здесь свои законы. Мягкий, теплый климат, насыщенный морскими испарениями воздух, способствовали росту всевозможных растений, в том числе и культурных. Однако «двуногие варвары» не могли признать превосходство «мелких, пакостных насекомых» над собой, они начали истреблять все царство здешних жителей – пчел, ос, шмелей, мух, муравьев, жуков, гусениц, мокриц, кузнечиков, саранчу и других «не менее вредных насекомых» коснулась грубая, тяжелая рука Человека. Все пригодные для выращивания культурных растений поля и предгорья были предварительно опрысканы химикатами. В результате погибли не только тысячи насекомых, но лишились еды и более крупные животные, питающиеся ими: кроты, мыши, землеройки, птицы… Молодой жук, отец моего старого знакомого, был видимо, рожден, что называется «в рубашке». Ему не только удалось выжить, но и благодаря его недюжинному уму и смелости, он был выдвинут всем альпийским сообществом на пост «нашего предводителя и защитника от двуногих варваров».
Не стану утомлять читателя подробностями тех многократных битв, чьи отголоски еще и по сей день будоражат теперь уже напуганные и осторожные умы здешних обитателей, однако, хочу заметить, что все ж таки на бесконечных зеленых коврах Альп был восстановлен мир. Все реже и реже можно было встретить выражение – «двуногий варвар», лишь только старое поколение, да ветераны войны помнили подробности тех страшных дней, которые заставили трепетать от ужаса не одну семьи муравьев или, скажем, жуков. Поэтому легко можно было понять то неприятное удивление, которое испытал мой знакомый, летя в то прекрасное солнечное утро по родной земле и неожиданно наткнувшийся на разбитую бутылку.
***
Жаркое полуденное солнце Великих Альп! Как ты беспощадно к маленькому двуногому существу, что бредет, не разбирая дороги, понурив голову. Как жестоко твои лучи впиваются в его голую спину и ноги! Как больно ранят глаза твои золотые нити! Худые ноги «обласканы» поцелуями чертополоха и укусами пчел, желудок третий день не знает пищи. Как робко ступают твои ноги по нагретым зеленым коврам, с какой надеждой и тоской стучит маленькое сердце.
«Ах, что за ужжжасный миражжж! Видимо я ужже перегрелся на солнце, что мне мерещатся «двуногие варвары»! Этого просто не можжжет быть! Глазам своим не верю! – жужжал мой знакомый, видимо, очень взволнованный увиденным.
По горной тропинке, извивающейся тонкой змейкой к водопаду, спотыкаясь о камни, шел маленький мальчик, чье худое тельце было искусано насекомыми. За ним, дружелюбно помахивая черным хвостом, бежал пес, то и дело останавливаясь перед очередным ярким цветком или бабочкой. Это был довольно яркий контраст между худым, явно чем-то озабоченным созданием, бредущим, куда глаза глядят по красивой, обласканной солнцем и небом горной тропе.
«Очень жживописная пара, ничего не скажжжешь, интересно, что они забыли в наших местах? Фу! Убери свой мокрущий нос от моего нового камзола! Ну что за наглость, помилуйте! Дерзкое жжживотное!» – прожужжал жук, отмахиваясь лапками от любопытного собачьего носа. Между тем, мальчик уже обратил внимание на странную возню собаки и обернулся посмотреть, что происходит за его спиной. Картина оказалась забавной. Огромный майский жук, то, взлетая, то, опускаясь на собачью спину, уши и нос, казалось, то ли дразнил пса, то ли наоборот не мог избавиться от его назойливого любопытства. «Джеки, фу!» - воскликнул мальчик, пытаясь отвлечь внимание собаки притворным мяуканием. Несмотря на долгую вражду между человеком и насекомыми, в те далекие времена и насекомые и человек понимали язык друг друга – вот почему для мальчика не составило особого труда понять речь жука, обращенную, судя по всему к нему.
«Что за нечистая принесла это двуногое существо в наши жжживописнейшие места? Что потребовалось этому маугли от нашего сообщества? Неужжжели ты не знаешь, маленький варвар, что ваша власть ужжже не распространяется на здешних лугах? Что вам еще нужжжно от нашей большой дружжжной семьи? От вас только и жжжди бед. Не вздумайте дажжже думать о том, чтобы снова захватить наши прекрасные горы, поля, водопады! Или вам малого того, что было в то далекое, скорбное время?» Такую речь вел жук, а лицо мальчика, слушавшего его, становилось все грустнее и грустнее. Еле сдерживая слезы в голосе, мальчик ответил: «Видите ли, уважаемый господин майский жук, я, конечно, прекрасно понимаю ваше отношение к нам, людям, мама не раз мне рассказывала об ужасах, которые творились на этой земле и поверьте, мне ужасно жаль, что все так получилось. Но…»
***
«Что с тобой, Мак? Проснись!» - В небольшой деревенской комнате, поглощенной во мрак, выделялись силуэты двух мальчиков. На лице одного из них лежала зеленая тень луны отчего оно казалось еще более бледным, глаза были устремлены к небу, щеки были солены от слез, а губы беспрерывно что-то шептали. «Ну что ты плачешь, тебе приснился плохой сон? Не молчи, пожалуйста!» - казалось, что старший брат был действительно встревожен происходящим. Он уже не в первый раз обращал внимание на странное поведение брата – тот никогда не играл с мальчишками, вечно бродил один или с хозяйским псом по полям и всегда плакал, как девчонка, если узнавал, что ребята в очередной раз «поигрались» с тем или иным животным или насекомым. А иногда ни с того, ни с сего начинал скороговоркой говорить на каком-то странном старом наречье. Вся деревня считала его безумным и возможно оно было и так, но ведь то был его брат…
«Что с тобой происходит, Мак?» - допытывался старший брат, подойдя к кровати своего младшего брата. «Со мной?» - лицо мальчика вновь потонуло в зеленом свете луны, и странная улыбка чуть коснулась уголков его губ – «Ты знаешь, Дэн, мне приснился странный сон, я не могу тебе о нем рассказать, но мне так не хотелось просыпаться!» «Мак, не глупи! Куда делся мой королевский жук?» - мальчик уже вскочил с кровати и с фонарем в руках шарил по ночному столику в поисках пропавшей коробочки с только что пойманным насекомым. «Ты о чем?» - в свою очередь удивился младший брат. «Мак, не строй из себя идиота! Если я его не найду…»
***
Над Альпийскими горами царила ночь, тихая июльская ночь: листья прервали свой оживленный разговор, птицы дожидались восхода солнца, уснув на руках у деревьев, пчелы закончили свой очередной рабочий день и теперь мирно спали в своих ульях, даже неугомонные муравьи, казалось на время забыли о своих нескончаемых заботах, а звезды улыбались, улыбались проплывающим по глубокому ручью жуку и мальчику, оживленно беседующих о чем-то своем…